Город из воды и песка

— Слишком? — спросил Войнов.

— Нет, — отозвался Вольф. — Хорошо.

Безволосая спина и ноги, покрытые тонкими светлыми волосками, — Войнов хорошо помнил, что ему нравилось в Вольфе. Вот эта его гладкость — совершенно свободные от волосяного покрова грудь, лобок, подмышечные впадины. Вольф был чистым и аккуратным, тонко пахнущим лосьоном для тела.

Войнов стегал его снова и снова. И хотел бы во всю силу, но жалел. Отчего-то не мог на полную. Он видел, как натягиваются мышцы на спине и подхватываются ягодицы, как вздрагивают плечи, как кожа становится красноватой от жара и ударов веника. А в какой-то момент — Войнов даже не успел понять, как это произошло, — вместо Вольфа распростёртым на лавке он увидел Сашу. Его губы были закушены, брови хмурились, волосы мокрыми кольцами прилипли ко лбу и вискам, и он не просто вздрагивал, он всхлипывал, но так, что становилось понятно: Саша знал — пощады не будет. Он был худым и бледным, и его руки и ноги вытягивались на лавке, словно были лозами, но безжизненными, вялыми, будто кто-то их сломал, обездвижил, лишив энергии жизни и возможности сопротивления.

Войнова прошибло потом, раза в два хлеще. Он остановился и вытер со лба пот, сказал Вольфу:

— Прости… Я, кажется, слишком увлёкся.

— Всё нормально.

— Хочешь, пойдём окунёмся?

— Нет… Подожди…

Вольф приподнялся и сел, взял Войнова за руку и потянул на себя. Какое-то время они просто смотрели друг на друга: Войнов — сверху, стоя над Вольфом, Вольф — снизу, и никто из них не делал ни шагов, ни движений. Войнов шумно дышал, ещё потрясённый тем, что вместо Вольфа представлял себе Сашу. Как это было непонятно и… и… по-дурацки — представлять себе того, кого никогда не видел, а только слышал, на месте другого человека. С Войновым никогда такого раньше не случалось. Он ощутил невольно какой-то неяркий, но стыд перед Вольфом, как будто обманул, хотя ничего не обещал. И потребность загладить, искупить эту непонятную вину. И поэтому, когда Вольф снял с его бёдер полотенце, Войнов лишь подался вперёд, позволяя. И дальше, когда Вольф ощупал и приласкал его, а потом взял в рот, Войнов лишь сжал в горсти его волосы и поменял положение ног, чтобы Вольфу было удобнее сосать, а Войнову — легче толкаться в податливый рот. Войнов смотрел, как ствол раз за разом погружается до основания и появляется, входит и выходит, внутрь и наружу. И когда Вольф время от времени открывал глаза и смотрел Войнову в лицо, обхватывая губами и вбирая в себя его член, Войнов (что за нахер?!) мог разглядеть в зрачках Вольфа Сашин силуэт, тонкую мальчишескую фигуру. Это было похоже на какую-то медитацию — ебанутую, глючную, и ощущалось настолько странным, что сам секс начинал походить на мистерию. Или истерию? Или помешательство? Или бред? Войнов не мог подобрать сколько-нибудь внятного или понятного хотя бы ему самому определения. И не мог, к слову, этим «чем-то» вполне насладиться, потому что это была чертовщина, натуральная плотская фантасмагория.

В какой-то момент Вольф перестал сосать, поднялся и обвил Войнова руками. Войнов осторожно обнял его спину, и они так стояли некоторое время, только различая прикосновения рук и дыхание друг друга. А потом Вольф вплавился в Войнова поцелуем, полупустым, обречённо-жадным. Войнов чувствовал собственный привкус сквозь запах и вкус Вольфа, его ищущие голодные губы и отчаявшийся язык.

Вольф выдохнул ему прямо в рот, быстро и резко, без надежды как будто:

— Трахни меня.

— У тебя есть презерватив? — спросил Войнов.

— В брюках. В кармане.

Войнов сам сходил в предбанник, выудил презерватив из красивых, аккуратно повешенных Вольфом брюк и вернулся в парную. Он нагнул Вольфа над лавкой и, прежде чем войти, растянул, бережно и осторожно. Вошёл тоже бережно, не сразу, придерживая Вольфа за талию. Вольф внутри был охуительно тугим, он всегда сжимал как надо, на десятку. Это Войнову было по кайфу, конечно. Но причину он знал — отсутствие личной жизни, нехватка времени. А вот это уже было невесело. Поэтому и Войнов старался на десятку, чтобы Вольфу запомнилось. Вольф вскрикивал и стонал под ним: «О, фак! Ещё! Ник, сильнее!» — и Войнов ебал самозабвенно. Кончил тоже с большим вдохновением, но в гордом одиночестве. Вольф, казалось, был далёк от оргазма так же, как Земля — от туманности Андромеды.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Войнов. — Я сделал тебе больно? — Они же уже спали с Вольфом, и с «физикой» всё было в порядке.

