Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

Однако для того чтобы подружить их, одного желания отца оказалось мало. В отрочестве разница в год-другой порой становится почти пропастью. С возрастом детская ревность Ашшур-аха-иддина превратилась в замкнутость и отчужденность, чему немало способствовала стезя, выбранная для него матерью, — стать жрецом и всецело посвятить себя служению богам. После же смерти Ашшур-надин-шуми, став основным претендентом на престол, Арад-бел-ит видел в Закуту и ее отпрыске для себя только угрозу и вел себя с ними соответственно…

Син-аххе-риб пожелал встретиться с сыновьями в дворцовом парке, однако сам при этом торопиться не стал, выбрал укромное место, чтобы понаблюдать за сыновьями.

Арад-бел-ит поприветствовал Ашшур-аха-иддина едва заметным поклоном, был холоден. Младший брат не ответил и с трудом сдержая клокочущий в нем гнев, стал белее полотна.

— Дорогой Ашшур, позволь выразить мои самые глубокие соболезнования по поводу смерти Син-надин-апала, — ровным голосом произнес Арад-бел-ит.

— Благодарю тебя, — тихо сказал Ашшур-аха-иддин. — Как заживает твоя рана? Как чувствует себя Шарукина?

— Скорблю. Но все поправимо, пока мы живы. Что до моей жены — болеет, страдает, корит себя за то, что произвела на свет слабого здоровьем ребенка… Я убеждаю, что напрасно.

— Ты прав. Воля богов священна.

— Так ты считаешь, что во всем виноваты боги?

— Что бы ни происходило в этом мире, — хорошее или плохое, — во всем видна воля богов.

— Наверное… Наверное…

Замолчали. Разошлись в разные стороны. Стали дожидаться отца.

Син-аххе-риб, наконец потеряв терпение, вышел из своего укрытия, обнял сыновей по очереди: сначала Ашшур-аха-иддина — выражая участие, затем Арад-бел-ита — намного крепче, чтобы показать, кто ему на самом деле дорог.

— Присядьте, — царь указал на скамейку, — нам надо о многом поговорить.

— Будет дождь, — словно не слыша отца, пробормотал Арад-бел-ит, наблюдая за тем, как с юга, со стороны моря, приближается большая черная туча, закрывшая половину неба.

— Что ты сказал? — переспросил Син-аххе-риб.

— Земля за эту зиму обильно пропиталась влагой, и если проглянет солнце, мы получим хороший урожай. Но если тучи не разойдутся ни сегодня, ни завтра, а дожди продолжатся — все сгниет. Начнется голод, и единственное, что нас может спасти, — это поход за стоящей добычей, например в благодатный Египет... Разве не о делах государственных ты хотел поговорить с нами? О чем пойдет речь? Кто возглавит армию? Или о воле богов, ниспославших на нашу семью кару. Ты знаешь, кому дать войско, но откуда тебе знать, как говорить с богами… Разве не Ашшур-аха-иддин является исполнителем их воли.

— Не дерзи мне, сын! — зашипел царь.

— Дерзить тебе?! Что ты, отец! Как я смею! Дерзость — требовать от богов благосклонности к невинному младенцу! Или может быть боги тут не причем, а дорогой брат?

— У меня намного больше оснований обвинять тебя в убийстве Син-надин-апала, — заскрипел зубами Ашшур-аха-иддин. — Хотя бы потому, что меч, которым его убили, был отравлен.

— Вам обоим надо успокоиться, — нахмурился Син-аххе-риб. — Увы, так случается, что дети умирают при рождении, а юноши, позабыв об опасности, бросаются в бой там, где могли бы себя поберечь. Чего я не могу допустить — чтобы вы грызлись между собой будто собаки. Если вы думаете, что я пришел просить вас о милости примириться друг с другом, то ошибаетесь. Я, царь Ассирии, ваш отец и господин, повелеваю. Оставьте свои споры. Прекратите изводить тех, кто мне дорог по праву рождения, иначе вы пожалеете. Клянусь богом Ашшуром, я лишу престола того из вас, кто и дальше продолжит эту войну.

— Ты забываешь, отец, что престол по праву старшинства принадлежит мне, — глухо произнес Арад-бел-ит. — Кто другой может встать…

— Я буду решать, кому отойдет мой престол! — Оборвал его царь, сверкнув глазами. — А теперь обнимитесь, поцелуйтесь, ведь вы братья! Не можете полюбить — уважайте друг друга. Вы одна семья. Вы принадлежите к роду Саргонидов.

Они вынуждены были обняться, но когда Арад-бел-ит что-то прошептал Ашшур-аха-иддину, тот вздрогнул. И ответил:

— Благодарю тебя, брат, за добрые слова!

— Я рад, что вы примирились, — устало кивнул Син-аххе-риб.

Спустя несколько часов, когда Ашшур-аха-иддин нашел мать, он передал ей содержание разговора с отцом и братом.

Закуту была озадачена.

— Это плохо. Он может пойти на это ради мира в Ассирии. Лучше обождать. Понадобится время, чтобы все позабылось.

— Обождать? Знаешь, что он мне прошептал на прощание? «Дай мне только найти доказательства, что ты или твоя мать виновны в смерти моего сына, и тогда я уничтожу весь твой приплод».

— Тогда ты можешь быть спокоен. Ни ты, ни я здесь ни причем, — улыбнулась Закуту.

— Не это важно, мама. Важно, что это стало его признанием… Это он убил Син-надин-апала. Теперь у меня нет в этом никаких сомнений. А это значит, что мы должны действовать. Я раздавлю его…

Арад-бел-ит, покинув отца, долго оставался один; заперся у себя в кабинете, запретил его тревожить, тогда как встречи с ним ожидали Набу-дини-эпиша, Бальтазар и Набу-шур-уцур. Все трое оказались заложниками своего визита: уйти уже не могли, войти не смели, разговаривать боялись.

Наместник Ниневии хотел доложить о брожениях среди охраны города из-за задержки жалования, разумеется, не собираясь говорить, что потерпевшие были уже наказаны. Истинная же причина появления здесь Набу-дини-эпиши крылась в его желании лишний раз выказать наследнику свою лояльность, полезность, а самое главное — преданность.

Бальтазар обязан был в подробностях сообщить о том, что случилось накануне в покоях Ашшур-аха-иддина.

Набу-шур-уцур принес новость, связанную, возможно, с гибелью младенца Шарукины.

Каждый из них либо согласно своему статусу, либо из-за сведений, которыми они располагали, вправе был рассчитывать на скорую аудиенцию, и уж точно ни в чьи планы не входило ожидание, растянувшееся на целый день.

Арад-бел-ит принял их неожиданно всех вместе, когда на Ниневию уже опустились сумерки.

— Говори ты, наместник, — посмотрел принц на Набу-дини-эпишу.

Сановник, растерянный и напуганный обстоятельствами, в которые его поставили для доклада, принялся сбивчиво объяснять суть ставшей перед ним проблемы, на ходу додумывая детали, достойные слуха царевича, пока тот не перебил его.

— Сколько человек охраняют столицу?

— Две с половиной тысячи тяжелых пехотинцев, пять тысяч легковооруженных воинов, а также тысяча конных, мой господин.

— Набу-шур-уцур, — Арад-бел-ит перевел взгляд на молочного брата. — Поговори с ревизором Палтияху. Выясни, в чем причина задержки жалования, виновных накажи. Жалование повысь вдвое. Сегодня в столице нам как никогда требуются надежная опора и поддержка… Что у тебя, Набу? Какие новости?

Его друг осторожно покосился на наместника, затем на Бальтазара: «Можно ли перед ними?»