Город из воды и песка

— Сука, блядь! Сука! Да какого же хуя?! Так издеваться! Скотина… — Войнов зажал глаза пальцами. Под веками собиралась влага. С неба полило. Нещадно. Стремительно. Очень обильно.

Войнов вышел из беседки под дождь. Встал, запрокинув к небу лицо, раскинув в стороны руки. По лицу, по плечам, по груди, по ногам хлестало и било; он промок почти сразу. И это как будто отрезвляло, лишало его чего-то, но делало сильным и свободным. От того, чтобы не думать о Саше, как он говорил это последнее: «Спи. Да хранят тебя боги» — будто был рядом, у его лица, на его подушке, он сказал это так ласково, с огромной, размером с Вселенную, но умерщвляющей, усыпляющей ядовитым соком цикуты любовью. И чтобы не думать о Вольфе, о его упорхнувшей, проигранной жизни, слишком понятной, и этим пугающей, и слишком близкой, чтобы не напоминать Войнову о его собственной. И чтобы не думать о себе самом — неприкаянном, непринятом, до безбрежности одиноком.

— Никита! Ты охренел?! — Голос был явно Рената. Войнов обернулся и по-дурацки растянул губы в улыбке. — Давай в дом! Быстро!

Уже дома — как с неразумным:

— Давай вытирайся. А если бы в тебя молния жахнула?

— Можно подумать…

— Петух тоже думал — и в суп попал. Щас найду тебе майку и штаны какие-нибудь. Придурок конченый.

— Ну вот, видишь, если уж ты считаешь, что я конченый…

— Завали, а? Вытирайся нормально! — Ренат выхватил у Войнова полотенце и давай вытирать ему мокрые волосы.

— Ай, больно, Ренат! Чо ты делаешь? Я сам, ну.

— Да завали ты. Вольфа мне мало. Ты ещё хернёй страдаешь. Что с тобой происходит?

— А что, так заметно?

— Кризис среднего возраста начался?

— Ха-ха! Кризис! Ну да, кризис.

Ренат ненадолго удалился, вернулся уже с чистой футболкой и шортами на поясе-резинке, так что Войнов в них прекрасно поместился, несмотря на то что был заметно крупнее Рената. Футболка была точно отцовская — Войнов её видел на Шуруфутдинове-старшем (с возрастом тот раздался, особенно животом и боками), с эмблемой Эл-Эй. Наверное, притащил из Штатов, какое-то время он и там варился. А теперь эта футболка, поблекшая от стирок, валялась в шкафу на полке «домашнее», «дачное». Шорты хрен знает чьи, но Войнову было неважно. Он с удовольствием влез в свежие, пахнущие порошком с цветочной отдушкой вещи. Он любил чужие вещи. Ему нравился запах, ощущение чужой одежды на коже. Нравилось думать, что она принадлежит кому-то другому, и у этого другого всегда есть своя история, свои страхи и, конечно, свои тайны.

Войнов с Ренатом расположились на кухне. Дождь продолжал стучать по крыше и в стёкла, только уже выдыхался, становился слабее и тише.

— Налей мне чего-нибудь, — попросил Войнов. — Только нормального чего-нибудь.

— Нормального чего? Водки, коньяка, текилы? — уточнил Ренат, поднимаясь со стула.

— Да без разницы… Коньяка.

На стол встали два пузатых бокала, бутылка. Ренат на четверть бокалы наполнил.

— Ладно, рассказывай, что происходит, — потребовал он после того, как «первый пошёл».

— Да что происходит? Жизнь происходит. И ничего больше.

— С Вольфом что?

— А ты сам не видишь? Он же на твоей даче, не в моей квартире, Ренатик.

— Но я-то с ним не кувыркался.

— Подъебнул типа? Молодец! Хорошо получилось.

— Да ладно. Вольф всегда тебе доверял больше.

— Хреново ему. Депрессия. Работа на износ. Тоскует по бывшему, а тот уже с новым мужиком и всё у них в шоколаде.

— Он всегда казался таким правильным. Не то чтобы оптимистом — реалистом, я бы сказал. Холодноватым вообще-то. А он вот такой…

— Типа с тонкой душевной организацией?

— Ну да. Что нам с ним делать? — серьёзно спросил Ренат.

— Женить. Что?

— На тебе, Войнов, если только.

— Я по расчёту не могу, — помотал головой Войнов. — Только по любви.

— Так по симпатии. Не по расчёту.

— Иди-ка ты в жопу, — беззлобно сказал Войнов.

Они опрокинули по второму.

— Ладно, подумать надо… А с тобой что? — спросил Ренат.

— Со мной всё зашибись, Ренатик.

— Что-то мне так не кажется…

— Правда хочешь докопаться? Окей… Ща, подожди. — Войнов полез в Вотсап, открыл последнее голосовое от Саши. — На, слушай.

— Это что?

— Да слушай. Потом будешь спрашивать.

Пока слушал, Ренат смотрел на Войнова, и тот видел, как у друга меняется лицо. Из ничего не понимающего делается изумлённым, потом встревоженным, потом — Войнов даже не мог определить — каким-то задумчивым? Слегка опечаленным?

— Что это? — Ренат повторил вопрос, когда запись кончилась.

— А ты сам как думаешь? На что это похоже?

— Хрен знает. На признание? Я не знаю. Заморочено, конечно. Но вот прям по-твоему, по-войновски. Ничо не понятно. Что за парень? Где ты его откопал?

— Если бы я сам знал, — вздохнул Войнов.

— В каком смысле? — не понял Ренат.

— Я его никогда не видел. И он меня не видел. Мы только разговариваем по телефону.

— И?

— Ну и всё. Он не хочет встречаться. Говорит, что не может. Я без понятия, по каким причинам. Как будто боится… А у меня от него крыша едет. Я думаю о нём постоянно. Представляю, каким он может быть. Как выглядит. Что любит, чего не выносит. Чем живёт. С кем общается. Я просто с ума по нему схожу. Натурально.

— Да ладно, — не сразу поверил Ренат. — Гонишь. Так не бывает. Чтобы ты втрескался в парня, ни разу его не видя?

— Сам в шоке…

— И что ты собираешься делать? — спросил Ренат, наливая по третьему.

— Вообще без понятия, — пожал плечами Войнов.

— Он чем занимается? Этот твой Саша.

— Начитывает книги.

— Книги? В смысле? А работает где?

— Это и есть его работа. Не хобби. Начитка, озвучка.

— Охуеть работка.

— Ну ты же слышал его голос.

— Да, голос запоминающийся.

— Даже ты отметил.

— Такой же филолог-философ-переросток, как и ты, Войнов. Душнила.

— Заткнись, Ренат. И без тебя тошно. Тебе вообще на всех насрать. Не нужен никто. Как ты так можешь жить? Не понимаю. Тебе даже дети собственные не нужны. Вспоминаешь раз в пятилетку.

— Да, блядь, Никит, ты мне нотации читать, что ли, будешь? Они с меня бабосы тянут. Всё у них зашибись. Всем обеспечены. Нигде не жмёт. И бывшая моя тоже. До конца жизни палец о палец не ударит.

— Хорошо, когда нет потребности кого-то любить… Это, наверное, здорово. Очень удобно.

— Откуда ты знаешь, что я никого не любил? — взвился Ренат. Было похоже, что он вот-вот вскочит и наваляет Войнову, ну или просто разъебёт что-нибудь из посуды или мебели, взбесится — и тогда мало не покажется. — Ты что, сука, думаешь, так хорошо меня знаешь? Лучший друг, бля! Нихрена ты меня не знаешь! Долбоёб сраный…

— А ты расскажи! — пошёл в атаку Войнов. — Ты же ничего не рассказывал! Ты же прятался! Из тебя ни полслова было не вытянуть.