Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Первой взяла слово госпожа аптекарша и сказала, что она умерла бы на другой же день, если бы что-нибудь случилось с ее собачками (у нее их было три); затем господин Рис, ветеринар, сделал обширный доклад о том, как обстоит дело с защитой животных в Европе, и поздравил Максима с его идеей. Дьякон тоже высказался за идею, однако он был за защиту не всех животных, а только скота. Госпожа Эмилия спросила, какие обязанности они, женщины, будут выполнять в обществе.

— Вы можете защищать, например, птичек, — ответил сборщик налогов.

— Каких птичек?

— Всяких — ласточек, горлиц…

— Или собачек, — добавил Максим, чтобы доставить удовольствие аптекарше.

Господин Михаило, телеграфист, снова взял слово и, стремясь поднять у слушателей интерес к идее, нарисовал картину жизни бедного осла. Он обстоятельно рассказал о пользе, приносимой этим животным, а затем обратился к его несчастной судьбе. Разумеется, эта речь особенно заинтересовала Максима, к тому же господин Михаило говорил с такой теплотой и с таким знанием дела, что Максиму даже пришла в голову мысль: «Уж не встречался ли и он когда-нибудь с Роком?» И когда господин Михаило сел, Максим очень осторожно, чтобы никто не заметил, обнюхал его.

Речь господина Михаило растрогала аптекаршу до слез, и она стала говорить о том, что и ей очень жаль это симпатичное животное. У Максима тоже выступили слезы на глазах, и он благодарно посмотрел на аптекаршу.

Затем присутствовавшие приняли программу и устав общества. Председателем был избран Максим, секретарем — телеграфист, казначеем — Пайя, хозяин кофейни.

Правда, этот комитет никого не защищал, но зато о нем раззвонили газеты, приписав всю славу Максиму, так что имя его стало широко известно.

* * *

Шли годы. Всеми почитаемый высокопоставленный чиновник Максим совсем забыл о своем происхождении.

Но однажды Року, у которого как-то не было работы, пришло в голову поискать знакомого осла и спросить его, доволен ли он своим новым положением. Рок сошел в город и, зная, что никакой осел не пойдет на тяжелую работу, начал искать его среди господ.

Пошел он по городу, не пропуская ни одной улицы. Как встретит хорошо одетых людей, так и гадает:

— Он… нет, не он… Он, да, он… ах, нет!

Стольких людей он уже повстречал, а все никак не может узнать, кто из них был ослом.

Идет навстречу ему господин.

«Это он», — говорит себе Рок, и — к нему.

— Скажите, пожалуйста, — спрашивает он вежливо, — вы были когда-нибудь ослом?

Человек накричал на него и пошел дальше.

Встречает Рок другого, и, почти уверенный, что это именно тот, кто ему нужен, с улыбкой подходит к нему:

— Простите, мы знакомы!

— Мы? — спрашивает тот удивленно.

— Ну да, помните, когда вы были ослом…

И этот, рассвирепев, уходит оскорбленный.

Встречает Рок третьего, и вот уже нет никакого сомнения — это он, можно дать голову наотрез, что он; Рок подбегает к нему, обнимает, а тот спрашивает:

— С кем имею честь?

— Я Рок.

— Очень приятно!

— Это ты, ты? Признайся!

— Кто?

— Ах, осел, мой добрый осел. Это ты, я узнаю твои уши и походку, и спина твоя мне кажется знакомой…

Но и этот сердито фыркнул и свернул в сторону.

А Рок продолжает поиски целый день, до поздней ночи. Ищет он и на следующий день и еще целый день, пока его не сваливает усталость и он не отказывается от своего намерения, убедившись, что это напрасный труд, ибо никогда ему не узнать осла.

Вот так Рок, обладая могуществом, до которого человеку далеко, не мог отличить, кто из людей был когда-то ослом, а кто не был. С таким трудным делом не справиться никому, даже Року!

Перевод Д. Жукова.

Покойный Серафим Попович{89}

Вчера мы проводили в последний путь Серафима Поповича. На похоронах были: я, казначей господин Андрей, капитан Яков, инженер Еша и многие другие. После похорон зашли в трактир и очень долго говорили о покойном господине Серафиме. Каждый счел своим долгом что-нибудь рассказать. Инженер Еша вспоминал даже такие случаи, в которые трудно поверить, но мы не принимали это близко к сердцу, так как привыкли к тому, что Еша всегда немного перебарщивает.

Между тем все, что являлось истиной, причем истиной вполне достоверной, можно изложить в нескольких словах. Покойный Серафим был сорок шесть лет чиновником. Кем был до этого и как стал чиновником, наверное, он и сам уже не помнил. Тридцать два года он служил архивариусом в окружном управлении, вел протоколы, работал регистратором и одно время был даже кассиром. Дважды его хотели назначить референтом, но убедились, что у него нет к этому никаких способностей. Он был чиновником до мозга костей. Каждый волосок на его голове был чиновником. Когда он шел, то был озабочен тем, чтобы идти по-чиновничьи; если ел, то старался есть по-чиновничьи, и даже когда был один в комнате, любую мысль, которая казалась ему недостойной чиновника, решительно отгонял от себя.

На его могиле со спокойной совестью можно было бы написать: «Настоящий чиновник».

Бедняга разучился даже разговаривать по-человечески с людьми и говорил только языком официальных документов. Он позабыл все фразы обычного разговора и настолько сжился с канцелярским языком, что над ним из-за этого часто подсмеивались.

Встретишь его, бывало, на улице и спросишь:

— Ну как, господин Серафим, поживаете?

А он поднимет брови, сдвинет очки на лоб и отвечает:

— В ответ на наш вопрос — благодарю, здоров.

Потом немного подумает и продолжит:

— В связи с предыдущим моим ответом на ваш вопрос могу вам сообщить, что меня несколько беспокоит насморк.

Купит, например, что-нибудь на рынке, отдаст мальчику, чтобы тот отнес домой, и обязательно скажет:

— Поручаю тебе доставить эти покупки моей жене с тем, чтобы она по получении их надлежащим образом известила меня об этом.

Так примерно рассказывал инженер Еша, и, хотя он немного преувеличивал, все, в общем, соответствовало действительности. В этом я и сам имел случай убедиться.