Физик

Олег посмотрел на реку. Её воды были чистыми, но в глубине мелькали тени — не рыбы, не ветки, а что-то живое, что двигалось против течения. Его искра вспыхнула слабо, как предупреждение, и оберег на запястье стал горячим. Он вспомнил тварь в зарослях, её чёрные глаза, её текучую тьму. Она не ушла. Она ждала.

— Там что-то есть, — сказал он, указывая на воду. — В реке. Оно… следит.

Ярина повернулась, её лицо побледнело, но она сжала узел с корнем крепче.

— Его воля, — прошептала она. — Он не отпустит нас без боя. Но корень… он даёт нам шанс.

Олег кивнул, хотя страх сжимал горло. Он вспомнил, как они с Яриной объединили силы, как свет их искр отогнал тварь. Он посмотрел на неё, на Ворона, на реку. Они были вместе, и это было сильнее тьмы. Он сжал посох, пытаясь нащупать искру. Она была слабой, почти угасшей, но он знал — она жива, как и они.

Вода дрогнула, и из неё поднялась тень — не чёткая, а текучая, как дым, но плотная, как смола. Она не была фигурой, не была зверем — она была рекой, что текла вверх, против природы, и её глаза — чёрные, как бездна — смотрели на Олега. Гул Чернобога стал громче, и его голос ударил, как молот: «Ты мой… ключ мой…»

Олег пошатнулся, его искра сжалась, как будто её душили. Ярина схватила его за руку, её посох вспыхнул, и бусины засветились, как звёзды. Ворон взревел, его меч рубанул по воде, но клинок лишь разрезал тень, не оставив следа.

— Олег! — крикнула Ярина, её голос был полон огня. — Твоя искра! Ты можешь!

Он сжал её руку, чувствуя, как их силы сливаются, как тогда у камня. Он вспомнил Марфу, её слова: «Ключ для равновесия». Он не был ключом для Чернобога. Он был чем-то большим. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на искре. Она была слабой, но он представил её не как реку, а как свет — не яркий, а упрямый, как звезда, что горит в бурю. Он подумал о Ярине, о Вороне, о Марфе, о своём мире — о детях, о запахе мела, о смехе Коли.

Искра вспыхнула, слабая, но чистая, и свет от посоха Ярины стал ярче, как солнце, что пробивает тьму. Корень Живы в её узле засветился сильнее, и его тепло разлилось по воздуху, как дыхание жизни. Тень в реке вздрогнула, её чёрные глаза вспыхнули, но начали гаснуть. Гул Чернобога дрогнул, как будто потерял силу, и его голос стал тише: «Терпение… моё…»

Тень растворилась, вода успокоилась, и лес выдохнул, как будто отпустил их. Олег открыл глаза, его дыхание было рваным, а искра угасала, оставляя пустоту. Он пошатнулся, но Ярина держала его, её лицо было бледным, но живым.

— Мы сделали это, — прошептала она, её голос дрожал от облегчения. — Мы… выбрались.

Ворон сплюнул, его меч опустился.

— Чтоб тебя, пришлый, — буркнул он, но его глаза блестели. — Ты начинаешь мне нравиться.

Олег кивнул, но не мог говорить. Он посмотрел на реку, на её чистые воды, на лес за спиной. Они перешли границу, но он знал — Чернобог не отступил. Его тень была терпеливой, и она ждала их ошибки.

— К Марфе, — сказал он, его голос был слабым, но твёрдым. — Мы должны успеть.

Ярина кивнула, её рука сжала узел с корнем. Они шагнули через реку, её воды были холодными, но живыми, как обещание. Лес смотрел им в спину, и Олег чувствовал, как тень Чернобога движется где-то в глубине, но теперь он знал — они сильнее, чем она думает. Пока они вместе.

Но шёпот остался, слабый, как эхо в пещере, и он знал — Чернобог не закончил. Его терпение было как нож, что ждёт своего часа.

Глава 17. Свет против тьмы

Рассвет едва тронул небо, его серый свет пробивался сквозь кроны, но не грел — он был холодным, как дыхание Глубокого Леса, что остался позади. Группа шла по тропе, ведущей к хижине, их шаги были тяжёлыми, но упрямыми, как будто сама земля тянула их назад. Олег сжимал посох, его тело ныло от усталости, а искра тлела слабо, как уголёк после бури. Оберег на запястье с синим камнем был едва тёплым, но его присутствие напоминало: он всё ещё здесь, всё ещё жив. Корень Живы, спрятанный в узле Ярины, светился мягко, как звезда, и это сияние было единственным, что гнало страх.

Ярина вела их, её посох постукивал по земле, а глаза обшаривали лес, как будто она ждала, что тени Глубокого Леса последуют за ними. Её лицо было бледным, с тёмными кругами под глазами, но она держалась, как человек, у которого нет права упасть. Ворон ковылял позади, его меч висел на поясе, а раненая рука дрожала, но он не жаловался — только изредка бросал взгляды на Олега, как будто проверяя, не сдастся ли тот. Лес вокруг был тише, чем в глубине, но его тишина была насторожённой, как зверь, что притаился перед прыжком.

Шёпот Чернобога ослаб, но не исчез — он был как эхо, что звучит в костях, как холод, что не уходит даже у огня. Олег чувствовал его, но теперь он знал, как с ним бороться — не силой, а волей, единством, светом. Его искра была слабой, но он чувствовал её глубже, как реку, что течёт под землёй, готовую пробиться, если он найдёт путь. Он вспомнил слова Марфы: «Ключ для равновесия». Он не был уверен, что это значит, но знал одно — корень Живы был их шансом, и он не даст Чернобогу его отнять.

— Хижина близко, — сказала Ярина, её голос был хриплым, но твёрдым. Она указала посохом вперёд, где тропа поднималась к знакомому склону. — Если огонь ещё горит, Марфа жива. Мы успеем.

Олег кивнул, хотя тревога сжимала грудь. Он вспомнил Марфу, её серое лицо, её слабое дыхание. Корень был их надеждой, но что, если они опоздали? Его искра дрогнула, как будто откликнулась на страх, и он сжал оберег, пытаясь её успокоить. Она была слабой, но живой, и он знал — пока она горит, он может бороться.

Ворон кашлянул, привлекая внимание.

— Если эта старуха ещё дышит, — буркнул он, — я заставлю её встать и поклониться за все наши мучения.

Ярина посмотрела на него с укором, но уголок её рта дрогнул в слабой улыбке.

— Сначала встань сам, — ответила она. — А то ты еле ползёшь.

Ворон фыркнул, но промолчал, и Олег почувствовал тепло — не от искры, а от их единства. Они прошли Глубокий Лес, пережили тени Чернобога, и они всё ещё были вместе. Это было сильнее страха, сильнее тьмы.

Тропа поднялась, и хижина показалась впереди — её покосившиеся стены, разломанный вход, слабый дым, что тянулся из трубы. Огонь горел, и это был знак — Марфа жива. Олег ускорил шаг, его искра вспыхнула слабо, как надежда. Но затем он остановился, чувствуя, как воздух стал тяжелее, как будто кто-то дышал им в затылок. Его искра дрогнула, и оберег на запястье стал горячим.

— Ярина, — сказал он тихо, не оборачиваясь. — Ты чувствуешь?

Она замерла, её посох упёрся в землю. Её глаза сузились, обшаривая лес за их спиной.