Good Again

— Привет, — он что-то пробурчал в ответ. — Спасибо, — сказал я, и, так и не дождавшись его реакции, продолжил. — Спасибо, что поехал со мной.

Взглянув на меня, он лишь пожал плечами, и еще глотнул своего пойла. Ему ведь тоже было несладко — в Капитолии с ним испокон века не происходило ничего хорошего. Хотя он там проторчал больше, чем любой из нас. И вот теперь он снова туда мчался на всех парах, понятия не имея — когда ж обратно. Я не был склонен думать, что он может остаться со мной навсегда, ну, а после того, как он отчалит, мне будет светить полнейшее одиночество. Эта мысль лишь подбросила дровишек в костер отчаяния, что разгорался с момента, как я сел в этот поезд.

— Понятия не имею, что эти доктора намерены со мною сделать. Они уже и так из кожи вон лезли, когда я был там в прошлый раз, — мой несчастный голос выдавал лишь часть сомнений, которые без устали меня терзали.

Хеймитч сперва долго молчал, прежде чем вновь нарушить тишину:

— Ты хоть представляешь себе, сколько детей я увез из дому, доподлинно зная, что вернуться в Двенадцатый им не суждено? Вот что жутко и бессмысленно, — сказал он скорее самому себе. — Ты всегда меня поражаешь до глубины моей гребаной души. Я, честно говоря, когда-то и предположить не мог, что ты переживешь свои первые Игры, а ты умудрился выжить на Играх дважды, — он встряхнулся, отгоняя призрачный стук колес тех прежних поездов, что везли на гибель обреченных трибутов, и пристально посмотрел на меня.

— По правде говоря, я бы не поехал, не считай я, что тебе непременно полегчает. Не знаю, что они там мутят в этой своей больничке, как там танцуют с бубнами, но я сразу вижу у кого есть все шансы на победу. У тебя стойкий разум, и ты умеешь им пользоваться. И еще я верю, что у тебя как ни у кого другого есть мощный стимул и стремление со всем этим справиться, — я мысленно улыбнулся его словам — никто и никогда так сильно не жаждал чего-либо, как я возвращения домой, к Китнисс, к нашей с ней жизни. — Ты только не подумай: я не собираюсь торчать при тебе целыми днями. Надо кое с кем встретиться. Но я всерьез рассчитываю, что мне не придется возвращаться домой одному. Не говоря уж о том, что наше солнышко меня со свету сживет, если я тебя ей не привезу.

Мысль о том, как Китнисс примется гонять Хеймитча, как вшивого по бане, если он заявится домой без меня, заставила меня и впрямь улыбнуться. Хотя смеяться над ним было несколько невежливо, ведь с недовольной Китнисс и впрямь шутки плохи.

— Ты правда так думаешь? Потому что я сам особых надежды вообще-то не питаю…

Хеймитч уставился мне прямо в глаза, явно теряя терпение.

— Не смей приниматься за такое дело в подобном настроении. Я не собираюсь торчать в Капитолии лет двадцать кряду, дожидаясь пока ты сладишь с собой и разберешься, как находиться возле Китнисс, без того, чтобы отвешивать ей чуть что звездюлей. Ты умный парень, и тебе уже приходилось справляться с этим прежде. Выкинь всю эту упадническую ересь из головы. И поторопись привести себя в порядок. А то на меня опять насядет эта гарпия-докторша, — проворчал он сердито.

Это было уже интересно. Упоминание Хеймитчем Доктора Агулар меня здорово удивило. Она-то тут причем?

Хеймитч закрутил крышку бутылки и гневно швырнул ее на стол, так, что она чуть через него не перелетела.

— Она пыталась меня уговорить пройти курс очищения организма в Капитолии. Я ей растолковал, что ноги моей не будет в клинике, где лечат алкашей и наркоманов — не так уж со мной все плохо. Меня вполне устраивает мой личный метод сбегать от проблем, и я и дальше готов прикладываться каждый божий день, пока мне печень позволяет, — он резко глотнул из своей фляжки и продолжал. — в тот миг, когда она узнает, что я уже в столице, она начнет донимать Доктора Аврелия. Плавали, знаем. Поэтому, чем скорей ты вылечишься, тем скорей я вернусь к свободной жизни.

Я лишь покачал головой.

— Уверен, она просто хочет тебе помочь. Ведь это же ее работа. И чего тебе не подлечиться и не почиститься? Хорошая возможность.

— Если я брошу пить, во всем Панеме не сыщется такого мозгоправа, который знал бы чего делать со всем дерьмом, которое мне довелось перелопатить в этой жизни. Нет уж, со мной все нормально. В любом случае, им и твоих тараканов будет довольно.

