Хорошо подготовленный разум

Я закрыл глаза, вспоминая свое первое упражнение в Окклюменции и странное чувство, которое я ощутил, когда просматривал свои воспоминания, позже названные мной «фальшивые воспоминания Дамблдора».

— Используйте на мне Legilimens, — сказал я взволнованно.

— Что?

— Просто сделайте это. Вы сами все поймете.

Со скептическим выражением на лице, Барти направил палочку на меня и пробормотал нужное заклинание. Я почувствовал, что Барти вторгается в мой разум и опустил свои ментальные щиты, если можно так называть мои слабые барьеры, показывая ему воспоминания о Хэллоуин, на первом курсе.

…Квиррел вбежал в Большой Зал и заорал что-то о Тролле. Началось столпотворение…

Барти осторожно коснулся заплатки и отступил.

Я быстро заморгал, вынырнув из воспоминания.

— Странно, — пробормотал он, качая головой. — Такое странное ощущение. Я мог видеть и слышать все вокруг себя, но твои мысли были совершенно непонятными мне. Это нормально. Единственный раз, когда я понял твои мысли, это когда ты сообщил мне, что знаешь о том, что я не настоящий Моуди. Затем, они изменились. Ты волновался за Грейнджер. Думал, что никто не станет искать ее в туалете и не найдет. Что ты единственный, кто знает, где она.

Еще один кусочек паззла встал на место.

— Если я покажу вам все свои воспоминания, вы сможете определить, когда мои мысли менялись с парсельтанга на английский язык.

— Да. Как и сейчас… К Гекате, Поттер. Он делал это. Он действительно делал это. Как ты все это понял?

— Я просмотрел свои воспоминания, потом старые издания Ежедневного Пророка, и указы Визенгамота.

— Кто еще знает об этом, кроме Грейнджер?

— Вы. Гермиона знает не все. Она поймала меня, когда я записывал теорию об Ордене Феникса, но я не рассказывал ей ничего сверх того.

— Ты записывал все свои исследования в библиотеке?

Я кивнул.

— Я проверял наличие портретов и накладывал чары, которым вы меня учили.

— Я говорил тебе, что эти заклинания — защита от дураков, — сказал он. Глаза у него были дикими от тревоги, а пальцы сжимали палочку так, словно он был готов проклясть меня в любую секунду.

— Никто не поймал меня.

— Да что ты знаешь. Маленький глупый… — он умолк и сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Безумный блеск в его глазах исчез. — Если Дамблдор подозревает, что ты узнал, он либо наложит на тебя Оbliviate, либо уже сфабриковал опровергающие доказательства. Он поставил слишком много на свою репутацию, — произнес он с отвращением, — чтобы позволить какому-то сопляку подмочить ее. Ты понимаешь, насколько это безумно звучит? Альбус Дамблдор пойман с поличным своим учеником.

— Я сомневаюсь, что я первый в школе, кто раскусил его.

Он нахмурился.

— А разве был кто-то еще?

— Когда мистер Риддл сказал, что Дамблдор никогда ему не нравился, прозвучало это так, будто он прознал про какие-то его темные делишки.

— И правильно, но не думаю, что он еще тогда проделывал нечто подобное. И с каких это пор ты такой вежливый по отношению к Темному Лорду?

— Время течет — все меняется.

— Так и есть. — Он побарабанил пальцами по столу. — Излишне говорить тебе, как это опасно, но я, все-равно, скажу. В своих заметках ты называл Дамблдора добрым диктатором. Он совсем не добрый. Учти также, что Министерство считает его твоим опекуном, а это значит, что он может делать с тобой все, что пожелает, за исключением твоего открытого убийства; на все возражения и вопросы он ответит, что он был в своих правах, и все будут верить ему, потому что он Альбус Дамблдор. Если он не убьет тебя лично, то подстроит все, как несчастный случай или смерть от рук Пожирателей. Обучая тебя Окклюменции, возможно, я сделал все только хуже. Раньше он бы использовал Легилименцию, чтобы заставить тебя поступать, как ему хочется. Теперь он не может действовать открыто, и это ставит тебя в еще более опасное положение. Боюсь, единственное, что удерживает его от немедленной расправы над тобой, это его вера, что я Аластор Моуди. Готов поспорить, ты заметил, что я знаю биографию Моуди и его характер вполне прилично.

— Да, сэр, — сказал я, гадая, с чего бы это, он добровольно стал делиться информацией.

