Год черной собаки

Грег разинул рот. В верхней челюсти не хватало зуба.

– Господи!
– вскричал Эдерс.
– Какой же я тупица, жалкий лекаришка, не сообразил такой простой вещи. Ведь у него восстанавливаются все утраченные части. Вы понимаете, все-е. Нет ли еще чего, недостающего?

– Остальное вроде в наличии, - неуверенно произнес Грег.

– Как данные?
– Доктор повернулся к Уварову.

– Температура тридцать восемь, остальное в норме.

– Так и следует, - удовлетворенно кивнул Эдерс.
– В организме идут сложные процессы, они и вызывают реакцию. Могут возникнуть ощущения, о которых мы и слыхом не слыхали.

– Зудит сильнее, - прохрипел Грег.
– Причем везде, в зубе тоже, вернее, в десне. К чему бы это?

– Так надо! Отстаньте! Боже, каким вы были паинькой, когда я вас лечил в клинике. Лежали смиренно...

– Ладонь зачесалась, - не обращая внимания на причитания Эдерса, произнес деловито Грег.
– Терпенья нет. У-у-у.

– Какая ладонь?
– Доктор наклонился над пациентом.

– Та, которой нет, - обыденно ответил Грег.
– Нет, а зудит.

– Это хорошо.
– Эдерс воздел руки к потолку.
– Прямо прекрасно, замечательно. Вы понимаете, - взглянул с торжеством на физика, раздражаются окончания нервных волокон от предплечья к ладони и далее к фалангам пальцев, скоро начнется их рост.

– Во-во!
– поддакнул Уваров.
– Моя бабушка говорила: раз чешется, значит, заживает.

– Идите вы со своей бабушкой, - начал Эдерс.

– Точно. Пальцы зашевелились, - Грег хотел привстать.
– Я их чувствую, доктор. Вы понимаете, чувствую!

– Лежать!
– рявкнул Эдерс так, что зазвенели на столе мензурки. Пальцы не могут шевелиться, их нет и в зачатке - это так только кажется.

Грег плюхнулся на подушку.

– До конца облучения осталось пять минуточек, - доложил физик.

– Приготовьтесь вырубить общий облучатель. Как выключите, одновременно дайте напряжение на индивидуальное облучение руки и глаза.

– Время!
– восторженно крикнул Уваров и щелкнул тумблерами. Фиолетово-лиловое свечение словно втянулось внутрь рефлектора. По-комариному пронзительно зазвенело облучение на руку и глаз.

– Теперь процессы идут локально. Органы обрели свойства регенерации. Местное облучение стимулирует восстановление в районе травм. Как дела, Грег?

– Защипало в глазнице, - он поколебался, - и в челюсти.

– А в руке?

– Как и раньше.

– Понадоблюсь, позовите, буду у себя.
– Уваров пошел к двери.

– Позову. Ступайте...

Утром Уваров тихонечко приоткрыл дверь в комнату Грега. В полумраке пахло озоном и нагретой изоляцией проводов. Эдерс сидел в кресле, вытянув ноги, сложив на животе ладони, опустив веки, словно зачарованный, повторял, покачивая головой:

– Господи боже мой. Что же творится, уму не постижимо.

– Что случилось?
– встревожился физик.

Эдерс открыл глаза.

– На месте травмы образовалась опухоль - это начало формирования кисти. Вы представляете? В какое время живем? При каком событии присутствуем? Я отказываюсь верить и понимать, не доверяю собственным глазам. Будто все творится в каком-то фантасмагорном мире, куда удалось случайно заглянуть.

– А из этой опухоли не образуются ласты или копытце?
– спросил Уваров и тотчас пожалел.

Доктор, уперев ладони в подлокотники кресла, начал медленно приподниматься. Лицо побагровело. Взгляд сделался неподвижным и зловеще уперся в физика. Уваров в страхе отпрянул.

– Вы что? Издеваетесь? Я вас спрашиваю, для чего вы явились? Помогать или задавать вопросы на уровне дикаря с островов Фиджи?

– Простите, доктор, - промямлил русский.
– Извините, пожалуйста.

– Э-э, что с вами говорить, - Эдерс безнадежно махнул рукой, - все одно ничего не поймете.

– Я понимаю, доктор, понимаю.
– Уваров выпрямился и прижал ладонь к груди.
– Понимаю даже то, что еще не дошло до вас.

– Это что же, интересно, до меня не дошло?
– возмутился Эдерс.

– Я гляжу в будущее и зрю - во всех медицинских и энциклопедических справочниках мира золотыми, нет - платиновыми буквами начертано ваше имя. Вы проложили путь в неведомое. Сдернули покров с тайны тайн. Вам при жизни воздвигнут памятник из горного хрусталя с золотыми прожилками, дабы подчеркнуть тонкость работы мастера и изящество его мышления. У ваших стоп изобразят распростертую ниц прекрасную женщину, олицетворяющую природу.

– Вы думаете?
– Доктор уже остыл и недоверчиво посмотрел на физика.

– Я уверен. Я счастлив, - продолжал, воздев руки к небу, с надрывом Уваров, - что в эту историческую минуту находился рядом. Я еще когда-нибудь издам мемуары, гордясь тем, что не столько помогал вам, Парацельсу нашей эпохи, но мешал, как отозвался сей великий и скромный человек, дурацкими вопросами. Даже, как Адам и Ева из рая, изгонялся из лаборатории и отправлялся почивать... на лаврах.

– Хватит ребячиться.
– Доктор встал.
– Он проснется спустя час-полтора. Пойду что-нибудь съем, живот подвело. Там, кажется, есть сандвичи с ветчиной?

– Вы достойны не каких-то черствых бутербродов с вчерашней свининой, а шербета и нектара.

– Да полно уж. Посидите тут.
– Он направился к двери.
– Я и ему приготовлю заодно - проснется голодным как волк.

– Как вы думаете, сколько времени уйдет на восстановление органов?

– Месяц, а может, и два. Откуда я знаю?

– Ему все можно есть?

– Да.

– Не потолстеет? Статистики утверждают: сейчас во всем мире наметилась тенденция к излишней полноте.

– Не знаю, как вы, а я статистикой сыт по горло. Порой это очередной блеф для околпачивания простаков.

– То есть?

– Вы слышали такую присказку: существует ложь малая, средняя, большая и статистика.

– В чем ее смысл?
– Уваров поднял брови.

– В том, что по статистике на меня с Фордом приходится по миллиарду долларов. На самом же деле у него два, а у меня фига. Понятно?

– Не в деньгах счастье, доктор, вы сами сокровище.

– Хватит курить фимиам, я удаляюсь.