Гарики из Иерусалима. Книга странствий

* * *

Вовек я власти не являл ни дружбы, ни вражды, а если я хвостом вилял — то заметал следы.

* * *

Сейчас полны гордыни те, кто, ловко выбрав час и место, в российской затхлой духоте однажды пукнул в знак протеста.

* * *

Родом я не с рынка, не с вокзала, я с тончайшей нежностью знаком, просто нас эпоха облизала лагерным колючим языком.

* * *

Покуда мы живем, на мир ворча и вглядываясь в будущие годы, текут меж нас, неслышимо журча, истории подпочвенные воды.

* * *

Я жизнь без пудры и прикрас и в тех местах, где жить опасно, вплотную видел много раз — она и там была прекрасна.

* * *

Как тающая льдина, уплывает эпоха, поглотившая наш век, а новая и знать уже не знает растерянных оставшихся калек.

* * *

Вор хает вора возмущенно, глухого учит жить немой, галдят слепые восхищенно, как ловко бегает хромой.

* * *

Кто ярой ненавистью пышет, о людях судя зло и резко, — пусть аккуратно очень дышит, поскольку злоба пахнет мерзко.

* * *

Нас много лет употребляли, а мы, по слабости и мелкости, послушно гнулись, но страдали от комплекса неполноцелкости.

* * *

В нас никакой избыток знаний, покров очков-носков-перчаток не скроет легкий обезьяний в лице и мыслях отпечаток.

* * *

Все доступные семечки лузгая, равнодушна, глуха и слепа, в парках жизни под легкую музыку одинокая бродит толпа.

* * *

Мне не свойственно стремление знать и слышать сводку дня, ибо времени давление — кровяное у меня.

* * *

Владеть гавном — несложный труд и не высокая отрада: гавно лишь давят или мнут, а сталь — и жечь, и резать надо.

* * *

Питомцам русского гнезда, нам от любых душевных смут всего целебнее узда и жесткой выделки хомут.

* * *

Бес маячит рядом тенью тощей, если видит умного мужчину: умного мужчину много проще даром соблазнить на бесовщину.

* * *

Загадочно в России бродят дрожжи, все связи стали хрупки или ржавы, а те, кто жаждет взять бразды и вожжи, страдают недержанием державы.

* * *

По дряхлости скончался своевременно режим, из жизни сделавший надгробие; российская толпа теперь беременна мечтой родить себе его подобие.

* * *

Текут по всей Руси речей ручьи, и всюду на ораторе печать умения проигрывать ничьи и проигрыш банкетом отмечать.

* * *

В раскаленной скрытой давке увлекаясь жизни пиром, лестно маленькой пиявке слыть и выглядеть вампиром.

* * *

Мы пережили, как умели, эпоху гнусной черноты, но в нас навек закаменели ее проклятые черты.

* * *

Российская империя нам памятна, поэтому и гнусно оттого, что бывшие блюстители фундамента торгуют кирпичами из него.

* * *

Видимо, в силу породы, ибо всегда не со зла, курица русской свободы тухлые яйца несла.

* * *

От ветра хлынувшей свободы, хотя колюч он и неласков, томит соблазн пасти народы всех пастухов и всех подпасков.

* * *

По воле здравого рассудка кто дал себя употреблять — гораздо чаще проститутка, чем нерасчетливая блядь.

* * *

Россия ко всему, что в ней содеется, и в будущем беспечно отнесется; так дева, забеременев, надеется, что все само собою рассосется.

* * *

Вокруг березовых осин чертя узор хором воздушных, всегда сколотит сукин сын союз слепых и простодушных.

* * *

Уже вдевает ногу в стремя тот некто в сером, кто опять поворотить в России время попробует во тьму и вспять.

* * *

И понял я за много лет, чем доля рабская чревата: когда сгибается хребет — душа становится горбата.

* * *

Живу я, свободы ревнитель, весь век искушая свой фарт; боюсь я, мой ангел-хранитель однажды получит инфаркт.

* * *

Легко на примере России понять по прошествии лет, что в мире темней от усилий затеплить искусственный свет.

* * *

Темны российские задворки, покрыты грязью всех столетий, но там родятся поговорки, которых нет нигде на свете.

* * *

Российская жива идея-фикс, явились только новые в ней ноты, поскольку дух России, темный сфинкс, с загадок перешел на анекдоты.

* * *

Выплескивая песни, звуки, вздохи, затворники, певцы и трубачи — такие же участники эпохи, как судьи, прокуроры, палачи.