— Нет, всё было замечательно, — торопился объяснить Вольф. — Дело во мне. Я… Мне сложно кончить. Я на антидепрессантах. Такая побочка. Я почти год вообще не думал о сексе. Первый раз вот с тобой… захотелось…

Войнов глубоко вздохнул. Ужасно хотелось извиниться. И хотелось как-то поддержать, что-то сделать для Вольфа, но Войнов только сказал:

— Послушай, мы можем попробовать ещё. Чуть позже. Это не проблема… В смысле всё нормально. Я просто хочу как-то помочь.

— Ты уже помог, — слабо улыбнулся Вольф. — Мне было с тобой очень хорошо. Мне всегда с тобой хорошо, Ник.

Войнов обнял Вольфа, прижался, поцеловал куда-то рядом с ухом, прошептал:

— Хочешь, я сделаю тебе мега-минет? Ты же знаешь, я умею.

— Я знаю, Ник. Я знаю… Но сейчас не надо.

— Тогда пойдём наверх. На третий. Просто поваляемся вместе. Просто вздремнём. А?

Войнов боялся, что Вольф откажется, но тот лишь кивнул, уткнувшись Войнову в плечо.

На третьем располагались гостевые спальни, и именно там обычно Ренат размещал друзей и знакомых. Войнов с Вольфом поднялись в комнату, и Войнов в буквальном смысле уложил Вольфа в кровать. И сам лёг рядом. Они ни о чём не говорили. Вольф просто закрыл глаза, и Войнов смотрел на него какое-то время. Он видел уставшие веки, короткие светлые ресницы — не вздрагивающие, абсолютно спокойные, темнеющие подглазья, прямой правильный нос и скупые, жёсткие губы. Морщины на лбу перестали быть такими заметными, и привычное выражение сосредоточенности как будто ушло, покинуло лицо Вольфа.

Войнов поколебался, но всё же протянул руку и коснулся лица Вольфа. Положил ему ладонь на щёку — не гладил, просто на несколько минут задержался, чувствуя тепло и принятие.

— Я так давно не спал с кем-то в одной постели, — признался Вольф.

— Я тоже, — сказал Войнов. — А знаешь, Рената раздражает, когда остаются на ночь. Выгоняет из кровати. Только представь.

— Ренат, он независимый. Одиночка, — вздохнул Вольф. — Ему это не нужно. Не то что нам с тобой.

— Думаешь, нам не повезло?

— Не знаю. Это тяжело, Ник… Когда тебе уже сорок, и ты видишь, что у твоих друзей семьи, дети. А тебя приглашают на барбекю или очередную свадьбу одного… Я не знаю…

— Можно подумать, что тебе девяносто, когда ты говоришь эти «уже сорок», — усмехнулся Войнов.

— Сорок один.

— Разве это возраст?

— Но чувствую я себя внутри на девяносто.

— Это просто депрессия. Ты же знаешь?

— Болезнь нашего времени?

— Что-то вроде того.

— Я бы предпочёл что-то менее ментальное. Хронический бронхит, например…

— Или аденому простаты, — подхватил Войнов.

— Гастрит.

— Язву.

— Геморрой.

— Нет, геморрой не надо, — покачал головой Войнов, приподнялся на локте и, подвинувшись к Вольфу ближе, навис над ним, всматриваясь тому в глаза, а потом запустил пальцы ему в волосы. — У тебя восхитительная задница. И терять бы её не хотелось, — рассмеялся он.

— Ты бы хотел со мной остаться? — вдруг спросил Вольф. — Я имею в виду, со мной можно захотеть быть рядом? Вместе?

— Конечно. Почему нет? — как можно мягче ответил Войнов.

— Но ты бы со мной не остался…

— Потому что я тебя не люблю, — честно сказал Войнов. — Я знаю, что ты замечательный человек. Привлекательный мужчина. Но для того, чтобы быть вместе, нужно больше. Мне нужно больше.

— Да. Я знаю, — поспешил поправиться, чтобы не быть неверно понятым, Вольф. — Это чисто гипотетически. Я спросил чисто гипотетически… Но некоторые же живут просто… Всю жизнь. И у них получается.

— К сожалению, это не про меня, — вздохнул Войнов.

— И, наверное, не про меня, — согласился Вольф.