Физик
Шрифт:
Марфа снова заговорила, её голос был едва слышен:
— Искра… твоя… он чует её… береги…
Олег вздрогнул. Чернобог чует его искру? Ту самую, что вызвала грозу? Ту, что он едва научился контролировать? Он посмотрел на свои руки, сжимавшие плечо Марфы. Они дрожали — не от холода, а от осознания. Если Чернобог ищет его, то он — причина, по которой Марфа ранена, по которой они все в опасности.
— Я не хотел… — прошептал он, но никто не услышал. Дождь заглушил его слова, а лес смотрел молча, как будто ждал, что будет дальше.
Дождь превратился в сплошную завесу, тонкие струи стекали с веток, как слёзы леса, оплакивающего их участь. Олег шёл, ощущая, как лапти промокли насквозь,
Туман стал плотнее, чем прежде, и теперь казалось, что он живой — он двигался, клубился, словно дыхание невидимого существа. Видимость сократилась до нескольких шагов, и деревья проступали из белёсой пелены, как призраки, готовые исчезнуть в любой момент. Олег напряжённо вглядывался в эту мглу, пытаясь уловить хоть какой-то намёк на движение, на угрозу. Его искра, ослабшая после усилий у Старого Дуба, едва теплилась, но он всё равно старался её использовать — не для действия, а для восприятия. Он прислушивался к миру, как учила Марфа, но слышал лишь гул дождя и собственное сердце, стучащее слишком громко в ушах.
И вдруг — звук. Не шорох, не треск ветки, а низкий, протяжный гул, похожий на стон земли. Он пришёл не из одного направления, а словно из-под ног, из воздуха, из самого тумана. Олег замер, чуть не уронив Марфу, и посмотрел на Ярину. Она тоже остановилась, её посох упёрся в землю, а глаза расширились.
— Слышали? — прошептал он, стараясь не выдать панику в голосе.
— Да, — ответила она тихо, оглядываясь. — Это… не ветер. И не зверь.
Ворон резко обернулся, его меч поднялся чуть выше, хотя рука дрожала от напряжения. Он посмотрел на Марфу, потом на туман впереди.
— Что это было, старуха? — спросил он хрипло. — Твой Чернобог?
Марфа не ответила сразу. Её голова склонилась ниже, и на миг Олегу показалось, что она потеряла сознание. Но затем она медленно подняла взгляд, её губы шевельнулись, и голос, слабый, как шелест сухих листьев, вырвался наружу:
— Его зов… Он ищет… меня… тебя… искру…
Слова упали в тишину, как камни в омут, и круги от них разошлись по нервам Олега. Он почувствовал, как холод пробежал по позвоночнику, несмотря на мокрую одежду и лихорадочное тепло Марфы под рукой. Чернобог звал. Не просто искал — звал. И этот гул был его голосом, его волей, пропитавшей туман.
Главарь за спиной издал короткий, сдавленный смешок, тут же оборванный ударом рукояти меча от Ворона. Но смех успел сделать своё — он подтвердил худшие опасения. Этот человек знал, что происходит, и радовался этому.
— Он близко, — прошептала Ярина, её голос дрогнул. — Это не просто туман… Это его тень. Его сила.
— Тогда надо двигаться, — отрезал Ворон. — Если он нас чует, стоять на месте — верная смерть. Хижина — единственный шанс. Там хоть стены есть.
Олег кивнул, хотя в груди росло ощущение, что стены не спасут. Этот гул, этот зов — он был не просто звуком. Он был ощущением, которое проникало под кожу, в мысли, в саму искру. Олег чувствовал, как она, его слабая, угасающая искра, вдруг дрогнула, словно в ответ. Не по его воле — сама по себе. Как будто что-то тянуло её, звало, манило
из глубины тумана.— Нет… — прошептал он, сжимая кулак, чтобы подавить это чувство. Он не хотел отвечать. Не хотел откликаться. Но искра, пусть слабая, была живой, и она слышала.
