Good Again

Я подошла к нему ближе, но коснуться не смела. Могла ли я вообще теперь его касаться?

— Делай то, что должен. Уверена, что тебе станет лучше, ведь так уже было. А потом возвращайся ко мне, — сказала я, чувствуя, как меня захлестывает отчаяние.

— После всего, что было? — прошептал он, не веря собственным ушам.

Я улыбнулась, хотя двигать этими мышцами лица мне было болезненно, и на самом деле улыбаться вовсе не хотелось.

— Я не отрицаю и не оправдываю того, что между нами произошло. Я просто говорю: поправляйся. А когда поправишься, приезжай домой.

Лицо Пита еще больше помрачнело, он кивнул, и его рука протянулась ко мне – он, должно быть, жаждал меня коснуться, прижаться ко мне. Но мое тело оказалось злопамятнее, чем я сама. Я инстинктивно отступила. Его рука бессильно упала, и вид у него был такой, как будто это я сейчас дала ему пощечину. Но что тут поделаешь: я еще не готова была снова ощутить его прикосновение.

— Еще кое-что. Нам нужно сделать звонок, — сказала я и пошла в кабинет, ожидая, что он пойдет за мной.

Сняв трубку, я набрала более чем знакомый номер личной линии Доктора Аврелия. Спустя пару гудков он ответил.

— Это Китнисс Эвердин, — просто сказала я.

— Китнисс! Я ждал твоего звонка.

— Конечно, — я постаралась скрыть нетерпение в голосе. Мое сердце было этот миг слишком хрупким, чтобы отвлекаться от главного на обсуждение моих собственных переживаний. — К вам едет Пит.

— Я в курсе, — он резко понизил голос. — Он сейчас там?

— Да, — отрезала я.

Он сделал паузу, и я отчетливо различила в трубке шуршание бумаг на столе. — Могу я поговорить с вами обоими?

Я сделала знак Питу подойти поближе и включила громкую связь.

— Он тоже слышит вас.

— Очень хорошо. Прежде всего, я могу лишь поаплодировать твоей инициативе, Пит. Признаться в том, что нуждаешься в помощи, весьма непросто. Это хороший первый шаг. Во-вторых, я должен извиниться.

Мы с Питом обменялись удивленными взглядами.

— И за что вам извиняться? — спросил он.

— Ты — единственная выжившая жертва охмора. Это была секретная пыточная технология, и все документы о ней уничтожили до того, как начались суды над теми, кто проводил эти пытки. Так что говорить о помощи жертвам охмора не приходилось — они просто не дожили до наших дней, — у Пита от этих слов вид стал еще более унылый.

— Так в чем же дело? — перебил он.

— Мне не следовало вообще тебя отпускать, Пит, если оставалась вероятность, что ты можешь навести вред Китнисс. Видимо, я допустил врачебную ошибку, и теперь я должен попросить за это у вас обоих прощения. Я не снимаю с себя ответственности за твое нынешнее состояние.

— Вы не могли этого знать, — ответил Пит.

— Вероятно, не мог, но когда после твоего прошлого приступа я сделал вывод, что тебе надо бы приехать в Капитолий на обследование, я должен был на этом настоять, а не просто ограничиться рекомендацией.

— Вы уже предлагали ему приехать раньше? — я повернулась к Питу. — И почему ты отказался?

Пит провел по лицу рукой.

— Я не хотел оставлять тебя одну. Думал, что смогу держать себя в узде.

Я лишь досадливо покачала головой.

— Мы оба хороши. Я должна была позвонить Доктору Аврелию сразу, как это случилось впервые. Может, не настаивай я так сильно на том, чтобы ты был все время рядом… — мой голос сорвался. И снова Пит потянулся, чтобы меня коснуться, но тут же отстранился, видимо, вспомнив вдруг о моей недавней реакции.

— Так дело не пойдет. Это непродуктивно. Все совершают ошибки. Главное, чтобы мы на них учились, — Доктор Аврелий сделал паузу, видно, собираясь с мыслями. — Я должен был вернее выстраивать свои врачебные прогнозы, хотя это довольно сложно сделать для пациента, находящегося вне клиники. Поэтому я от всей души извиняюсь перед вами, и обещаю вам обоим сделать все от меня зависящее, чтобы Питу стало лучше.

Я облегченно кивнула, и все вдруг стало как-то проще. Все это помогло мне почувствовать себя почти нормально, если это «нормально» вообще было для меня теперь возможно. Избавившись от ощущения, что наша ситуация бесконечно странная, теперь я могла уже думать о том, как стряхнуть с себя подступающую сосущую печаль. Пит должен был вот-вот уехать, и неизвестно было — когда он вернется. Осознание этого факта и того, насколько тяжело мне будет жить с этим, лишь сейчас стало до меня доходить, но я постаралась отбросить эти мысли, решив — буду предаваться страданиям потом, в одиночестве. И доктору Аврелию сказала лишь:

— Спасибо.

— А теперь я хочу, чтобы вы оба знали, чего следует ожидать. Я тщательно изучу состояние Пита, чтобы определить наиболее подходящие методы лечения. Здесь у меня есть множество специалистов и ассистентов, которые помогут во всем этом разобраться. Китнисс, мне понадобится и твое максимальное в этом участие. Однако оно не должно мешать осуществлению и твоей персональной терапии. Мы, как и прежде, будем с тобой разговаривать еженедельно. Давай следующий наш сеанс назначим на завтрашний вечер. Ты завтра сможешь?

Завтра вечером Пит уже будет в Капитолии.

– Да. И как долго он будет отсутствовать?

Доктор Аврелий опять пошуршал бумагами, прежде чем ответить.

— Не смогу сказать, пока не проведу исследования. Тогда сразу дам тебе знать. Прости.

Пит и Доктор Аврелий продолжали что-то обсуждать, а я лишь бродила по квартире. В спальне наткнулась на дорожный чемодан — он как черное предчувствие взгромоздился на краешке нашей кровати. Там же был и маленький дорожный кейс с самым необходимым. Наверно, он упаковал вещи, пока я сидела, запершись в ванной, ведь здесь, в квартире, было только все самое необходимое. Я думала о пекарне, обо всем, что мы сделали здесь — абсолютно с нуля. Сейчас было пора уже думать и о нашем огороде — весеннее тепло было не за горами. Скоро на озере растает лед — можно будет удить рыбу, забираться на таявшие горные вершины. Так много всего было у нас впереди, но моя половинка скоро окажется от меня далеко. Я уперлась лбом в оконную раму и попыталась прогнать чувство, которое поднималось откуда-то снизу. И подумала — еще только несколько часов, и я смогу себе позволить разлететься на осколки.

Погруженная в свои мысли, я заметила, что разговор в кабинете закончился, только когда поняла, что он стоит рядом меня.

— В Капитолии прохладно, наверное. Ты взял что-нибудь теплое? — спросила я, мельком взглянув на него. Его голова была опущена на грудь, глаза закрыты.

– Ага, и свитер, и пиджак, — он помолчал, прежде чем продолжить. — А насчет пекарни — думаю, Эффи присмотрит тут за всем, если тебе будет нужно… — его голос оборвался. — Китнисс, я… — запнулся он. — Поезд скоро уходит и…можешь ты на меня посмотреть? — сказал он в конце концов.

Я подняла на него глаза, и тогда он продолжил:

— Не знаю, что я тебе наговорил прошлой ночью. Я помню, что мы были вместе, что я ужасно разозлился, а потом… и твое лицо… — он глубоко вздохнул, но заставил себя на меня смотреть. — Я никогда себе этого не прощу.

— Ты болен, Пит. Это не твоя вина. Но я не знаю, переживу ли я еще одну такую ночь, как эта, — я повернулась к нему, ощущая физическую боль оттого, что он был рядом, что мне хотелось быть с ним – так, как мы были прошлой ночью — и понимая, что глубоко в душе я теперь просто безумно этого боюсь. — Ты должен сделать все возможное, чтобы тебе стало лучше. Ради нас обоих, хорошо? — я неуверенно протянула руку, проверяя свои внутренние барьеры. Он схватил ее и поднес к губам, я кожей чувствовала его слезы. Хотела бы я прижать его к себе, может быть, даже спеть ему и успокоить, но я пока не была готова этого сделать.