— Аластор Моуди закончил Хогвартс вместе с моим отцом. Они поступили в Академию Авроров вместе и были напарниками тридцать пять лет. Он мой крестный отец. — Мои глаза расширились от удивления. — Я провел большую часть детства, бегая за ним и подражая ему, начиная от того, как он приглаживал волосы, и, заканчивая тем, как он говорил. Мы перестали разговаривать друг с другом примерно в то время, когда я закончил Хогвартс, но наши отношения были натянутыми еще тогда. — Горечь прозвучала в его голосе. — Он всегда вставал на сторону отца. Несмотря на это, настоящий Аластор Моуди доверяет Дамблдору, но не безоговорочно. Если бы он когда-нибудь узнал, что Дамблдор незаконно использует магию на несовершеннолетнем, он бы бросил Дамблдора в Азкабан быстрее, чем тот успел бы сказать квиддич.

— Вы угрожали ему Азкабаном в ту ночь, когда я сорвался, потому что реальный Моуди сделал бы тоже самое.

— Вот именно. В общем, у тебя есть только два варианта: отстранить Дамблдора от опекунства или бежать к Темному Лорду. Конечно, ты всегда сможешь вернуться к варианту ручного мальчика Дамблдора.

— Я пас, — сухо сказал я.

— Я подумаю. — Барти вернулся к моим последним записям. — Самое худшее — это твое расщепление личности.

— Это больше, чем расщепление. Если я не получу своевременную помощь, и я имею в виду квалифицированную помощь мастера-легилимента, то вскоре либо сойду с ума, либо покончу жизнь самоубийством.

— Сколько тебе осталось?

— Два месяца, если мне повезет.

Он потер глаза.

— Ты не дотянешь и до третьего тура.

— Нет, — согласился я. — Я думал выскользнуть из замка через камин в «Трех Метлах» и попасть в больницу Св. Мунго, но они не станут лечить меня без разрешения опекуна, чего Дамблдор никогда не допустит. — Я закусил щеку изнутри.

Я рассмотрел все варианты, проанализировав свою ситуацию от и до ad nauseum (лат.), но надо смотреть правде в глаза — я всего лишь четырнадцатилетний пацан. Я многому научился у Барти за последние четыре месяца. Не только Заклинаниям, Рунам и Магической теории. Он учил меня даже тому, что не найти ни в одной книге. Иногда я думаю, что мое доверие к нему неуместно.

Я чуть не рассмеялся. Взрослый, которому я доверяю больше всего на свете, Пожиратель Смерти, беглец из Азкабана. Когда я постучал в его дверь, я уже принял свое решение. Я доверяю ему, потому что он единственный взрослый, который не отвернулся от меня и не предал, пока.

Я доверяю ему, потому что у меня нет выбора.

Глава 13в

— Как вы думаете, сэр, сможете ли вы помочь мне навести порядок в моем разуме, чтобы я смог продержаться до лета? Я знаю, что только начал изучать Окклюменцию, но я генетический Легилимент, хотя даже не знаю, как ею пользоваться. Вы владеете заклинанием на приемлемом уровне, а у меня генетическая предрасположенность; не могли бы вы использовать мою магию, чтобы поддерживать мой разум от распада?

Он покачал головой, отвергая эту идею.

— Нет. Все не так просто. Я мог бы помочь тебе восстановить воспоминания, если бы они были на английском языке. Твой разум, привычный к парсельтангу, просто отвергнет их.

Мои плечи поникли. А какая была блестящая идея.

— Что вы думаете по поводу Северуса Снейпа? — спросил я, размышляя дальше.

— Он либо шпион, либо двойной агент. Поскольку он глубоко признателен Дамблдору за то, что тот вытащил его из Азкабана, я ставлю на то, что он его шпион в стане Темного Лорда, а не наоборот.

— Да, он человек Дамблдора, — согласился я с горечью, — и продажный.

Черт. У меня не осталось вариантов. Я призвал свой сейф и вытащил завещание своей матери.

— Мистер Нортон уже прочел его и все мне объяснил. Я не показывал его Сайласу, потому что мистер Нортон будет моим представителем в суде, если дело когда-нибудь дойдет до суда, в чем я не сомневаюсь. Особенно, если я стану оспаривать опекунство Дамблдора.

— Ладно, — сказал он медленно, не понимая, почему я резко сменил тему с лояльности Снейпа к завещанию своей матери.