Гул повторился — громче, ближе. Теперь он был не просто звуком, а вибрацией, которая отдавалась в земле, в корнях деревьев, в костях. Олег почувствовал, как Марфа напряглась в его руках, её пальцы слабо сжали его рукав.
— Не слушай… — выдохнула она. — Он… обманет… заберёт…
— Я пытаюсь, — ответил Олег, его голос сорвался. Он закрыл глаза на миг, сосредотачиваясь на дыхании, на тепле амулета в кармане, на голосе Марфы. Он пытался заглушить зов, но тот был настойчивым, как пульс, как ток, идущий по проводам. Физика подсказывала: если есть источник, есть и сопротивление. Надо сопротивляться.
— Идём! — рявкнул Ворон, и они снова двинулись вперёд, хотя каждый шаг был тяжелее предыдущего. Туман сгущался, обволакивал, и теперь казалось, что он не просто скрывает лес, а меняет его. Деревья, что проступали из мглы, выглядели иначе — их стволы казались искривлёнными, ветки тянулись вниз, как когти, а листья дрожали, несмотря на отсутствие ветра.
Олег заметил, что тропа под ногами начала исчезать. Не растворяться в грязи, как раньше, а именно исчезать — земля становилась гладкой, лишённой следов, словно кто-то стирал их путь. Он посмотрел на Ярину, и она, кажется, заметила то же самое. Её губы сжались в тонкую линию.
— Это он, — сказала она тихо. — Плетёт морок. Хочет сбить нас с пути.
— Тогда держись ближе, — бросил Ворон. — Не отставай. Если потеряемся в этом дерьме, конец.
Олег кивнул, хотя понимал, что дело не только в тропе. Зов становился сильнее, и с ним росло ощущение, что туман — не просто завеса, а сеть, которая медленно затягивается вокруг них. Он вспомнил слова Марфы: «Мир слушает». Но теперь этот мир не просто слушал — он говорил, и голос был чужим, тёмным, властным.
Вдруг главарь за спиной издал звук — не смех, а что-то среднее между стоном и рычанием. Олег обернулся. Лицо пленника было искажено, глаза блестели лихорадочным светом, как у Марфы, но иначе — в них была не слабость, а одержимость. Он смотрел в туман, словно видел там что-то, чего не видели они.
— Хозяин… — прошептал он, и его губы растянулись в кривой ухмылке. — Он идёт… за вами…
Ворон развернулся, занёс меч, но не ударил. Его взгляд встретился с глазами пленника, и на миг Олегу показалось, что воин заколебался. Не от страха — от чего-то другого. Может, от осознания, что этот человек уже не совсем человек.
— Заткнись, — прорычал Ворон, но голос прозвучал тише, чем обычно. Он ткнул главаря остриём в бок, заставляя идти дальше.
Олег почувствовал, как искра внутри него снова дрогнула — сильнее, чем прежде. Это было не его желание, не его воля. Это был отклик. Зов Чернобога проникал в него, как радиоволна, нащупывающая приёмник. Он вспомнил свои лекции: сигнал усиливается, если частота совпадает. Неужели его искра резонировала с этой тьмой? Или Чернобог знал, как её разбудить?
— Марфа… — прошептал он, наклоняясь к ней. — Как мне не слушать? Как закрыться?
Она не ответила сразу. Её дыхание стало ещё реже, но пальцы снова сжали его рукав.
— Помни… кто ты… — выдохнула она. — Не он… ты…
Слова были простыми, но в них была сила. Олег сжал зубы. Он — не Чернобог. Он — Олег. Учитель. Пришлый. Тот, кто хочет понять, а не разрушить. Он попытался сосредоточиться на этом, на своём прошлом, на детях, которым объяснял законы Ньютона, на смехе Коли у кофейного автомата. На Ярине, что шла рядом, на Вороне, что не сдавался, несмотря на боль. На Марфе, что спасла его.