Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал
Шрифт:

— Да, мой господин. Прежний не вернулся из города. Его всюду ищут, но пока безрезультатно.

Блюда понравились Аби-Раме, и он дал согласие взять этого повара к себе. Однако перед самым отъездом у наместника разболелся живот.

«О, великие боги Ашшур, Мардук и Асарлухи42, — мысленно стал молиться Аби-Рама, — ниспошлите мне спасение от болезней и несчастия, разве я не был честен и справедлив, разве не думал еженощно о продолжении рода, разве обижал сирот или убогих…»

Больше всего в жизни наместник боялся быть отравленным. На него уже покушались дважды. В первый раз — когда ему было всего шестнадцать. Он тогда еле

выкарабкался: его целый месяц отпаивали молоком, почти год Аби-Рама харкал кровью, ничего не мог есть и так похудел, что видны были все кости. Спустя какое-то время выяснилось, что извести его пытался младший брат, с которым был год разницы в возрасте. Отец, хотя и рассердился, сына так и не наказал. Аби-Рама сам рассчитался с обидчиком, когда через десять лет стал править в Изалле. Брата нашли в далекой провинции Ассирии, привезли на родину в цепях, приковали к каменному ложу, чтобы он не мог встать, и принялись непрерывно кормить, не жалея мяса, каш, фруктов, овощей, вина, насильно заталкивая все это в рот пленнику. Он умер на третий день в страшных мучениях. Кто покушался на Аби-Раму во второй раз, он и не узнал. Случилось это пять лет назад, как раз до Ардэшира. Наместник перед самым обедом получил неожиданное известие, требовавшее его немедленного присутствия, отчего все бросил, даже не притронувшись к еде, и до конца дня покинул дворец, а когда вернулся, обнаружил, что кравчий умер через несколько часов после его отъезда.

Путь из Ниневии в Изаллу занимал десять-двенадцать дней. Свита Аби-Рамы состояла из более чем двух сотен человек. Охраняли его десять конных воинов, две боевые колесницы, два десятка лучников и десяток тяжелых пехотинцев. Остальные — рабы и слуги.

Наместник всегда сам управлял колесницей, нередко уезжал вперед, потом возвращался, но никого не торопил, эти короткие путешествия были для него лучшей прививкой от плохого настроения. Особенно он любил привалы, во время которых съедал вдвое больше провизии, чем дома: этому способствовали и природа, и легкое утомление от дороги, но главное — вера в то, что тут ему точно ничего не угрожает и никто не отравит.

В этот раз они ехали почти без остановок. Только когда дорога стала сливаться с сумерками, Аби-Рама отдал приказ разбить лагерь.

Живот к этому времени немного отпустило, и наместник повеселел.

«Чего ради я решил, что этот повар подослан мне врагами, если до этого он служил Арад-бел-иту?..» — успокаивал себя Аби-Рама, поудобнее устраиваясь на легком деревянном ложе. Слуга подложил господину под правый бок пару подушек, ноги ему накрыл медвежьей шкурой. Наместник был отнюдь не неженкой, но любые неприятности со здоровьем делали его капризным, и вот уже ему казалось, что и месяц аддар в этом году прохладнее обычного, и сыро чересчур, и дует отовсюду.

«Но проверить его все-таки стоит», — решил про себя Аби-Рама.

Он поднял глаза на своего телохранителя по имени Бехрэм — ветерана, служившего еще под командованием Саргона, отца Син-аххе-риба. Крепкий седовласый старик с полуслова понимавший своего господина, с готовностью откликнулся:

— Позвать Ардэшира?

— Да. И пусть он возьмет с собой нового повара.

Кравчий не заставил себя долго ждать, вошел в шатер, справился о самочувствии (он уже слышал о легком недомогании господина и беспокоился, не связано ли это с новыми приправами).

— Намного лучше, — успокоил его наместник.

— Это промах нового повара. Он понесет наказание, мой господин.

