Горячие пески

Придерживая на бегу планшет, появился комендант майор Квашнин.

— Здравствуй, — пожал ему руку Копылов. — Давай-ка, мил-друг, пока я с бойцами потолкую, собирайся, подскочим на ближнюю заставу. Дело есть, а какое, скажу в дороге.

— Я готов, — сказал комендант.

— Тогда тоже послушай.

Собрались в той же курилке, где разговаривали после обеда. Сидели немногие, большинство стояли тесным кружком. Подполковник умостился в середине.

— В комнате духота, а тут простор, ветерок гуляет, — сказал он все с той же доброй улыбкой, с какой слушал рапорт начальника заставы, окинул взглядом пограничников. — Вижу, чистенькие, щетину соскоблили, в порядок себя привели. Хвалю. Аккуратность и строгий воинский вид прежде всего.

И с ходу заговорил о проведенной операции в песках. Похвалил личный состав резервной заставы — с задачей справились успешно. Особенно отличилось отделение старшего сержанта Тагильцева. Испытание ребятам выпало нелегкое, они выдержали его. Мужества, сметки и умения достало, чтобы одолеть вооруженных нарушителей границы. Старослужащие показали себя с самой лучшей стороны, и молодые заявили о себе, как настоящие пограничники. Фамилии Корнева и Герасимова назвал, Ивашкина с Бубенчиковым не забыл, других солдат упомянул. Отметил колхозного бригадира Берды Мамедова.

— Наиболее отличившиеся будут поощрены особо, а пока от имени командования за хорошую службу Родине всему личному составу объявляю благодарность! — закончил подполковник, поднявшись и бросив руку под козырек.

— Служим Советскому Союзу! — на едином дыхании, хором ответили пограничники.

Дружный возглас прокатился по двору, эхо толкнулось под крышу казармы, вспугнуло мирно ворковавших горлинок, потревоженные на коновязи лошади запрядали ушами, затопотали.

После этого подполковник еще с час сидел с солдатами, угостил папиросами, курил и разговаривал по душам, спрашивал о доме, родителях, о том, кто и как думает строить свою жизнь после службы.

Был конец июля.

Жара становилась изнурительной. Даже по ночам не было от нее спасения. В помещениях стояла духота. Спящих солдат атаковали москиты, проникающие даже сквозь марлевые пологи.

Ежедневно с полудня поднимался ветер. Он приносил с собой горячее дыхание песков, слабые запахи увядших трав, полынную горечь.

Прохаживаясь по смотровой площадке наблюдательной вышки, время от времени вскидывая бинокль, Ивашкин оглядывал окрестности. Он вдыхал налетающие запахи и гадал, где родились они. Может быть, ветер принес их и из той маленькой лощинки у колодца, где пограничники задержали нарушителей границы. Там, среди нагромождения барханов Ивашкин видел островки песчаной осоки и полыни.

Воображение несло его дальше, за пределы песков, и, наконец, он оказывался в родной деревеньке и вспоминал, как теплыми летними днями вот так же пахло полынной горечью с противоположного берега реки. И тогда почему-то особенно не хотелось корпеть над ведомостями и накладными в конторе, тянуло в поле, на луг, где трава по пояс и в синем небе звонкие жаворонки.

Все, шабаш, в контору Ивашкин больше не вернется — это уже решено. Отслужит, приедет в деревню и будет работать трактористом или шофером, а то и на комбайн сядет. Загвоздка в том пока, что ни одной этой специальности он не освоил.

Ивашкин почему-то думал о себе, как о ком-то постороннем. Наверное, так легче ему было строить планы на будущее, хвалить или осуждать себя за что-то в настоящем.

Так вот, он не только решил не возвращаться к своим обязанностям счетовода, а уже сделал первые шаги, чтобы это решение претворить в жизнь. Во-первых, военная служба его кое-чему научила и еще многому научит. Во-вторых, он завел дружбу с шофером грузовой машины и мотористом электродвижка. Ребята толковые, отзывчивые, не выезжают на нем, используя его в роли «подай-принеси», а учат своему ремеслу. Понемногу, но дело продвигается вперед. Бывает даже, особенно днем, если моториста не оказывается на месте, а надо подзарядить аккумуляторы или следовые фонари, старшина посылает Ивашкина запустить движок, и он управляется.

— Ты вот что, Ивашкин, на этом деле, — как-то сказал ему старшина, — я имею в виду технику, набивай руку. Справочники, пособия разные почитывай. При случае пошлем тебя на курсы. Я уже говорил об этом с начальником заставы, он обещал позаботиться о тебе.

То-то Катюша удивится, когда он заявится домой подготовленным технарем.

Со дня возвращения из песков минуло три недели. Тогда сразу он написал матери и Катюше и теперь с нетерпением ждал ответа. Он представил, как при разборе свежей почты Катюша обнаруживает его письма. Почему-то ему думалось, что письмо для нее она прятала, не читая сразу, оставляла на потом. Сначала, вместе со всей почтой, приносила письмо матери, и они читали его вдвоем (мать как-то сообщила ему об этом). Мать обычно тут же брала у девчонок-школьниц ручку, чернильницу-непроливайку и сочиняла ему ответ. На обратном пути Катюша захватывала письма и относила на почту.

И только тогда, а то и вовсе вечером, чтобы никто не помешал ей, с толком и чувством вчитывалась в его строчки.

Письмо к матери предназначалось не только ей, а многим — сестренкам, родственникам Феди. Это же — только Катюше, ей одной. И отвечала она через несколько дней. Почему, Ивашкин догадывался. Катюша хотела тем самым надоумить его писать не сразу ей и матери, а поочередно. Тогда она будет, скажем, в те же десять дней дважды получать его весточки. Сначала из письма к матери, а через некоторое время из письма к ней.

Какой ты чудной, Ивашкин. И Катюша как-то сказала: чудной. Все-то тебе надо разжевать, сам, своим умом дойти не можешь.

Вот и начальник заставы опять частенько стал назначать его часовым. Возможно, капитан Рыжов усиленно приучал его к мысли, что служба часового, это его удел и основное занятие.

Правда, и другие тоже стояли на вышке. Тот же Герасимов или Бубенчиков. Обещал ему Серега найти ответ, почему из колодца днем видны звезды на небе, но не нашел. Говорит, написал домой учителю географии. Поглядим, что ему ответят.

Застава минувшие полмесяца жила спокойно, по обычному распорядку. В тот вечер, когда заезжал подполковник Копылов и потом умчался с комендантом на границу, все ждали новых событий. Но ничего не произошло. Солдаты поговорили об этом между собой и решили, дескать, были у подполковника какие-то свои заботы, о которых не обязательно знать всем. Ну, а вели разговор об этом потому, что с приездом подполковника обычно всегда начиналось какое-то горячее дело.

Вспоминалась его похвала, мол, молодые солдаты заявили о себе, как настоящие пограничники. Ивашкина он тоже причислил к ним. А чего в таком случае отделенный сержант Воронов навязывается: Ивашкину надо менять характер? Пусть-ка он остается при своем мнении.

Жаль, не вернулся пока старший сержант Тагильцев. Впрочем, теперь о его возвращении нечего и думать. Начальник заставы как-то обмолвился, дескать, Тагильцева забирают от него. После излечения оставят в пограничном отряде и назначат старшиной подразделения. Пограничникам хотелось повидаться с ним, надеялись, что за расчетом он все-таки приедет на резервную. Наверное, он и сам хочет этого?

И еще до заставы дошел слух, будто бы Тагильцева представили к ордену Красной Звезды. Когда за подтверждением обратились к капитану Рыжову, он ответил: