Галя, в деревню!
Шрифт:
Это была чистая правда. За всеми хлопотами: за привыканием к новому быту, работой по дому, подготовкой к открытию школы я почти забыла, что где-то тут, поблизости, есть дача Климента Кузьмича, мужа Катерины Михайловны, которая столько раз выручала меня полезными житейскими советами. А ведь можно было туда и заглянуть в прошлое воскресенье…
Когда я в панике звонила с почты по знакомому номеру в Москву, Катерина Михайловна, помню, мне даже адрес своей дачи продиктовала. Дубравная, дом 7. Или Дубовая? А может, Лиственная? Нет, не помню. Столько событий случилось в один день, что у меня все напрочь вылетело из головы.
— А Вы, Дарья Ивановна, я смотрю, уже
— Привыкать? — непонимающе спросила я. — А Вы… А Вы как тут? Навестить приехали? А зачем Вам привыкать?
— Навестить, навестить, — добродушно усмехнулась подруга. — Я теперь, Дарья Ивановна, пять дней в неделю навещать Вас буду. Признайтесь, соскучились? Целый год мы с Вами порознь были… Только письма, звонки да в гости на каникулы… И на днях вот позвонили. Рассказывайте, как лето провели.
— Пять дней в неделю будете навещать? — автоматически повторила я. — Нас? Меня, то есть?
Я усердно пыталась сообразить, что Катерина Михайловна имеет в виду. Шутит, что ли?
— А вы будто не рады? — шутливо поддела меня старшая подруга. — Али вам учителя не нужны? Климент Кузьмич вон на все руки мастер, мигом ваших ребятишек научит табуретки строгать да по хозяйству родителям помогать: розетку там починить или баньку подлатать.
— А! — рассмеялась я, вспомнив недавний разговор с председателем сельсовета Аркадием Павловичем. — Так это Вы та самая учительница, про которую рассказывал председатель? Ек-макарек!
— Дарья Ивановна! — укоризненно посмотрела на меня бывшая завуч.
— Ой, простите, пожалуйста, — повинилась я. — И впрямь, дурной пример заразителен. Я и не догадалась, что это Вы… Ну точно! Аркадий Павлович говорил же: «Заслуженный педагог, опытный, больше сорока лет проработала…» И муж — трудовик… Как же хорошо, что я Вас встретила!
— Сорок один год, если совсем точно, — поправила меня Катерина Михайловна. — Ну и славненько, что время есть, пообщаемся. Рассказывайте, что тут у Вас и как… Обнимемся, что ли? Можно считать, что сюрприз удался! Стало быть, достала Вас совсем Сталина Ефимовна, вот я и выхлопотала через Наталью Дмитриевну, завуча нашего бывшего, Ваше назначение. И себя попросила Вам в подмогу назначить.
Ну вот наконец все и выяснилось. Как ж хорошо, что так сложилось! Мы снова вместе, будто просто выехали на природу узким кругом учителей. Я крепко обняла давнишнюю подругу, и мне сразу стало хорошо и тепло. Только вчера, засыпая, я подумала о том, что в этот раз я впервые оказалась там, где у меня нет друзей. И это было, по правде говоря, очень грустно.
Во время своего первого путешествия в СССР я оказалась в Москве пятидесятых. И сразу же со мной рядом оказались яркая, эффектная Лидочка и скромная тихая Вера, сразу ставшие моими подругами. Когда я оказалась в Советском союзе второй раз, поехав погулять в центр Питера, на дворе стоял уже 1963 год. Было трудновато, но мудрейшая Катерина Михайловна, которая тогда была не завучем, а простой учительницей, сразу взяла
меня под крыло и всегда поддерживала. Была она рядышком и во время моего третьего путешествия, несмотря на то, что сама была вся в хлопотах — ее нежданно-негаданно назначили завучем. Помогал мне и бывший ухажер Николай, превратившийся в представителя молодежной субкультуры Клауса. А когда я, уже бывалая попаданка, оказалась в СССР в четвертый раз, я всегда могла опереться на дружеское плечо длинноволосого хиппи Макса по кличке «Зингер»…А тут, в деревне, я была практически одна, еще и в совершенно непривычных для себя бытовых условиях. Здесь по-другому говорили, по-другому мыслили, по-другому общались… Нет, тетя Люба, конечно, женщина очень хорошая, хлебосольная и гостеприимная. Только вряд ли она мне поможет в учительских делах — тут опыт нужен. А кто мне поможет лучше, чем старшая и мудрая подруга, которая больше сорока лет учит детишек и даже против своей воли проработала несколько лет завучем в московской школе, когда Наталья Дмитриевна ушла работать в РОНО?
Кстати, а где же дражайший супруг Катерины Михайловны, Климент Кузьмич?
— В школьном дворе Клим, — будто прочитав мои мысли, сказала Катерина Михайловна. — Качели для детишек младших мастерит. Ну и заодно загорает под солнышком. Если по дороге в магазин Вы мимо школы проходили, должны были его видеть.
— Нет, не встречался.
— Значит, к соседям пошел, — всплеснула руками Катерина Михайловна. — Он же местный, всех тут знает. Мы же только два дня назад с вещами перебрались. Эх, надо было проследить за ним. А то он как пойдет «здоровкаться», так только к вечеру и приходит. С одним языком зацепится, потом с другим…
— Может, разыскать его и кого-то из ребят ему в помощь дать? Чтобы вместе качели покрасили, — предложила я. — Тут ребятишки отзывчивые, всю неделю мне помогали. И старшие, и даже совсем мелюзга.
— Нет, нет, — категорически отмахнулась подруга. — Сам объявится. Если он работу начал, то закончит в тот же день. Можете не переживать. Он в этом смысле у меня ответственный. А те слова, которые Клим употребляет, когда работает, детям еще рано слышать. Пусть сам с собой бурчит. Ладно, — Катерина Михайловна по приятельски взяла меня под руку. — Пойдемте к нам в гости. Чайку попьем, пообщаемся. Расскажете, товарищ новоиспеченный директор, что тут у Вас и как. И адрес не забудьте — Осиновая, семь.
— Ек-макарек! — опять вырвалось у меня — Точно! Осиновая!
И я тут же прикусила язык, снова поймав укоризненный взгляд подруги.
Дача, куда меня любезно пригласила зайти Катерина Михайловна, была родным домом нашего трудовика. Там он вырос, там жили когда-то его родители. Этот домик, которую Климент Кузьмич горделиво именовал «фазендой» и никак иначе, в свое время стала причиной его серьезной ссоры с супругой Катериной Михайловной, на которой он женился уже в зрелом возрасте. Свою «фазенду» Климент Кузьмич любил всем сердцем и душой и ни за что на свете не желал ее продавать, как его ни уговаривала Катерина Михайловна.
— Я, Катя, люблю, чтобы все было свое, — говорил он, мужественно притаскивая в их московскую квартиру мешок картошки, и тяжело плюхался прямо на пуфик в прихожей, который в конце концов через несколько лет все-таки развалился под его весом. — Уф-ф, ёшки-матрешки, спина-то как болит. Катя! Где барсучий жир? Натри мне спину, будь добра… Етишкин корень, больно-то как! Чуть мешком этим бабку какую-то в электричке не зашиб! Она так на меня ругалась! Всяческих болезней пожелала… Может, потому и болит?