— Ну, у тебя же ничего не болит, — проворчал Аби-Рама. — Значит, и новый повар тут ни при чем. Отойди-ка в сторону, я хочу познакомиться с ним поближе.

Повар, прятавшийся за спиной кравчего, оказался сирийцем, это был

полный рыхлый молодой парень с синими добрыми глазами.

— Как тебя зовут?

— Омид.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Давно ли ты служишь Арад-бел-иту?

— Полгода, мой господин.

«Небольшой срок. Скверно. И как после этого я могу ему доверять?» — размышлял наместник.

Аби-Рама всегда считал, что достаточно ему поговорить с человеком, посмотреть глаза в глаза, и станет ясно, опасен тот или нет, не замышляет ли чего недоброго. Повар же был либо труслив, либо очень застенчив, но в любом случае мало походил на убийцу. И все-таки было в нем что-то такое, что заставляло усомниться в его искренности, например то, как невинный взгляд сочетался с уверенностью в себе, которую, как ни пытался, не мог скрыть Омид.

— Я бы хотел поесть завтра какой-нибудь жидкой горячей пищи. Приготовь что-нибудь не очень жирное. Лучше — из мяса птицы. Поменьше специй, побольше овощей, — Аби-Рама, высказывая эти пожелания, поглядывал на кравчего, отметив про себя, что тот нисколько не ревнует его к повару, хотя, по сути, наместник никогда раньше не общался напрямую с теми, кто работает на кухне.

«Уж не знакомы ли они?» — осенила его догадка.

То же самое он сказал и своему телохранителю, когда кравчий и повар покинули шатер.

— Понаблюдай за ними обоими. Они кажутся мне подозрительными.

Аби-Рама встревожился бы еще больше, услышь он, как Ардэшир сказал Омиду, едва они оказались снаружи:

— Впредь будь осторожнее. Мне не сносить головы, если наш господин узнает, как ты здесь оказался…

***

За три недели до начала восстания.

Ассирия. Провинция Тушхан

Ша-Ашшур-дуббу, наместник Тушхана, весь день пребывал в прекрасном настроении. Без устали шутил и смеялся, помногу и часто ел, заливал в себя вино, словно в бездонную бочку, дважды звал к себе наложниц — двух прекрасных египтянок, доставленных в качестве подарка от его приятеля Набу-Ли, наместника Хальпу. После обеда долго спал в саду, развалившись на мягких подушках, а проснувшись, отправился кататься на колесницах за город, чтобы снова почувствовать себя живым. Этим утром лекарь сообщил ему замечательную новость: опухоль на правой ноге — величиной с крупное яблоко, тревожившая его в последние месяцы, — после сделанной накануне операции исчезла безо всякого следа.

Под вечер наместник позвал к себе министров, военного советника и первых жрецов; не для совета — дабы показать, что он здоров и полон сил, а еще чтобы никто не смел воровать, надеясь на его скорую смерть или немощь.

Ша-Ашшур-дуббу вызывал сановников по одному, не мигая смотрел в глаза, когда ему докладывали о состоянии дел, кивал, ухмылялся, словно не веря ни одному слову своих слуг, никого не ругал, но был тверд и рассудителен в принятии решений. Приказал разобраться с охраной караванов, осушить болото, провести перепись мужчин в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет, способных держать оружие, на случай если Син-аххе-риб отправится воевать и призовет ополчение из их провинции.

К ночи, почувствовав усталость, Ша-Ашшур-дуббу вдруг вспомнил, что не поделился последними новостями с женой, представил ее разочарованное лицо и улыбнулся:

— Дилшэд, дорогой, — окликнул он через плечо своего постельничего, сбивавшего в это время для него подушки, — скажи, чтобы позвали Каас. Хочу поговорить с ней о наших сыновьях, их дальнейшей судьбе.

«Наверное, уже успела меня похоронить, надеялась, что лекари не совладают с хворью и мне придется объявить наследником одного из ее ублюдков, — размышлял наместник, — рано обрадовалась…»

Поделиться с друзьями: