Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

Через две недели, когда здоровье мое окончательно окрепло, Син-аххе-риб отправил меня к царю Русе, в качестве мар-шипри-ша-шарри, представлять интересы Ассирии в Урарту. Хава сдержала обещание.

Арад-бел-ит, провожая меня в дорогу, давал последние наставления:

— Мне понадобится поддержка царя Русы. В Урарту тебя найдет мой лазутчик. Его зовут Ашшуррисау. Он во всем будет тебе помогать.

24

За месяц до восстания.

Столица Ассирии Ниневия

Известие о смерти сына Ашшур-аха-иддину принес один из сотников Бальтазара.

Стражник нашел царевича в его покоях — огромном величественном зале с высокими сводами и мраморными колоннами, с прямоугольным бассейном посредине, где среди белых лилий плавали золотые рыбки. В этот вечер Ашшур-аха-иддин делил свою трапезу с Наарой. Муж и жена отдыхали на ложах из слоновой кости, поставленных друг против друга. Перед каждым из них стоял низенький столик из красного дерева с разнообразными яствами и винами на любой вкус. На некотором расстоянии от царственных особ расположился сирийский флейтист, игравший любимые мелодии принцессы. Сам Ашшур-аха-иддин относился к музыке равнодушно, но желая побаловать супругу, нередко покупал для нее дорогих музыкантов. Куда больше его волновали чернокожие полуобнаженные танцовщицы, кружившиеся перед ними в медленном танце. Впрочем, весь тот молодой задор, который принц сейчас испытывал при виде рабынь, он, скорее всего, растратил бы на Наару, сумевшую снова захватить его в свои сети.

Скорее всего… Если бы не появился сотник.

При входе телохранители отобрали у него оружие, повели за собой, представили перед господином и поспешно отступили гонцу за спину.

Ашшур-аха-иддин подбросил виноградинку так, чтобы Наара смогла подхватить ее ртом на лету, и, довольный удачной попыткой, — перед этим ягода трижды падала на пол — рассмеялся, после чего нехотя посмотрел на человека, из-за которого пришлось прервать отдых.

— Чего тебе? Кто тебя прислал? — лениво откликнулся царевич.

Но в следующее мгновение он изменился в лице, увидев в глазах посланца вину и страх. Это был плохой знак.

Ашшур-аха-иддин сразу оказался на ногах, его нижняя губа мелко задрожала, взгляд остекленел, несколько шагов — и он встал напротив сотника, так близко, что они почувствовали дыхание друг друга.

— Ты ведь, кажется, охранял Син-надин-апала. Он здоров?

— Мой господин, — дрожащим голосом заговорил сотник, — случилось несчастье… Твой сын…

— Молчи, — прошипел ему на ухо принц. — Молчи, шакал…

Руки сами нашли и сдавили горло гонца. Сотник посинел, но даже не попытался сопротивляться, настолько велик был страх, поселившийся в нем. Пальцы принца разжались, лишь когда стражник перестал дышать и безжизненное тело упало на мраморный пол.

Тогда Ашшур-аха-иддин медленно опустился на колени и словно окаменел, не в силах примириться с внезапным горем. Лекари заверили его, что рана неопасна, и, тем не менее, ошиблись, и в результате первенец, любимый сын и наследник, умер, когда его жизнь только начиналась. Как такое могло случиться?! Разве можно в это поверить?! Еще вчера он входил сюда бодрой походкой, зная о своей исключительности, спорил со свойственной молодости категоричностью и горячностью, строил планы, жадно взирал на юных наложниц, стеснялся говорить о скорой свадьбе, звал на охоту, радовался, печалился, смеялся, изумлялся, досадовал — словом, только-только открывал для себя целый мир, и вдруг ушел в страну мертвых. Безвозвратно, в одночасье, нелепо и так быстро.

Охрана замерла, не зная, как поступить. Наара взглянула на стражников, на кравчего, стоявшего рядом, и жестом подсказала приближенным, что следует позаботиться об их господине, посадить его на ложе, налить вина, попытаться привести в чувство.

