Физик
Шрифт:
— Идём, — сказала Ярина, её голос был твёрдым. — Нельзя останавливаться. Он хочет, чтобы мы боялись.
Олег кивнул, хотя страх всё ещё цеплялся за рёбра. Он посмотрел на тропу, на реку впереди. Глубокий Лес ждал их, и с каждым шагом он чувствовал, как его искра становится громче, как будто готовилась к чему-то. Он не знал, к чему, но знал одно — назад пути нет.
Они двинулись дальше, их шаги отдавались в тишине, как удары сердца. Лес смотрел, слушал, и где-то в его глубине Чернобог плёл свою сеть, готовя новый ход.
Солнце клонилось к западу, его свет дробился в кронах, оставляя на тропе длинные тени, что двигались, как живые. Группа шла вдоль реки, чьё течение
Искра Олега была всё ещё слабой, но он чувствовал её лучше, чем утром. Она не горела, а текла, как тонкий ручей, и оберег на запястье с синим камнем помогал её слышать — не чётко, а как эхо, что становится громче с каждым шагом. Он пытался задать ей вопросы, как учил себя: «Что ты видишь? Куда мы идём?» Но ответы были смутными — образы воды, тени, света, что пробивается сквозь мрак. Это было неясно, но он чувствовал, что искра хочет говорить, и это придавало сил.
Река рядом журчала, но её звук был неправильным — не плавным, а с паузами, как будто что-то мешало течению. Олег остановился, вглядываясь в воду. На поверхности мелькали блики, но в глубине он заметил тень — не рыбу, не ветку, а что-то длинное, скользкое, что двигалось против течения. Его искра дрогнула, и оберег стал горячим, почти обжигая кожу.
— Ярина, — позвал он тихо, не отводя глаз от реки. — Посмотри.
Она подошла, её посох упёрся в землю. Ворон тоже остановился, его рука легла на рукоять меча, несмотря на боль в плече. Ярина прищурилась, вглядываясь в воду, и её лицо стало серьёзнее.
— Это не рыба, — сказала она, её голос был низким, как шёпот леса. — Это… отражение. Его силы.
— Чернобога? — спросил Олег, чувствуя, как холод пробегает по спине.
— Его воли, — уточнила она. — Глубокий Лес близко. Его тень уже здесь, в воде, в воздухе. Он знает, что мы идём.
Ворон сплюнул, его взгляд был острым, как лезвие.
— Пусть знает, — буркнул он. — Если эта тень полезет, я её разрублю. Хватит болтать, идём.
Ярина посмотрела на него с укором, но не стала спорить. Она повернулась к Олегу, её глаза были тревожными, но твёрдыми.
— Будь осторожен, — сказала она. — Твоя искра… она как маяк. Чем ближе мы к лесу, тем громче она для него.
Олег кивнул, сжимая посох. Он чувствовал это — искра была не просто тёплой, она пульсировала, как будто отвечала на что-то в реке, в тенях, в самом лесу. Он вспомнил слова вестника: «Буря идёт». Это была не просто угроза — это была правда. И его искра была частью этой бури, хотел он того или нет.
Они двинулись дальше, но Олег не мог отвести взгляд от реки. Тень в воде исчезла, но её присутствие осталось — как запах дыма после костра. Он пытался сосредоточиться на искре, на её голосе, но она была слишком смутной, как радиопомехи. Он коснулся оберега, чувствуя, как камень успокаивает, но не даёт ответов. «Кто я для этого мира?» — спросил он мысленно, но искра молчала, только тёплое эхо текло по венам.
Тропа стала уже, деревья подступали ближе, их ветви сплетались над головой, как арка. Свет тускнел, хотя до заката было ещё далеко. Воздух
стал плотнее, с привкусом сырости и чего-то горького, как травы, что Ярина использовала для отваров. Олег заметил, что птицы замолчали — ни щебета, ни хлопанья крыльев. Только река продолжала журчать, но теперь её звук был ниже, глубже, как голос земли.— Мы близко, — вдруг сказала Ярина, её голос прорезал тишину. Она остановилась, указав посохом вперёд, где тропа ныряла в заросли, такие густые, что казались стеной. — Граница Глубокого Леса. За ней… всё меняется.
Олег посмотрел туда, куда она указывала. Заросли были не просто тёмными — они поглощали свет, как чёрная ткань. Его искра дрогнула сильнее, и на этот раз он уловил не образ, а чувство — тьма, что ждёт, но не пустая, а живая, полная глаз, что следят. Оберег на запястье стал почти горячим, и он сжал его, пытаясь успокоить сердце.
— Что меняется? — спросил он, хотя боялся ответа.
— Всё, — ответила Ярина. — Лес там… он не просто лес. Он помнит. Он говорит. И он слушает его.
— Чернобога, — уточнил Ворон, его голос был хриплым, но твёрдым. — Ну и пусть. Я не собираюсь кланяться какому-то жрецу, будь он хоть трижды тьмой.
Ярина посмотрела на него, но промолчала. Олег чувствовал, как её слова оседают в груди. Лес, что помнит. Его искра была частью этого мира, но что она помнила? Он попытался снова задать ей вопрос, но ответ пришёл не от искры, а от реки — резкий всплеск, как будто кто-то ударил по воде. Он обернулся, сжимая посох, и увидел круги на поверхности, но ничего больше. Тень исчезла, если она вообще была.
— Это не случайность, — сказала Ярина, её взгляд был прикован к реке. — Он играет с нами. Проверяет.
— Пусть проверяет, — ответил Олег, удивляясь собственной решимости. — Мы идём за корнем. Не за ним.
Ярина посмотрела на него, и в её глазах мелькнула искра одобрения. Она кивнула, поправляя узел на плече.
— Тогда вперёд, — сказала она. — Но держитесь вместе. Лес… он любит разделять.
Они шагнули к зарослям, и Олег почувствовал, как воздух меняется — становится холоднее, тяжелее, как будто они входили не в лес, а в пещеру. Его искра вспыхнула ярче, на миг ослепив его внутренним светом, и он уловил эхо — не зов Чернобога, а что-то другое, древнее, как голос самой земли. Он не знал, что это, но знал одно — они пересекли границу. Глубокий Лес принял их, и теперь пути назад не было.
Глубокий Лес встретил их тишиной, что была тяжелее любого звука. Заросли сомкнулись за спиной, как занавес, отрезая реку и свет, что остался позади. Деревья здесь были выше, их стволы — толще, покрытые мхом, что светился слабым, зеленоватым светом, как болотные огоньки. Ветви сплетались над головой, образуя свод, сквозь который едва пробивались лучи солнца, превращая день в сумерки. Воздух был густым, с запахом сырости, земли и чего-то едкого, как будто лес дышал ядом. Олег шёл следом за Яриной, сжимая посох так, что пальцы ныли. Его искра пульсировала, громче, чем раньше, как сердце, что бьётся в ритме чужой песни.
Ярина двигалась осторожно, её посох касался земли, как будто она проверяла путь. Её глаза обшаривали тени, а губы шевелились, шепча что-то — заклинание или молитву, Олег не знал. Ворон замыкал шествие, его шаги были неровными, но упрямыми, а меч в здоровой руке был готов к удару, несмотря на боль. Лес молчал, но это была не пустая тишина — в ней чувствовались взгляды, шорохи, что затихали, стоило повернуть голову. Олег пытался сосредоточиться на искре, но она была слишком громкой, как радио, поймавшее сразу несколько станций. Оберег на запястье горел, и он не знал, успокаивает он или предупреждает.