Гарики из Иерусалима. Книга странствий
Шрифт:
* * *
Устав от накала дневного горения, к подушке едва прикоснувшись, я сплю, как Творец после акта творения, и так же расстроен, проснувшись. * * *
Жалеть ли талант, если он живет как бы в мире двойном и в чем-то безмерно умен и полный мудак в остальном? * * *
Гетера, шлюха, одалиска — таят со мной родство ментальное, искусству свойственно и близко их ремесло горизонтальное. * * *
Снимать
* * *
Мне забавна в духе нашем пошлом страсть к воспоминаниям любым; делается все, что стало прошлым, розовым и светло-голубым. * * *
Настолько он изношен и натружен, что вышло ему время отдохнуть, уже венок из лавров им заслужен — хотя и не на голову отнюдь. * * *
Жизнь моя на севере текла, я в жару от холода бежал; время, расширяясь от тепла, очень удлиняет жизнь южан. * * *
В момент обычно вовсе не торжественный вдруг чувствуешь с восторгом идиота законченность гармонии Божественной, в которой ты — естественная нота. * * *
У нас, коллега, разные забавы, мы разными огнями зажжены: тебе нужна утеха шумной славы, а мне — лишь уважение жены. * * *
Я не измыслил весть благую и план, как жить, не сочинил, я что придумал — тем торгую, и свет сочится из чернил. * * *
Читатель нам — как воздух и вода, читатель в нас поддерживает дух; таланту без поклонников — беда, беда, что у людей есть вкус и слух. * * *
Гул мироздания затих, и, слово к ритму клея тонко, я вновь высиживаю стих, как утка — гадкого утенка. * * *
Если жизни время сложное проживаешь с безмятежностью, то любое невозможное наступает с неизбежностью. * * *
Залей шуршанье лет журчаньем алкоголя, поскольку, как давно сказал поэт, на свете счастья нет, но есть покой и воля, которых, к сожаленью, тоже нет. * * *
Полностью душа моя чиста, чужды ей волненье и метание. кто привел на новые места, тот и ниспошлет мне пропитание. * * *
Люблю часы пустых томлений, легко лепя в истоме шалой плоды расслабленности, лени и любознательности вялой. * * *
В похмельные утра жестокие из мути душевной являлись мне мысли настолько глубокие, что тут же из виду терялись. * * *
Питали
лучшие умы мою читательскую страсть, их мысли глупо брать взаймы, а предпочтительнее — красть. * * *
В искусстве, сотворяемом серьезно и честно от начала до конца, — что крупно, то всегда религиозно и дышит соучастием Творца. * * *
Под сенью тихоструйных облаков на поле благозвучных услаждений я вырастил породу сорняков, отравных для культурных насаждений. * * *
Я в шуме времени кипящем купался тайном и публичном, но жил с азартом настоящим я только в шелесте страничном. * * *
Он вялую гонит — волну за волной — унылую мелкую муть: Господь одарил его певчей струной, забыв эту нить натянуть. * * *
Ругал эпоху и жену, искал борьбы, хотел покоя, понять умом одну страну грозился ночью с перепоя. * * *
Почувствовав тоску в родном пространстве, я силюсь отыскать исток тоски: не то повеял запах дальних странствий, не то уже пора сменить носки. * * *
Когда успех и слава обнять готовы нас, то плоть уже трухлява, а пыл уже погас. * * *
Он талант, это всем несомненно, пишет сам и других переводит, в голове у него столько сена, что Пегас от него не отходит. * * *
То злимся мы, то мыслим тонко, но вплоть до смертного конца хлопочем высидеть цыпленка из выеденного яйца. * * *
Во все, что я пишу, для аромата зову простую шутку-однодневку, а яркая расхожая цитата — похожа на затрепанную девку. * * *
Беспечный чиж с утра поет, а сельдь рыдает — всюду сети; мне хорошо, я идиот, а умным тяжко жить на свете. * * *
Весь мир наших мыслей и знаний — сеть улиц в узлах площадей, где бродят меж тенями зданий болтливые тени людей. * * *
Я б жил, вообще ни о чем не жалея, но жаль — от житейской возни худосочной в душе стало меньше душевного клея, и близость с людьми стала очень непрочной. * * *
Пока нас фортуна хранит, напрасны пустые гадания, и внешне похож на зенит расцвет моего увядания. * * *
Во мне, живущем наобум, вульгарных мыслей соки бродят, а в ком кипит высокий ум — они с него и легче сходят.
Поделиться с друзьями: