Грезы о любви

— Лестер, — выдохнула Алеста и опустила взгляд. — Он не любит меня, понимаешь?

— Он не любит тебя или ты не любишь его? — мудро заметила Авелис.

Сестра смерила ее ледяным взглядом, сделавшим бы честь королевскому роду.

— Я ведь знаю, что ты любила Нареля — я это видела, — а потом ты резко…

— Он предал меня.

— Но чувства — не порванное платье, их так легко не выкинешь.

— Ты намекаешь на то, что в несчастьях своего брака я виновата сама, потому что вышла замуж не по любви? — высокомерно поинтересовалась Алеста. — А если мой супруг поступил также?

— Король…

— Вот именно, Авелис, король. Не муж, не отец детей, а король. — Она гневно тряхнула головой, в ее сапфировых глазах зажегся огонь. — Лестер не интересуется детьми, не уделяет внимание семье. Вечно он занят. Пошел с Лидэлем на полчаса на тренировку, так через десять минут к нему прибежал стражник с каким-то очередным срочным посланием. И так каждый раз. Семейная жизнь наша рушится. Он даже… даже не интересуется мною, как женщиной. Не считает привлекательной.

Авелис недоверчиво посмотрела на сестру. Из них троих Алеста была самой красивой — и не только от природы. Она всегда следила за собой, и когда остальные эльфийка полагались лишь на свое обаяние, старшая из сестер Феланэ надевала лишь самые дорогие платья, самые изысканные ювелирные украшения, заплетала волосы в сложные прически. В общем, Алеста всегда прикладывала максимум усилий, чтобы выглядеть еще лучше. Даже сейчас, находясь, по сути, в домашней обстановке наедине с родной сестрой, она была одета так, словно прямо сейчас собиралась на бал. Так что ее слова легко можно было поставить под сомнения, однако невольно Авелис вспомнила Астеру. Вторую ее сестру Свет тоже наделил красотой яркой, как и всех Феланэ, но на нее генерал следопытов никогда не обращала внимание. Вернее, обращала — напропалую пользовалась, очаровывая несчастных вояк, — но никогда не ставила ее во главу угла. Да и как, если главной страстью Астеры оставалась война? Она большую часть жизни провела в походах, а из поношенного кожаного костюма лучницы не вылезала с юности, и тем не менее продолжала пользоваться успехом у обладающих изысканным вкусом эльфов, а не только у своего мужа-человека. Да и сама Авелис никогда не обладала той обольстительностью настоящей леди, что покоряет мужские сердца, однако Селон полюбил ее и сделал счастливой. При мысле о муже, она невольно улыбнулась, и Алеста тут же процедила:

— Вот видишь.

— Алеста…

Та выдернула руку из заботливых ладоней сестры.

— Ты не понимаешь. Все из-за Илинеры.

— При чем тут покойная королева?

— При том, что она является идеальной для всех своих подданных. Они боготворят ее, вспоминают с улыбкой и чуть ли не слезами на глазах! Она умерла, стала мученицей, и я никогда не смогу с ней сравниться. И Лестер…

— Разве он когда-нибудь упоминал имя первой супруги? — удивилась Эстель: даже до их северных провинций добрались слухи, что король убрал все портреты покойной королевы и запрещает подданным упоминать ее.

— Нет. В этом и дело, — отчеканила Алеста: она была зла, очень зла. — Ты понимаешь? Она для него словно… всё. Все говорят, что он не любил ее, что он не любит старшего сына — ее сына! — но я чувствую, что это неправда. Он любил ее, он любит до сих пор.

Авелис отвела взгляд и вздохнула. Она чувствовала боль сестры как свою.

— Алеста, а что сказал Лестер?

— Я не обсуждаю с мужем его самого, — она произнесла это, как само собой разумеющееся.

— Может зря?

— Авелис, ты издеваешься? — Она решительно поднялась с дивана. — Над собственной сестрой?

— Нет, милая. — Леди Рисанэ тоже встала и вновь взяла руки королевы в свои. — Послушай, сестренка, ты ведь не сделаешь хуже, поговорив с мужем. Ты и так злишься на него. Есть лишь два варианта: либо он подтвердит твои подозрения, и тогда ничего не изменится, или опровергнет, и тогда вы наконец поймете друг друга.

— Это же ужасно унизительно!

— А мучиться неизвестностью и придумывать грехи мужу? — возразила Авелис и уже мягче продолжила, глядя прямо в глаза старшей сестры: — Алеста, поговори с мужем.

Та тяжело вздохнула, поджав губы.

— Хорошо.

— Поклянись?

— Что? — Да, младшая сестра умела удивлять.

— Поклянись памятью матери, что поговоришь с мужем. А то я тебя знаю, опять превратишься в злую королеву.

— В какую?

— Поклянись!

Сапфировые глаза полыхнули: сейчас Алеста как никогда раньше была похожа на свою сестру Астеру, прозванную Бичом Орков.

— Милая, давай честно: у меня брак более счастливый, чем у тебя. Послушай моего совета.

Повисшая в комнате тишина могла бы придавить любого.

— Хорошо. Клянусь. А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

Глава 9. Раскол

Эстель медленно брела по улицам Листерэля. В отличие от людских городов, столица Рассветного Леса, как и его жители, была прекрасной и утонченной. Здесь не выбрасывали нечистоты из окна, не гнали лошадей по мостовой, не бранились на весь квартал. По чистым ухоженным улочкам, словно только что сошедшим со страниц сказок, степенно шли эльфы. По разукрашенным черепичным крышам скакали птицы — они чувствовали себя здесь ничуть не хуже, чем в лесу, — а в город часто забредали звери. Ни один светлый эльф никогда не причинит вред живой природе, и так и она не причинит ему. Дивный народ жил в полной гармонии с братьями своими меньшими и окружающей их природой. Лес сам давал древесину и пропитание своим детям, благословлял их, а они его — любили. Светлые эльфы, как никто другой, относились к месту, которое называли своим домом, с трепетом и заботой. Поэтому Листерэль был уникальным городом, слово выросшим из леса и остававшимся его частью.

Несмотря на то, что Эстель родилась и выросла на севере, где природа еще сильнее переплетается с бытом эльфов, ей нравилась столица. Поэтому, оставив родителей обсуждать последние новости, она с утра пораньше сбежала в лечебницу. Проведя там большую часть дня, Эстель отправилась обратно, но так как вечер был поистине чудесным — это заметила даже она, погруженная в свои мрачные мысли, — то путь домой постепенно превратился в неспешную прогулку. Наслаждаясь пением птиц и мягкими касаниями легкого игривого ветерка, Эстель подняла взгляд в небо и впервые подумала не об умершем женихе и их последнем рассвете, а о чуде жизни.

— Леди Рисанэ.

Все очарование вечера мгновенно испарилось, стоило только ей увидеть перед собой кузена.

— Ваше высочество, светлого вечера.

— И вам, леди Рисанэ, — он галантно поцеловал ее руку. — Вы куда-то спешите?

— Нет, прогуливаюсь, ваше высочество.

— Тогда вы не откажете мне и позволите составить вам компанию.

Это был не вопрос и даже не предложение, поэтому Эстель не видела смысла отвечать. Она шла пешком, Лидэль приехал на коне, но сейчас он спешился и, предложив ей руку, пошел рядом с ней.

— Как вам столица?

— Она прекрасна.

— Так считают все, кто когда-либо здесь бывал… — он начал что-то рассказывать.

Эстель проявила вопиющую грубость и пропустила весь монолог его высочества мимо острых ушей: не со злым умыслом — ее вновь охватила тревога и отчаяние, вновь вернулись мысли о трагичности смерти, ненадолго развеянные очарованием вечернего Листерэля. Любая светская беседа требовала от нее значительных усилий — это только мама могла легко болтать с любым эльфом, начиная от служанки и заканчивая королевой, — а общество Лидэля было отравлено ее презрением к кузену. Она не забыла его высокомерия на балу, да и его наглость, с которой он постоянно навязывался, отталкивали ее.