Фаворит. Том 1. Его императрица

– - По первопутку обозы тронутся, -- обещал Голенищев.

Прошке Курносову он велел кафтан справить.

– - И волосы обкорнай покороче, паричок заведи недлинный, чтобы буклями парижскими за русские елки-палки не цепляться.

Впервые в жизни Прошка получил прогонные деньги, на станциях ямских являл подорожную -- как барин! Кони бежали легко...

4. НЕПОРОЧНЫЙ ЛЕС

Ах, Казань, Казань! Золотая твоя голова...

Разом грянули колокола соборные, с минаретов завыли муэдзины татарские -- пора и день начинать. Вот уж не думал Прошка, что загостился в доме лейтенанта Мамаева, который Казанским адмиралтейством ведал. Курносов мамадышский лес в Петербург уже отправил, теперь корабельную древесину надо из Казани забрать. Хотя Мамаев был здесь вроде дяди Хрисанфа в Соломбале, но в Казани все иное -- дворянское. Казачок платье чистил, умываться давал, у стола Прошке лакей прислуживал. В обширной горнице стенки украшали темные, как иконы, парсуны давние -- с них взирали на юное поколение предки мамаевские. Висел и список пергаментный: на нем изображен был павший замертво рыцарь, из живота которого вырастал дуб с ветвями, а в золотых яблоках были имена потомков его начертаны. Хозяин настырно в комель дуба указывал:

– - Вишь, вишь! От самого Мамая происходим.

– - Так Мамая-то мы на поле Куликовом чесали.

– - И что с того? Мы и московским царям служили. А ныне я в ранге-то лейтенантском -- попробуй-ка, дослужись...

Ели дворяне сытно, рыбу да медвежатину, на столе икра гурьевская, на десерт -- желе лимонное с вином "розен-бэ". Соловьи заливались в соседних комнатах, а кот был на диво умен. Мамаев хвастал, что казанские коты самые разумные на Руси, по указу Елизаветы котов для нее только из Казани ко двору поставляли.

Данила Петрович Мамаев встал и повелел:

– - Умри, Базиль!

Кот мигом соскочил с лавки, брякнулся о пол, члены свои вытянул, хвост трубкой на сторону откинул и глаза блудливые в притворстве зажмурил.

– - О-о, не делай всех нас несчастными!
– - возопил тут Мамаев, руки заламывая, и кот живо воспрял, за что и был вознагражден осетринкою.

– - Да, ума у него палата, -- согласился Прошка.
– - Но вот у нас в Соломбале коты эти самые прямо чудеса вытворяют. Своими глазами видел, как один рыжий верхом на собачке Двину форсировал, дела котовские в городе сделал, всем кошкам знакомым визиты учинил, откланялся и обратно на собачке домой приплыл...

Хорошо жилось в Казани! Но особенно радовало Прошку сияние глаз девичьих, которые уже не раз замирали на нем. Анюточка Мамаева была пятнадцати лет -- уже невеста, и, когда Прошка похвалил сияние ее глаз, девушка сказала, что глаза у нее не папины:

– - А от мамочки, коя из породы дворян Рославлевых.

– - А я имею честь из поморов Курносовых быть!

– - Вы, сударь, фамилию свою вполне ликом оправдываете.

– - Что делать? Курносые тоже сердце имеют...

Прошка и намеки всякие пробовал уже делать:

– - Вы кого-нибудь любите ли, сударыня?

– - Маменьку.

– - А еще кого?

– - Папеньку.

За такую осмотрительность Прошка ее похвалил:

– - Но я вас, сударыня, об иной любви спрашиваю.

– - Ах, сколь вы привязчивы, сударь! Да у меня ведь родня-то изобильная: и тетушки, и дядюшки -- мне есть кого любить.

– - А вот, скажем, если бы муж у вас появился...

– - И не стыдно вам такое мне говорить!

– - Любили бы вы его, сударыня?

– - Ежели родители прикажут -- конечно же.

– - Очень мне трудно, сударыня, беседу с вами вести...

На этом Прошка разговор о любви пока закончил.

Адмиралтейство же на реке Казанке стояло, место звалось Бежболда (по-татарски "семь топоров" означает). Матросы казанские из татар были набраны, на Волге они воевали с разбойниками, да и сами от разбойников мало чем отличались. Прохор Акимович начал браковать деревья, выговаривая со знанием дела, благо дело тиммерманское с детства ему привычное:

– - Сучок крапивный -- к бесу, откатывай! Табак с рожком -негоден. Ух, свиль-то какой, будто сама ведьма скручивала... Косослоя много у вас. Метик, отлуп -- сколько ж браку вы запасли! На што лес-то губили? Нет у вас в Казани порядку...

Все штабеля раскидал, отобрав лесины только добрые: их сразу клеймили с комля тавром адмиралтейским. И не знал парень, что, бракуя деревья, наживает врага себе лютого.

– - Вот ведь как бывает!
– - упрекал его Мамаев.
– - Ты с человеком со всей душой, последнее готов ему отдать, лучшего куска не жаль, а он... Зачем же ты, сынок, обижать меня хочешь?

Прошка и не думал обижать отродье Мамаево.

– - Данила Петрович, -- отвечал он, -- гнили-то разной и на питерских верфях хватает. На что мне лишнюю из Казани таскать? Я ведь не для себя -- для флота нашего стараюсь.

– - Вижу я, какой ты старательный! Нет того, чтобы уважить хозяина, который приютил, обогрел, поит да кормит...

Ложась спать, Прошка обнаружил под подушкой кисет с десятью рублями. Едва утра дождался -- вернул хозяину:

– - Уж не потерял ли кто? Возьмите.

– - Я ведь от добра, -- сказал Мамаев.
– - Ты человек незнатный, едва из лаптя вылез, щей валенком нахлебался, так зачем мзду мою отвергаешь с таким видом, будто я враг тебе?

Тиммерман понял, чего домогается душа Мамаева: ему бы только тавро на лесе проставить! Но совесть свою парень не запятнал:

– - Денег от вас не возьму. Есть у меня деньги, нет у меня денег -- я лучше не стану. Детишки по лавкам еще не плачут, жена конфет не требует, с чего бы я волноваться стал?

– - Эх, дурак ты дурак!
– - окрысился Мамаев...

На беду парня, Анюта дозволила ему поцеловать себя. И так им целование понравилось, что, не раздумывая, оба в ноги отцу повалились, прося благословения. Мамаев сказал:

– - Это кстати! Сейчас благословлю вас...

Взял лейтенант дочку за косу, намотал ее на руку и поволок в чулан, где и запер. А жениха шпагой на двор выгнал.

– - Эй, служивые!
– - крикнул.
– - Давайте бою ему...

Матросы казанские набежали в столь изрядном количестве, в каком Прошка их даже на верфи не видывал. Стали они метелить сироту поморскую с такой небывалой поспешностью, что не успевал отмахиваться. А лейтенант, хозяин очень гостеприимный, вокруг бегал, девизы злодейские возглашая:

– - Бей холопа! Жарь семя навозное... Мы-то от самого Мамая корень ведем, а он откель взялся такой? Бей...

Избили и разбежались. Мамаев в доме закрылся.

Прошка поднял с земли камень, шарах -- по окнам.

– - Эй ты... адмирал из лужи!
– - крикнул он.
– - Меня уж так били, как тебе, дураку, и не снилось. Но помни: еще все локти изгрызешь себе, будешь в ногах у меня валяться...

Всадил для верности еще два камня по окнам и ушел.

Жаль, конечно, Анютку! Уж больно глаза красивые...

Прошка Курносов доставил на верфи столицы восемь обозов с чудесным сухим корабельным лесом.

– - Без порока!
– - доложил он в Адмиралтействе.