— Полагаю, они могли бы править нам мозги в одно и то же время. Так сказать, согласовать наше лечение, — я еле сдерживался, чтобы не прыснуть ему прямо в лицо. — Мной — заниматься по утрам, тобой — после обеда, а по средам и воскресеньям будем меняться местами, — по мере того, как я говорил, на лице Хеймитча проявлялось все более и более кислое выражение. — Или ты хочешь мне сказать, что выжил на Квартальной Бойне и в огне Революции, а теперь хвост поджав бегаешь от скромной врачихи из нашего Двенадцатого? — Я бы, пожалуй, и впрямь рассмеялся, если бы у меня так ужасно не саднило лицо.

На Хеймитча это не возымело нужного действия, но, по крайне мере, у меня самого хоть чуточку поднялось настроение, пусть даже и ненадолго.

— Катись ты в ад, — прорычал он сердито.

Краткая вспышка веселья медленно, но верно угасла.

— Если бы ты мог заглянуть ко мне под черепушку в последнее время, то согласился бы, что я уже именно там.

***

Доктор Аврелий лично пожаловал на вокзал, чтобы приветствовать нас в столице. На платформе я заметил из окна множество народу, которое сопровождало Гейла в его туре по Дистриктам, но самого его я в толпе не разглядел. Стоило мне выйти из поезда, и я временно потерял ориентацию в пространстве, настолько все здесь было одновременно и знакомым, и странным. Все вокруг по-прежнему было гладким и сверкающим, и солнечный свет играл на всех металлических поверхностях. Каждый светильник, каждое приспособление свидетельствовали о неизменном поразительном внимании к деталям. Но в толпе чувствовалась какая-то серьезность: здесь больше не было заметно праздношатающихся зевак, которые некогда обступили нас с Китнисс, когда мы прибыли на наши первые Игры. На дальних платформах шла какая-то стройка, а может, их просто все еще приводили в порядок, стирая следы войны. Как и во мне, пробоины и воронки в Капитолии еще не все заделали, и нужно было принять меры, чтобы никто в них вдруг не ухнул вверх тормашками.

Опытный врач, конечно, тут же, с первого взгляда, подметил мое бездонное уныние. Поприветствовав нас, он внимательно посмотрел мне в лицо, тут бы мне и рассказать ему о нашей стычке в Гейлом, не откладывая дело в долгий ящик, но я был слишком подавлен, чтобы с ходу пускаться в объяснения.

Доктор Аврелий попросил следовать за ним до стоянки шаттла, который должен был всех нас доставить в психбольницу. Мне вспомнилось, что именно на таком меня подбросили когда-то до вокзала, когда разрешили наконец вернуться в Двенадцатый. Белое, продолговатой формы, транспортное средство имело множество окон и четыре ряда сидений, водитель был облачен в черную униформу. Оно парило над землей, и я когда-то был так им очарован, что бросился расспрашивать, как оно устроено. Мне объяснили, что дороги были специальным образом намагничены, поэтому на шаттле можно передвигаться как на поезде, разве что не так стремительно. Тогда, то ли оттого, что я считал себя здоровым, то ли просто от счастья, что наконец-то еду домой, все вокруг пробуждало во мне любопытство, вызывало восхищение. И я счел настоящим волшебством, что люди изобрели такие вот парящие челноки. В тот момент я искренне полагал, что на свете нет ничего невозможного.

Теперь же эта машина, которая некогда меня так поразила, казалась бессмысленной. Вместо того, чтобы преисполниться от ее вида надеждой, я почувствовал себе еще более опустошенным. Китнисс тоже вряд ли бы впечатлилась: мы ведь с ней полетали на планолётах, и нас чуть не убили переродки — создания куда более сложные, чем какие-то там шаттлы. Ее такие вещи отчего-то никогда не отвлекали от главного, не то, что меня с моей вечной «сладостью» ко всему прекрасному и новому. Одна мимолетная мысль о ней и у меня болезненно свело живот от головокружительной тоски по ней, так что я едва мог дышать.

Из темной пучины моих мыслей меня вырвал голос Доктора Аврелия:

— Надеюсь, поездка была не слишком утомительной. Полагаю, вы намерены оставаться здесь не дольше, чем это будет крайне необходимо, поэтому я уже запланировал на завтрашнее утро тесты с последующей оценкой твоего состояния, Пит.

Он повернулся ко мне со своего места. Я лишь вежливо кивнул, внимательно глядя на него. Шевелюра моего доктора оставалась по-прежнему темной, хотя в ней уже проглядывали залысины, большой нос оседлали очки. Убедившись, что я его слушаю, Доктор Аврелий продолжил:

— Мистер Эбернати, вас мы поселим прямо возле больницы. Пит, для тебя приготовлена индивидуальная палата в самом комплексе, я смогу тебя там навещать не только в рабочее время — хочу понаблюдать за тобой дополнительно, — прихватив с соседнего сидения блокнот, он сделал в нем для себя пометку.

Я вновь кивнул, как будто слов на то, чтобы ответить ему что-либо у меня уже не оставалось. Слишком я был подавлен и смят, чтобы выражать свои чувства как-то иначе — разве что ворчанием, совсем как Хеймитч с похмелья, когда его с души воротит от любых разговоров.