Вот и нет меня на свете.В мире тишина.Все в свои поймала сетиБелая луна.Сад поймала, лес поймала,Поле и жнивье.Озарила, осиялаКладбище мое.А на самом-то на делеВсе в заре, в цвету,Я себя сквозь все неделиГордого веду.Не уйду, ступив со света,Не оставлю дня,Но — пока зависеть этоБудет от меня.1961
«Можно жить и в придуманном мире…»
«Можно жить и в придуманном мире», —Мне сказали.Но правда ли это?Можно в мире?Как в греческом мифе?Как в легенде?Как в шутке поэта?Можно? Это не сложно.Ребенку,На рассвете.На девичьем утре.Но когда ты вдеваешь гребенкуВ настоящие взрослые кудри,Но когда что-то кануло
в шири,А пороги лишь ветром обиты,Можно ль плакать в придуманном миреОт придуманной горькой обиды?Я себе хорошо представляю,Как по детскому зову преданья,Как по знаку мечты оставляюВсе мирские дела и свиданьяИ вступаю в придуманный город,В сад придуманный, милый до дрожи.На придуманном озере гоготЛебедей.Я придумал их тоже.Я придумал и даль, и округу,И подругу придумал, и брата,И врага сочинил я, и друга…Ты конечно же не виновата,Но заметил я, душу очистивОт земного, приняв неземное,Тень летит от придуманных листьевНа мое безысходно земное,Где не может пока что по маюЦвесть сухумская роза в Сибири…Но не думайте, я понимаю:Можно жить и в придуманном мире.1961
Воспоминание о кресте
Я наконец добился своего.Меня узнать не могут те и этиЗа то, что я, один как перст на свете,Живу превыше блага одного.Вначале было так: средь слез и свар,За то, что к сердцу принял все живое,Все веры и черты приняв как дар,Я из родных был выведен в изгои.Затем я был последнего лишен.В моем дому ветра заголосили.И так я был обидой оглушен,Что мне колдуньи зелье подносили.Однако доброй дружбы торжествоЯ испытал, когда собрата встретил.Но я обидел шуткою его,Желая быть, как он — в то время — весел.Он был моим. Но не был я своим,Как оказалось.Я права превысил.И мысль пришла: а что, если, как дым,Метнуться вверх от этих душ и чисел?Но был я слаб.И руку на себяПоднять не смел.Она как плеть висела.И мысль пришла: все, чем живу, любя,Обидеть так, чтоб хоть шурупы в телоВвинтили мне всем миром: что там ждать!А вдруг не станут — как, зачем, откуда?Пойти в Горсправку? Объявленье дать?«Мне тридцать три. Я жив. Ищу Иуду».1961
На улицах старого Братска
На улицах черные лодкиПрикованы к серым столбам.А ветер, гудя в околотке,Отчаянно бьет по губам.Он хочет до сердца добратьсяИ свой передать ему хмель…На улицах Старого БратскаЕдва ль не последний апрель.Я вижу дома и заборы —Они и темны и стары,На плотных воротах запорыПочти позабытой поры.Но жизнь и за старым заборомБушует, полна новостей,Со всем ее полным наборомВеликих и малых страстей.А дело-то, видно, не в малом,Коль в собственном доме народЗдесь, как на дворе постоялом,Которое лето живет!И почвы глубинная встряска,Сердца будоража до дна,На улицах Старого БратскаКак буря морская, слышна.Ведь все, что казалось немилым:Осевшие набок дома,Сараи, — подернется илом,Уйдет из души и ума.И что-то заветное тожеУйдет для кого-то на дно,Но если любимо до дрожи, —Всплывет из забвенья оно.И вижу я первое утроНедальнего первого дня.Волна над заборчиком утлымВскипает, шипя и звеня…А ветер, волнением полный,Гудит и гремит, верховой,И светлые тучи, как волны,Летят над моей головой.1959–1961
«Я забыл свою первую строчку…»
Я забыл свою первую строчку.А была она так хороша,Что, как взрослый на первую дочку,Я смотрел на нее не дыша.Луч по кляксам, как по чечевицам,Колыхался. И млело в груди.Я единственным был очевидцемПосвященья. Тот миг позади.Но доныне всей кровью — в рассрочку —За свое посвященье плачу.Я забыл свою первую строчку.А последней я знать не хочу.1962
«Хотел бы я долгие годы…»
Хотел бы я долгие годыНа родине милой прожить,Любить ее светлые водыИ темные воды любить.И степи, и всходы посева,И лес, и наплывы в кровиЕе соловьиного гнева,Ее журавлиной любви.Но, видно, во мне и железоСидит, как осколок в коре,Коль, детище нежного леса,Я льну и к Магнитной горе.Хочу я любовью неустнойСлужить им до крайнего дня,Как звездам, как девочке русой,Которая возле меня.1963
Метаморфозы
Мир детства. Заборы и лужи.Ручьев перекрученных прыть.Я стал понимать его хуже.И лучше о нем говорить.Но как я хочу разучитьсяИ
в мире заведомом томТайком от людей воплотитьсяВ какой-нибудь старенький дом!И влажно глядеть в переулок,Листвой заслонясь, как рукой,В какой-нибудь там АщеуловИль Подколокольный какой.И знала б одна только осень,Что это ведь я под числом,А вовсе не дом номер восемьСтоит, обреченный на слом.А в час, как в иные строеньяМои б уезжали жильцы,Я им ни на миг настроеньяНе портил бы: мы не юнцы.Мы дети отжившего века.Старинные особнякиДля новых идей человека,Наверно, не столь высоки.Я просто, приветствуя силы,У свежего рва на краюПропел бы им, как клавесины,Прощальную песню свою…Оранжевых листьев пиковки,Сентябрь начинает с туза.Я — старенький дом на Покровке —Гляжу сквозь больные глаза.Но — верный испытанным пробам —Я тут же, почти не скорбя,Бульдозером широколобымБесспорно иду на себя.1962
«Этих первых узнаю…»
Этих первых узнаюЗаморозков речь я.Снег валится на скамью,На Замоскворечье.На сырую желтизнуУлочек Ордынки,На тебя, мою звездуВ привозной косынке.Зачернелись оттогоГолые деревья…Так смотри же ты в негоХоть до одуренья.На мой кожаный рукавГолову откинув,Улыбайся, запропав,Колеси в лавинах!Не стесняйся, впопыхахПрикоснувшись к раю,Что витаешь в облаках.Я с тобой витаю.Белый, синий, сизый пух,Белая бездонность!Так захватывает духПервая влюбленность.Так морочит май — любитьВ лунах юных, росных(Словно бабочку ловитьВдалеке от взрослых).Говорю я, а снежокТает, тает, тает…Твой целует сапожок,К ручке припадает.Оставляет и скамью,И Замоскворечье.Этих прежних узнаюЗаморозков речь я.С их дыханием тудаМы с тобой вернулись,Где в далекие годаЛихо разминулись.1962
«Не уважаю неревнивых…»
Г. Маргвелашвили
Не уважаю неревнивых.Им, равнодушным, все равно,Когда, какое, чье зерноВзошло на их, не чьих-то, нивах.Не уважаю неревнивых.Они без прошлого, без горя,Они без поля и тоски.Они живут не по-людски,С любимой женщиной не споря.Не уважаю по-мужски.Я сознаю свою беду:Не уважаю неревнивых,Всегда слывущих за счастливых.Люблю пристрастных и спесивыхНа горе женскому стыду.Я завещаю сыновьямЛишь ту безжалостную ревность,Чья роковая повседневностьРождает будущее нам.На почве родственной осев,Я потому твержу о нивах,Что презираю неревнивых,Люблю свой собственный посев.1963
Сальери
Сальери, мастер в высшей мере,Лишь одного не разумел:Что сочинять умел Сальери,А слушать нищих не умел.Сальери думал: он не знает,А Моцарт видел. Моцарт знал,Какая слабость наполняетНеукоснительный бокал.Сквозь лести гордую улыбку —Не просто зависть и расчет —Он видел первое: ошибку,Что спать Сальери не дает.Он отвернулся.Пусть насыплет.Да, Моцарт — бог.Бог чашу выпьет.Избыток жизни! И вовекиУбийства люди не простят.А бред о черном человеке,А прядь на лбу, беспечный взгляд…Бог может искушать судьбу.Но ведь свою! Бессмертен в вере,Суровый Моцарт спит в гробу.А что без Моцарта Сальери?1963
Любовь
Утешь меня.Скажи мне: все неправда.И я поверю.Я хочу поверить.Я должен верить через «не могу».На отдаленном синем берегуМоей реки, зовущейся Непрядва,На камушке сидишь ты. Злая челядь —На противоположном берегу.Утешь меня.Скажи мне: все, что было,Случайность, наважденье, не закон.И я влюбленно, а не через силуТебе отвечу русским языком.Утешь меня.Чтоб впредь не попрекали.Ведь я силен.Еще сильней — со зла.И я погибну на реке Каяле,Чтоб ты, как Русь, как девочка, жила.1963