Галя, в деревню!

— «Это еще бабушка надвое сказала, — мрачно подумала я, жуя бутерброд. — В деревне я отродясь не жила — только на дачу иногда наведывалась. Да и никаких институтов продавщица Галочка никогда не оканчивала, хотя даже завучем довелось поработать».

К ирискам я благоразумно решила не прикасаться. Вряд ли в деревне, в которой нет даже школы-семилетки, найдется высококвалифицированный стоматолог. А в Москву ехать у меня пока нет времени.

— И еще из Москвы переехала одна учительница, вспомнить надо, как ее зовут, — продолжал председатель, лучась добродушием. — Лет сорок она уже педагогиней трудится, если не больше. Захотелось в старости поближе к природе пожить — устала от шумной столицы, говорит. И муж ее с ней к нам переехал. Ну а заодно и поработает. Трудовиком будет.

— Отлично, — повеселела я. — Значит, кое-какой комплект учителей уже есть.

— Есть, да в основном не про нашу честь, — не разделил моего бодрого энтузиазма Аркадий Павлович. — Еле-еле выцепили.

— В смысле?

— Тут не только со школой беда, — доверительно сказал мне председатель. — Трудно привлечь специалистов из города. Оно и понятно: скукота. Скоро тут старики одни останутся. Молодежь, как школу заканчивает, хватает аттестат — и в Москву, только-только «шампань» на губах обсохнуть успевает. Я их понимаю — а чего тут ловить? Работать негде. Сын мой, как школу окончил, на следующий день уехал и в ПТУ там поступил. Так и остался, женился уже… Ох, не туда что-то меня понесло… — запнулся Аркадий Павлович. — В общем, рад я по уши, что Вы к нам приехали. А Вы, кстати, голубушка, где остановились-то?

— У женщины одной, те… Любовь Ивановны. Она недалеко тут живет.

— Тут у нас все недалеко, кроме школы, — рассмеялся председатель. К нему вновь вернулось хорошее настроение. — Ивановна? Полная такая, коса на голове короной?

— Да, она самая, — кивнула я. — Только мы с ней до пятницы договорились.

— Знаю, знаю, — благодушно улыбнулся председатель, наливая себе и мне еще по чашечке чая. — Хлебосольная тетка Ивановна. Она ж одноклассница моя, я с ней на выпускном даже танцевал. Хорошая женщина. Мужа она очень своего любила. На войне он погиб, на мине подорвался. Детей у них так и не народилось. К ней потом все холостые мужики в деревне сватались, да она всем отказала. Хорошо Вам у нее?

— Хорошо, — довольно улыбнулась я, умолчав о плутоватом «риэлторе». Я на него и не обижалась особо, — Будто у любимой родственницы гощу.

— Слушайте! — хлопнул ладонью по столу Аркадий Павлович. — А я к ней вечерком зайду, поговорю! У нее ж комната свободная имеется, а она одна.

— И что?

— И то! Жилье мы Вам должны предоставить, вот и предоставим. Вы у Любы жить будете, ну а мы с ней уж как-нибудь договоримся. Это моя забота. Вы детишек наших только на путь истинный наставьте.

— Ладно, — кивнула я, значительно повеселев. Надо же, а я и совсем забыла о таком приятном бонусе жизни в СССР, как служебное бесплатное (или почти бесплатное) жилье. А что? И в Москве, и в Ленинграде мне, как учительнице, выделялась комната. Лучшей хозяйки, чем тетя Люба, мне и впрямь не найти. Если она согласится меня приютить, будет здорово.

Еще почти целый час мы с Аркадием Павловичем обсуждали нюансы моей предстоящей работы, а потом я, тихонько напевая под нос какую-то песенку, направилась домой. Однако, выходя из здания сельсовета, я увидела знакомый потрепанный велосипед и его не менее потрепанного владельца.

— Ба? — воскликнула я. — Неужто «Петька-два ведра»?

Глава 4

Напоминание о присвоенной когда-то кличке ушлому дедку, сдавшему мне за рубль в сутки комнату в чужом деревенском доме, сильно не понравилось. Он сердито нахмурил кустистые брови, потом высморкался двумя пальцами, вытер руки о штаны и недовольно поинтересовался:

— Какие такие «Два ведра»? Ты чего несешь-то? Малахольная, что ль?

— Прозвище у Вас такое, дядя Петя — «Два ведра!» — весело сказала я, глядя на смущенного старичка без всякого зазрения совести. К старшим я обычно относилась с уважением и не позволяла себе фамильярности, но тут, кажется, тот случай, когда мудрость не пришла вместе с возрастом. По всей видимости, в случае с Петькой-два ведра возраст пришел один.

— Чиво? Какое прозвище? Самогону, что ли, хряпнула?

— Ну кличка, погоняло, «кликуха»… «Два ведра».

— Растрепали уже тетки-балаболки? — мрачно сказал Петька, поняв, что отпираться бессмысленно.

— Ага, — согласилась я, поморщившись, и повторила слова хозяйки дома, тети Любы. — Это ж деревня, тут, дядя Петя, все все про всех знают. Что знает кум, знает и кумова жена, а по ней и вся деревня. И про два ведра, и как дом Вы мне «сдали» до пятницы за трешку…

Однако Петька-два ведра ничуть не испугался, как и предсказывала тетя Люба.

— А что? — нагло сказал он, ставя ногу на педаль велосипеда, который жалобно заскрипел под тощей ногой. — Проблема-то в чем? Не на улице ж тебе было ночевать… Ты мне вообще-то благодарна должна быть. Я человек добрый, помог по доброте душевной, пожалел тебя, бедолажную, оказал услугу неоценимую. Тебе прикорнуть надо было где-то, я тебе жилье нашел. Ивановна — баба добрая, хлебосольная, на улицу никого не выгонит. Живет она одна, домишко у ней на две комнаты, одна пустует. Люба-то с войны еще во вдова, замуж выходить не стала, хоть я и предлагал… Ну сама виновата, что жениха такого видного упустила. Скучно бабе одной, вот я ей и привел компанию. А кому плохо? С нее не убудет. Ну согласись, хорошо ж тебе у нее? Кормят, поят, подушки взбивают, разговорами развлекают… Чего тебе еще надо? Как на курорте, только моря нет? Хочешь — баньку натопит, хочешь — пирогов испечет. Так?

— Так, — подумав, мрачно согласилась я. Что ни говори, а была в словах хитроватого Петьки-два ведра своя сермяжная правда. Кабы не он, ночевать бы мне в лучшем случае на вокзале, а в худшем — в местном участке. А то и того хуже — пришлось бы отбиваться дрыном от голодной злой своры собак, как те школьники из рассказа председателя Аркадия Палыча. Что ж, буду считать, что я заплатила за услуги риэлтора. — Язык у Вас будь здоров подвешен, дядя Петя…

— Ну вот, — рассудительно поднял вверх крючковатый указательный палец Петька-два ведра. — Было б о чем толковать. Все в плюсе. — И он важно выпрямил впалую тощую грудь. — Информация денег стоит. Кто ей владеет, перед тем весь мир на коленях стоит. А я на спиннинг новый собираю, мне деньги позарез нужны. Так что «спасибо» еще скажи за мою доброту. Если б не я, ночевать бы тебе в кутузке. У нас тут порядки строгие, это тебе не Москва…

— Все в плюсе, кроме тети Любы, — напомнила я «повелителю мира». Как-то нехорошо все-таки вышло. Наказать бы наглого старикашку, который привык быть добреньким за чужой счет, да как? Драться я не умею, а в милицию обращаться бесполезно. Я тут — человек новый, незнакомый, меня слушать не станут, а он тут, кажется, с рождения живет. Ему и поверят. Небось еще больным прикинется, на жалость давить начнет. Еще выставит все так, как будто я ночью специально пробралась в чужом дом, а он попросту мимо шел и видел. Знаю я таких «милых» старичков. Как мусор самим вынести — так у них спина болит. А как через весь город ехать на трамвае в магазин, где макароны «на рупь» дешевле, и расталкивать народ, так мигом выздоравливают.

— Ничего не знаю, — нахмурился дедок. — Бывай.

И, бренча старой несмазанной цепью, он покатил велосипед по дорожке… А я, вздыхая и жуя сорванную по дороге травинку, направилась к своему временному пристанищу. Что ж, я ему еще припомню…

* * *

— Так ты значит, Ивановна, детишек наших учить будешь? — заинтересованно расспрашивала меня тетя Люба, хлопоча на кухне. — Ну и ладушки! Новость-то какая хорошая! Прямо праздник! Неужто услышали наверху наши просьбы? Мы ж всей деревней писали! По тебе сразу видно — женщина ты образованная, добрая, к детишкам нашим подход найдешь. Я председателю нашему, Палычу то бишь, давно говорила: сделайте тут нам школу, начальную хотя бы. Виданое ли дело — ребятишкам зимой по морозу да по темени больше часа топать! Значит, говоришь, встретился тебе у сельсовета паршивец этот?