Гарики из Иерусалима. Книга странствий
Шрифт:
* * *
Уже до правнуков навряд сумеет дух наш просочиться, где сок и желчь, где мед и яд и смысла пряная горчица. * * *
Всегда из мути, мглы и марева невыносимо черных дней охотно мы спешим на зарево болотных призрачных огней. * * *
Играть в хоккей бежит слепой, покрылась вишнями сосна, поплыл карась на водопой, Россия вспряла ото сна. * * *
Российской
* * *
Ровеснику тяжко живется сейчас, хотя и отрадно, что дожил, но время неслышно ушло из-под нас ко всем, кто намного моложе. * * *
Россия обретет былую стать, которую по книгам мы любили, когда в ней станут люди вырастать такие же, как те, кого убили. * * *
Сами видя в себе инородцев, поперечных российской судьбе, очень много душевных колодцев отравили мы сами себе. * * *
Я, в сущности, всю жизнь писал о том, как мы ткали даже в рабстве нашу нить; достанет ли таланта у потомка душой, а не умом нас оценить? * * *
В России ни одной не сыщешь нации, избегнувшей нашествия зверей, рожденных от безумной радиации, текущей из несчетных лагерей. * * *
Бурлит людьми река Исхода, уносит ветви от корней, и молча ждет пловца свобода и сорок лет дороги к ней. * * *
Еврей весьма уютно жил в России, но ей была вредна его полезность; тогда его оттуда попросили, и тут же вся империя разлезлась. * * *
Мы ушли, мы в ином окаянстве ищем радости зренья и слуха, только смех наш остался в пространстве флегматичного русского духа. * * *
Мой жизненный опыт — вчерашен, он рабской, тюремной породы, поэтому так ошарашен я видом иной несвободы. * * *
Я скучаю по тухло-застойной пошлой жизни и подлой морали, где, тоскуя о жизни достойной, мы душой и умом воспаряли. * * *
Я уезжал, с судьбой не споря, но в благодетельной разлуке, как раковина — рокот моря, храню я русской речи звуки. * * *
Я пишу тебе письмо со свободы, все вокруг нам непонятно и дивно, всюду много то машин, то природы, а в сортирах чисто так, что противно. * * *
Навеки в нас российская простуда; живем хотя теплично и рассеянно, но все, что за душой у нас, — оттуда надышано,
привито и навеяно. * * *
Один еврей другого не мудрей, но разный в них запал и динамит, еврей в России больше, чем еврей, поскольку он еще антисемит. * * *
Чисто русский, увы, человек — по душе, по тоске, по уму, я по-русски устроил свой век и тюрьму поменял на суму. * * *
Игра словами в рифму — эстафета, где чувствуешь партнера по руке: то ласточка вдруг выпорхнет от Фета, то Блок завьется снегом по строке. * * *
От моей еврейской головы прибыль не объявится в деньгах, слишком я наелся трын-травы на полянах русских и лугах. * * *
И родом я чистый еврей, и лицом, а дух мой (укрыть его некуда) — останется русским, и дело с концом (хотя и обрезанным некогда). * * *
Боюсь с людьми сходиться ближе, когда насквозь видна их суть: у тех, кто жил в вонючей жиже, всегда найдется что плеснуть. * * *
Люблю Россию: ширь полей, повсюду вождь на пьедестале… Я меньше стал скучать по ней, когда оттуда ездить стали. * * *
Мечтал я тихой жизнью праздной пожить последние года, но вал российской пены грязной за мной вослед хлестнул сюда. * * *
До боли все мне близко на Руси, знакомо, ощутимо и понятно, но Боже сохрани и упаси меня от возвращения обратно. Храпит и яростно дрожит
казацкий конь при слове «жид»
* * *
Давным-давно с умом и пылом певец на лире пробренчал: любовь и голод правят миром; а про евреев — умолчал. * * *
Развеяв нас по всем дорогам, Бог дал нам ум, характер, пыл; еврей, конечно, избран Богом, но для чего — Творец забыл. * * *
Пучина житейского моря и стонов, и криков полна, а шум от еврейского горя тем громче, чем мельче волна. * * *
Везде цветя на все лады и зрея даже в лютой стуже, евреи — странные плоды: они сочней, где климат хуже. * * *
Евреи рвутся и дерзают, везде дрожжами лезут в тесто, нас потому и обрезают, чтоб занимали меньше места.
Поделиться с друзьями: