Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор
Шрифт:
И ничего больше. В конце предложения ставится точка. Предложение — это определенный порядок слов, в котором выражена какая-то мысль. В конце жизни ставится точка. Жизнь — это определенный порядок деяний, в которых заложена какая-то мысль. Элементарные истины, которые всем известны. Но, боже, сколько раз я слышал определенный порядок слов, в котором не содержалось никакой мысли, и все же это называлось предложением. А сколько раз приходилось мне видеть определенный порядок деяний, в которых не было и проблеска мысли, и все же это считалось жизнью.
Итак, точка!
Нет, я еще должен исповедаться, таков уж порядок.
Я
Но прошу вас, если будете воздвигать мне памятник, не пишите на нем стихов; признаюсь, я и сам за свою жизнь написал немало плохих стихов на надгробных памятниках, и все же нехорошо мстить мертвому.
Лучше напишите на камне так:
Прохожий, этот маленький гражданин, который лежит здесь, просит тебя узнать у господина Туромана, профессора университета, что означает латинская фраза «De mortuis nihil nisi bene!»[35] 1888 г. Пожаревац
Перевод В. Токарева.
Максим{88}
Так как героя этого рассказа не крестили обычным путем и уже самим случаем автору предоставлено право дать ему имя, то автор, прежде чем начать рассказ, заявляет, что его героя зовут Максимом. Читателей просят запомнить это, чтобы автору не пришлось еще раз возвращаться к этому и без того печальному факту.
* * *
Жара адская. Камни раскалились. Болота и речки высохли, даже в омуте воды мало. Колесо водяной мельницы Янко Траяновича вращается еле-еле, и понятно, что перед ней скопилась уйма народу. Помольщики, чтобы заслонить голову от солнца, улеглись под широкую стреху поближе к колесу, где плещется вода и веет прохладой. Ослы тоже устроились на берегу речки, вьючные седла сползли на бока и животы, они чешут спины о горячий песок и, подняв все четыре ноги вверх, тяжело дышат, раздувая ноздри. Заранее можно предвидеть, сколько потребуется палочных ударов, чтобы поднять их на ноги и навьючить.
В это время сверху по дороге медленно спускался путник. Усталый, запыленный, потный и оборванный до такой степени, до какой может довести одежду человека только крайняя нужда, он спускается к мельнице, подходит к помольщикам и спрашивает их, нет ли поблизости моста через речку. Тем лень даже повернуться к нему, ответить, как положено, и они бросают ему через плечо:
— Здесь вот брод!
Путник подошел к ослам и у них тоже спросил, где мост. Один из них возьми да поведи ухом, а прочие остались по-ослиному равнодушны. Путник
стал слезно умолять осла, который повел ухом, так как этот осел показался ему наиболее отзывчивым, сказать ему, где мост. Наконец тот ему ответил:— Нет моста, нужно идти вброд!
— О господи, — ответил путник, — не могу я, сил нет.
Осел долго о чем-то думал, повел другим ухом и наконец лениво поднялся, подставил путнику спину и сказал:
— Садись, я тебя перенесу!
Такое великодушие очень удивило путника, и, переправляясь на осле через реку, он думал о том, как отплатить ему добром за добро. А пока путник размышлял об осле, сидя на нем, давайте и мы познакомимся поближе с этим ослом, поскольку нам и дальше придется иметь с ним дело.
Отец его был ослом, да и мать его была ослицей. Более подробно о них известно еще и следующее: отца его хозяин купил за сто семьдесят шесть грошей, а за мать, когда ее продавали в последний раз, вместе с вьючным седлом заплатили девяносто четыре гроша. Но отец и мать не принадлежали одному хозяину, и как они полюбили друг друга, как договорились и встретились, обо всем этом мы не имеем точных сведений. Да и вообще это их дело, и мы не можем входить в подробности этой ослиной любви, так как только ради полноты биографии героя мы упомянули о том, кто был его отец, а кто мать.
Сперва он был грязным осленком, потом рос, рос, и вместе с ним росли его уши, пока он не вырос и не стал взрослым ослом. Боже мой, что творилось в душах отца и матери, как заблестели их глаза от слез родительской радости, когда однажды хозяин принес седло и ему. Каждый родитель поймет эту радость, если вспомнит тот день, когда он впервые купил книгу своему подросшему сынишке. Но с ослом случилось то же, что бывает и с нашими детьми, когда после покупки книги школьный служитель вынужден силой отводить их в школу. Он не сразу понял, какое будущее ожидает его под вьючным седлом. Он пытался даже сбросить с себя седло, но, увидев, что седло сбросить не в силах, перебросил через голову севшего на него хозяина с такой жестокостью, с какой человек может бросить только своего благодетеля.
По этому случаю он был впервые серьезно бит, как и положено ослу, дожившему до вьючного седла. Хозяин щедро угостил его поленом, пищей весьма несъедобной.
Итак, он отпраздновал день своего совершеннолетия, как это и приличествует ослу: получил вьючное седло и был впервые серьезно бит, так как раньше, если ему кто, бывало, и сунет ногой в ребра, то чаще всего в шутку.
Превратившись таким образом из грязного осленка в настоящего осла, он начал возить, таскать, делать все, что связано с его профессией и длинными ушами. Вот и сегодня он привез зерно к водяной мельнице, а теперь переносит через реку прохожего, который все еще размышляет о том, как отплатить ему добром за добро.
Переправившись, путник слез, повернулся к ослу и сказал:
— Слушай, ту услугу, что ты мне сейчас оказал, ты оказал самому себе. Я не путник, а всесильный Рок. Я хожу по свету и определяю судьбы. Скажи мне, чего ты хочешь. Я все для тебя сделаю.
Осел облизнулся; ему было приятно, что он оказал услугу Року, но вопрос Рока вверг его в страшное затруднение, так как он не мог ничего придумать. Наконец ему пришла в голову чисто ослиная мысль:
— Исполни три моих желания: пусть меня хозяин лучше кормит, меньше бьет и меньше нагружает.