Хозяева океана

Всему на свете, однако,приходит конец, в том числе и беззаботной свободе.

Его день теперь начинался с рассветом, а заканчивался после заката. Ему пришлось работать без продыху. Несмотря на свой возраст и старые раны, Алексей Петрович Тропинин проявлял необычайную активность. Его интересы простирались от острова Эроманга, что недалеко от Австралии до Форта Восточного на Зеленой реке последи дальних пустошей Америки, от поисков пропавшей экспедиции Лаперуза до разборок между российскими пушными компаниями в северных пределах Аляски. Интересовала его и европейская политика, дела в Индии и Китае. Проклиная всякий раз медлительность сообщений он перечитывал доставленные через Кантон европейские газеты, или выпрошенные у бостонских моряков газеты американские. Некоторые заметки переводил и отправлял в местную газету «Виктория».

Алексей Петрович хотя бы по разу в неделю встречался с каждым членом правления Складчины, если тот вообще находился в городе. С многочисленными секретарями, приказчиками, отвечающими за тот или иной участок работы, он встречался почти каждый день. Вопросов возникало много и не во всех ещё Гриша до конца разобрался. Встречалось среди них много рутины — списки, расходы, собрания. Но некоторые вещи открывали перед Гришей новый мир.

Одной Складчиной дело не ограничивалось. Тропинин не случайно считался самым богатым человеком Виктории, да и сам в шутку называл себя магнатом. Различных предприятий за ним числилось не меньше дюжины и столько же принадлежали его родственникам и свойственникам. Верфи, домны, шахты, железноделательный и литейный заводы, химическая фабрика, оружейная, железная дорога. Ну и кроме того он владел долями в нескольких торговых компаниях с почти полусотней шхун.

Ещё больше предприятий хотя и не принадлежали Тропининым или Чекмазовым, частенько нуждались в советах Алексея Петровича. Там стояло оборудование, созданное фабриками Тропинина, воплощались идеи Тропинина, вращались его капиталы. Стекольный завод, кирпичный, городская канализация, газовое освещение, даже прачечная — всюду он приложил свою руку. Иногда казалось, на Алексее Петровиче держался весь их небольшой мир, и Гриша быстро понял, почему тот нуждался в помощнике с хорошей памятью.

Первые дни ему приходилось тяжело. Новые знания не текли ровным потоком, как в книгах, на лекциях в Университете или уроках в школе. Алексей Петрович был воплощением хаоса. Он начинал разговор с какой-нибудь важной технической мелочи, перескакивал на кредит, на финансы, на экономику вообще, затем на общество, на отношение с индейцами, потом вспоминал какую-то историю из жизни или из книг, и вновь возвращался к техническим деталям, а потом вдруг начинал говорить об Англии.

Хорошая память тут помогала мало. Многое Тропинину казалось само собой разумеющимся, так что он даже не задерживался, чтобы объяснить, а Гриша попадал как кур во щи.

— Меня нервирует эта ваша способность всё запоминать с одного раза, — сказал однажды Тропинин. — Всё время кажется, что вы манкируете обязанностями. И если бы не слова Варвары Ивановны… впрочем дело не только в этом. На тот случай если вас придется заменить, лучше чтобы вся информация где-то хранилась.

Гриша кивнул. Он давно понял, что обладал уникальной памятью, недоступной многим. И, конечно, всякое могло случиться, а такое крупное хозяйство не могло позволить себе лишних проволочек.

— Я бы рекомендовал завести три блокнота, — продолжил Тропинин. — Один пусть будет разделен на месяцы и числа. По одному листу на день. Вы будете записывать туда все планируемые дела и события. Встречи, мероприятия, памятные даты. Кроме того, я дам вам список тех, кому обычно дарю подарки на дни рождения или другие даты. Или присылаю поздравления. О них требуется напоминать загодя.

— Да, сэр, — ответил Гриша.

Колонии брали все самое лучшее, удобное и красивое от различных культур. И если в Сосалито предпочитали величать уважаемых людей по имени-отчеству, то в Виктории, с легкой руки британских моряков, вошли в обиход обращения «сэр» и «мэм». Они быстро прижились просто потому, что были короткими. Куда проще выпалить в критической обстановке «да, сэр», нежели произнести фразу «так точно, ваше высокоблагородие», принятую у русских военных. Даже если они и умудрялись проглатывать половину звуков. На войне секунда могла стоить жизни, но и в мирной жизни лишние усилия ни к чему. Короткое обращение оказалось удобным и в тех случаях, когда не следовало сбивать с мысли начальственный разум. Никаких предписаний, однако, в силу отсутствия институтов власти не имелось и наряду с короткими обращениями продолжали существовать все прочие.

— Второй блокнот я бы рекомендовал завести для соображений общего характера, — продолжил Тропинин. — Мне иногда приходят в голову какие-то идеи или я вспоминаю что-то, что подходит для энциклопедии или учебника. Хотя и не так часто как раньше. Все эти мысли нужно фиксировать, а потом, при удобном случае, оформлять в предписание, заметку или статью и передавать по нужному адресу.

— Да, сэр.

— И третий блокнот нужно завести с персоналиями на людей, с которыми мы будем встречаться. Чтобы вовремя освежать память об их предпочтениях, грешках и характере.

Иногда Тропинин желал остаться один, чтобы подумать. Он садился в глубокое кресло в конторе одной из своих компаний или в особняке Складчины (личной конторы для приемов у него не было) и как бы дремал. А Гриша тем временем занимался бумагами. В его задачу входило разбирать десятки записок, что приходили на имя Тропинина, сортировать их и предъявлять начальнику в удобное время. Люди просили о встрече, о помощи, о протекции, иногда предупреждали или жаловались. Под диктовку Тропинина Гриша писал и отправлял ответы.

Он догадался, что его не зря призвали на работу незадолго до Рождества. Несколько зимних недель ушли на что-то вроде ускоренных секретарских курсов. Пока из-за погоды дела шли не так быстро.

Во всяком случае Алексей Петрович пока не требовал от него мгновенной и верной реакции на любой свой запрос. Грише явно давали время освоиться, привыкнуть к привычкам начальства. Обычно рабочий день начинался в главной конторе на Иркутской улице — небольшом доме, где жил Тропинин, пока лет пять назад не перебрался с растущим семейством в роскошный особняк на Межигорную. Старый дом стал Присутствием, как он его называл. Множество принадлежащих семейству компаний находились далеко друг от друга (от Эскимальта до Дельты и Нанаймо) и расположив небольшую канцелярию в Виктории, Алексей Петрович управлял из неё делами. Но всех вопросов решить из конторы всё равно не удавалось, приходилось встречаться с людьми в самых разных местах, посещать другие компании, особняк Складчины, Морское училище, иногда выезжать в пригороды и тогда Тропинин заранее назначал секретарю встречу где-нибудь в городе или утром заезжал за ним на собственном экипаже.

До окончания холодов они почти не выезжали на фабрики и заводы, не посещали другие города. Но как только зазеленела трава в расписании появились дальние поездки, и однажды Грише посоветовали собрать дорожную сумку:

— Возьмите сменную одежду, спальный мешок, блокноты, перья. Имейте в виду, что работать придётся в дороге. Поэтому кроме чернильницы с крышкой, прихватите карандаш или грифель. Об остальном я позабочусь.

* * *

Старожилы, прошедшие некогда Сибирь и Аляску, смеялись над местными зимами, не способными заморозить даже ручьи, но Гриша родился на юге и для него даже такая зима выглядела достаточно холодной. Холодной и вонючей. Весь декабрь и январь над Викторией висел сизый дым. В Сосалито топили дровами. Зимой особенно по ночам хватало разок протопить камин. Пищу готовили тоже на дровах. Приятный дымок костра ни шёл ни в какое сравнение с угольным чадом, что наполнял воздух Виктории. У большинства горожан хватало денег на дрова, но меблированные комнаты, гостиницы, компанейские здания, конторы и лавки предпочитали более дешевый уголь. Как и кампус Университета, где действовало хитрое паровое отопление. За четыре года учёбы Гриша с трудом привык к этому запаху.

В середине февраля потеплело и топить углём перестали. Правда вонючий дым производили паровые машины, маяк и батареи газового освещения, которые работали круглый год, но их высокие трубы отгоняли дым в сторону от города и успешно развеивали среди облаков.

Гриша даже представить не мог, как пахло рядом с фабриками Эскимальта. Теперь, когда он впервые попал сюда, то решил, что так должно быть выглядит ад или во всяком случае его преддверие. Даже стёкла зданий покрывала жирная копоть.

— Так выглядят и пахнут деньги, — заявил ему Тропинин, когда они выбирались из паровика, что ходил теперь вместо конки. — Каменноугольная смола таит в себе массу занимательных веществ. Научиться бы только отделять одно от другого. Собственно и этим мы здесь занимаемся.

Обсаженные деревьями корпуса Технологического института сажа покрывала, как и все прочие здания. Деревца ещё были чахлыми и не могли защитить от пыли.

— Раньше институт был разбросан по сарайчикам и фабрикам. Но постепенно мы привели дела в систему. И система потребовала места, где можно читать лекции, проводить встречи, размещать студентов.