Галя, в деревню!

— Твоя правда, Ивановна, — горделиво приосанился Петька-два ведра. — Я тебе говорил, что надо было замуж выходить, негоже вдовой ходить столько лет. Так чевой-то делать-то надо?

— Я, дядя Петя, собираю фольклор, — вступила я в беседу, чувствуя себя «Шуриком» из культового фильма «Кавказская пленница».

— Чего? — вытаращился на меня ушлый риэлтор, чье образование, видимо, закончилось сразу же после окончания семи классов. — Чего собираешь? Старье, что ль, какое? И ради этого позвали уважаемого человека? А кино тут при чем?

— Фоль-клор, — медленно, по слогам повторила я. — Песни, частушки, разные истории из сельской жизни… Нам все это пригодится потом для сценария. Вы, может, петь умеете? Вот Зину мы уже послушали, она поет хорошо. Так хорошо нам пела сейчас «Подмосковные вечера», хорошо, чистенько! Мы, пожалуй, возьмем ее. Только не на главную роль, конечно, но в эпизоде, думаю, мы ее обязательно снимем. Очень талантливая девочка.

— Пе-еть? — удивленно протянул дядя Петя. — Зинку в кино, что ль, берете? А чего ее? Давайте я спою? Она ж мелкая еще совсем. Чего она там напоет-то? Худая, бледная, да и голоса у ней никакого нет…

— Отлично! Вот и спойте! Нам в эпизоды несколько человек требуется. Только на место гармониста у нас уже много желающих. Вам нужно как-то по-особенному отличиться!

— Да легко! — согласился Петька. — Отличусь так, что век помнить будете!

— Хорошо. Мы за участие в эпизоде двадцать рублей платим.

— Двадцать? Два червонца? Ешкин кот! И че, прям щас дашь?

— Нет, это потом, на «Мосфильме», уже после съемок, если Вас утвердят. Вы уж постарайтесь, чтобы утвердили! — серьезно сказала я, стараясь не расхохотаться. Тетя Люба, щелкая семечки, наблюдала за нашим диалогом. Девчонка Зинка, чтобы не расхохотаться, зажала рот рукой и тихонько прыскала.

— Ладно! Только не надуй смотри! — сурово погрозил мне пальцем Петька.

«Кто бы говорил про "не надуй», — подумала я, но вслух сказала, для вида делая какие-то пометки в блокноте, чтобы выглядеть солиднее:

— Может, Вы не только поете, но еще и инструментом каким музыкальным владеете? На гитаре или на гармошке сыграете?

— А че? Это я могу! — аж подскочил от нетерпения Петька. — Сейчас-сейчас! Только гармошку притащу! Дома она у меня. Вот Зинка-дура, могла бы сразу сказать… Вы только подождите, не берите пока никого!

— Ладно, — важно кивнула я. — Идите за гармошкой. Только быстрее, а то мне на почту надо потом, телеграмму режиссеру дать, что пробы окончены, и с артистами мы определились.

— Сейчас, сейчас, — торопливо засуетился «кандидат в актеры» и был таков.

Через полчаса Петька-два ведра, весь взмыленный, снова появился во дворе нашего дома. По его растрепанным волосам и тяжело вздымающейся впалой груди я сделала вывод, что он только что поставил рекорд Московской области по бегу среди пенсионеров.

— Что будете петь? — спросила я.

— Частушки! — гаркнул Петька и поклонился. — Слова народные.

— Начинай давай, — дала отмашку тетя Люба, устроившись поудобнее и подмигнув мне. — Только смотри мне, без скабрезностей. У нас тут дети!

За забором уже начала собираться толпа зрителей. Петька кивнул, откашлялся, прочистил горло и заорал во всю глотку, подыгрывая себе на гармошке:

— Кавалеры наши модны,

Никуда они не годны,

По метёлке в руки дать —

По амбарам крыс гонять.

Мы с тетей Любой и Зиной дружно захлопали, а Петька тем временем усердно продолжал:

— Эх, топни нога,

Топни правенькая,

Я плясать пойду,

Хоть и маленькая…

На столе стоит бутылка,

А в бутылке керосин,

Дед на бабку рассердился

И в кино не пригласил.

Хохоча, мы втроем пустились в пляс, а наблюдавшие за представлением соседи останавливались и хлопали. Спустя полчаса и несколько десятков частушек кандидат в актеры выдохся и хрипло спросил:

— Ну как?

Мы с тетей Любой переглянулись.

— Ну что? — спросила я. — Развлек он Вас на три рубля, тетя Люба?

— Да, пожалуй, — подумав, согласилась хозяйка, обмахиваясь полотенцем. — Ух, наплясалась… С молодости так не отплясывала. Ладно, Петька, дуй к себе, и радуйся, что за твои аферы ты так легко отделался… Никто тебя в кино снимать не будет. Пошутили мы. Это урок тебе на будущее.

— Ясно, — мигом помрачнел певец. Таща гармошку и бормоча ругательства себе под нос, он хлопнул калиткой и исчез под улюлюканье соседских мальчишек, не попрощавшись. А мы с тетей Любой и Зиной проводили его дружным хохотом.

Глава 5

Прошла неделя с тех пор, как я, ни на что особо не надеясь, потерла на чердаке дачи пузатый ночничок, как Алладин когда-то волшебную лампу. Джинн оттуда не вылетел, но желание мое исполнилось: я снова, уже в пятый раз кряду, шагнула на несколько десятилетий назад. Только в этот раз я уже не гуляла по шумной Москве, не участвовала в поимке преступника по кличке «Мосгаз» на перроне Казани, не смотрела старые кинофильмы в «Ударнике» и не любовалась гранитными набережными реки Невы, а, надев шлепки, гуляла от дома до сельсовета, почты или местного магазина, выбор продуктов в котором был крайне ограничен.

Покупки в сельском магазине можно было тоже сделать особым способом. Нет, то, что тут нельзя было расплатиться банковской картой, меня ничуть не удивило. Это ж семидесятые, какие тут карточки! Терминала, который пикает, когда к нему приложишь пластиковый прямоугольник с чипом, тут никто и в глаза не видывал.

Удивило меня другое: когда я, взяв с собой клетчатую авоську, заявилась на порог одноэтажного здания с надписью «Магазин», в которой отсутствовала вторая буква «а», женщина, стоявшая за прилавком, спросила:

— Записать тебя?

— А? — не поняла я.

— Записать, говорю, — повторила женщина, — аль сейчас расплатишься?

— А! — сообразила я наконец. — Да у меня есть деньги при себе, есть.

Однако, привычно сунув руку в карман, я обнаружила там только каменную ириску, которую я все же взяла из вежливости во время чаепития с Аркадием Павловичем в сельсовете. Кошелек остался дома.

— Вот я растяпа, — огорченно сказала я. — Сейчас схожу за деньгами-то.

— Из города, что ль? — спросила продавщица. — Живешь тут аль в гости приехала?