Напрасные старания…

Едва стражники прикоснулись к наследнику — осторожно подхватив его под руки, чтобы поднять с колен, — как Ашшур-аха-иддин вдруг выхватил у одного из них меч из ножен и ударил им телохранителя в живот, пробив доспехи. Выдернул клинок — кровь хлынула из чрева на гранитный пол, стала растекаться во все стороны, словно темное густое вино. Наложницы подняли крик, разбежались, попрятались по углам. Кравчий укрылся за колонной. Наара боялась шевельнуться, поднять глаза на своего мужа, даже дышать. Второй воин отскочил назад, растерянный, напуганный этим внезапным приступом ярости, заслонился щитом от выпада мечом. А Ашшур-аха-иддин продолжал ожесточенно бить в щит, вставший на его пути, как будто это могло воскресить его сына и утолить жажду мести.

Царевич, несомненно, убил бы и второго охранника, если бы в зал не вошла Закуту.

Бальтазар, предвидя грозу, сообщил ей о смерти Син-надин-апала немногим раньше, чем Ашшур-аха-иддину, чтобы царица могла вовремя успокоить сына.

— Остановись! Возьми себя в руки! — выкрикнула Закуту, заслонив собой воина. — На ком ты вымещаешь злость?! В смерти твоего наследника виновен кто угодно, только не он!

Она имела на сына почти неограниченное влияние.

Было странно видеть, как этот большой сильный мужчина отступил перед маленькой хрупкой женщиной.

— Прочь! Пошли прочь! — приказала Закуту всем, кто был в зале; к стражнику, которого она спасла, обратилась отдельно: — Трупы уберешь, после того, как я уйду.

Оставшись наедине с сыном, она обняла его за плечи, повела к ложу. Там он еще долго содрогался всем телом, плакал на груди у матери и клялся, что отомстит за смерть Син-надин-апала.

— Это первая здравая мысль, которую я слышу, — поддержала это стремление мать. — Адад-шум-уцур осмотрел труп нашего мальчика. Он уверен, что меч был отравлен. Думаю, все это неспроста. Они ждали его в том доме. Именно его, а не кого-то другого.

— Как?.. Как они… могли это… подстроить? Ведь речь… шла об аресте заговорщиков… покушавшихся на твою жизнь… — прерывающимся от рыданий голосом спросил Ашшур-аха-иддин.

— Мы можем потратить время на то, чтобы выяснить, как они это подстроили и была ли вообще угроза моей жизни. Все, что я знаю, — они во всем обвинили Ашариду, а чтобы его нельзя было допросить, сбросили старика с зиккурата. Хотя мы оба знаем, кто за этим стоит.

И мать вопросительно посмотрела на сына.

— Ты говоришь… об Арад-бел-ите?

— А ты все еще питаешь к нему братские чувства?

— Мне надо подумать…

Это был ответ, который она меньше всего ожидала от него услышать.

О братской любви на следующий день заговорил и Син-аххе-риб, пригласив к себе обоих сыновей. Когда накануне ему сообщили о безвременной кончине Син-надин-апала, царь опечалился, но не столько из-за смерти своего внука (надо заметить не самого любимого), сколько из-за того, какие последствия этого могло повлечь. Царь понимал, что пропасть между Арад-бел-итом и Ашшур-аха-иддином растет и попытки навести между ними мосты с каждым днем все более и более обречены на провал, но как отец не мог отказаться от стремления их примирить и продолжал делать все для этого возможное…

Они взрослели и воспитывались вдали друг от друга. С одной стороны, потому что этого всегда хотела Закуту, ревностно оберегавшая Ашшур-аха-иддина от других отпрысков мужа, с другой — потому что сердце Син-аххе-риба в большей степени принадлежало сыновьям его первой жены. Это их он брал с собой на охоту, упражнялся с ними в стрельбе из лука, устраивал состязания, рассказывал о своих походах, победах, покоренных странах, учил быть сильными, не склоняться перед невзгодами, принимать трудные решения. Ашшур-надин-шуми и Арад-бел-ит и встретились-то впервые с Ашшур-аха-иддином, когда тому исполнилось десять лет. «Обнимитесь, поцелуйтесь, ведь вы братья, — подтолкнул их тогда Син-аххе-риб, — любите друг друга, не ссорьтесь, помните, что вы одна семья».