Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

— Мой господин, не гневайся. Я предугадал твое желание и хотел доставить этого жреца к тебе немедленно, как только появились первые подозрения. Но едва слухи о заговоре распространились по городу, Ашариду предпочел смерть. Он бросился с зиккурата вниз головой.

Царь не стал гневаться, его все устраивало. Выявить заговорщиков, спасти царицу и еще раз доказать ей свое благородство — разве этого не достаточно, чтобы чувствовать себя победителем? Впрочем, в виновность Ашариду Син-аххе-риб не поверил.

Покинув дворец, начальник внутренней стражи Ниневии вернулся в свои казармы, оттуда через потайной ход вышел к резиденции Арад-бел-ита.

Царевич в это время принимал Набу-шур-уцура, но узнав о Бальтазаре, немедленно потребовал его к себе.

— Все получилось?

— Если только скиф не обманул нас.

Арад-бел-ит и Набу, не сговариваясь, посмотрели туда, где во мраке сидел человек, прикованный цепями к полу.

— Твой яд подействует? — спросил царевич.

— Да, мой господин. Твой враг не проживет больше трех дней.

Этот голос принадлежал Хатрасу.

Тем же вечером Шели, укладывая свою маленькую Шадэ, снова рассказывала ей сказку о коршуне и кошке.

— Мама, я уснула, я не слышала, чем закончилась эта история…

Шели, целуя ее в лоб, спросила:

— А что ты помнишь?

— Как коршун налетел и убил всех котят.

— Хорошо, слушай…

В отчаянии кошка воззвала к богу Ашшуру:

— О, великий владыка! Мы поклялись тебе священной, нерушимой клятвой, и ты видел, как злодей нарушил ее. Рассуди же нас!

Бог услыхал мольбу несчастной кошки и решил покарать отступника.

Через несколько дней коршун, паря в небе, увидел охотника, который жарил на костре дичь. Голодный коршун подлетел к костру, схватил кусок мяса и понес его в гнездо, не заметив, что к мясу прилип раскаленный уголек.

От этого уголька гнездо коршуна вспыхнуло и занялось ярким пламенем! Тщетно молили птенцы о помощи, тщетно метался коршун вокруг огня. Гнездо, а следом за ним и дерево, сгорели дотла.

Когда пламя погасло, к дымящемуся пепелищу подошла кошка.

— Клянусь именем Ашшура, — сказал она, — ты долго вынашивал свой подлый замысел. А я даже теперь не трону твоих птенцов, хотя они так аппетитно поджарились!

Так кончилась вражда коршуна и кошки. Так же может кончиться и спор любых людей, у которых не хватает разума договориться обо всем честно и сполна.

23

История, рассказанная писцом Мар-Зайей.

Двадцатый год правления Син-аххе-риба

— Сами боги берегут тебя, — с улыбкой сказала Хава, склонившись надо мной.

Я тонул в пуховой перине, к кровати спускался алый как кровь балдахин, расшитый золотыми нитками, за ним была видна просторная комната с богатыми фризами, искусным орнаментом, пахло жасмином, с открытой террасы дул свежий ветер…

Где я? Неужели это ее спальня? Я на женской половине дворца Арад-бел-ита?

Было чему испугаться.

Я заглянул в лучистые глаза принцессы, и спросил:

— Сколько времени я здесь?

— Почти месяц… Никто не верил, что ты выживешь.

— Что случилось?

— Ты ничего не помнишь?

— Помню большую рыжую кошку… — отшутился я.

Мое тело было перебинтовано и пахло мазями и специями, как будто меня приготовили для праздничного ужина, чтобы запечь заживо.

— Да. Она тебя основательно помяла. Разорвала грудь, выпустила кишки, едва не лишила глаза… Но ты спас меня.

Мне вспомнилось письмо дяди Ариэ, Мар-Априм и подосланные убийцы.

— И поэтому ты решила оставить мне жизнь?

По миловидному личику Хавы промелькнула легкая тень удивления, сменившаяся любопытством:

— Как ты узнал?

— Я обнаружил людей Мар-Априма, которые следили за мной. Скажи, они убили бы меня, если бы настигли в тот вечер?

— Я ведь не знаю, о каком вечере ты говоришь. Они охотились за тобой почти неделю. Тебя не собирались убивать сразу. Мы все равно отправились бы на охоту… только ты в качестве приманки для львов, я — как благодарный зритель.

— Чем я тебя прогневал, принцесса?

— Ты убил моего Нимрода.

«О боги! Дайте мне сил достойно принять эту справедливую кару», — подумал я.

У меня пересохло в горле.

— Это вышло случайно… Я не хотел его убивать… Мы были добрыми товарищами. За мной охотились в ту ночь, и я принял его за одного из моих врагов.

Хава улыбнулась. Поди разберись, что за этим кроется. Искренность и прощение? Или очередное коварство?

— Это уже не так важно. Моему сердцу теперь мил другой мужчина… Теперь, когда все прояснилось, я даже рада, что ты выжил.

Я вдруг почувствовал страшную усталость, мои глаза сами закрылись, а сознание помутнело.

Когда я снова пришел в себя, было уже темно. Вдохнул полной грудью, ощутил прохладу ночи, попытался встать, как сзади чей-то нежный голос позвал меня:

— Милый, что с тобой? Все хорошо?

Я резко обернулся и похолодел: в постели со мной лежала нагая принцесса Хава.

Она прыснула от смеха:

— Не делай такое испуганное лицо. Не бойся, никто не знает о твоем преступлении. Ни отец, ни Мар-Априм, ни даже мой дедушка.

После этого она прильнула ко мне и закрыла мой рот поцелуем.

Я не ответил.

Через мгновение Хава отпрянула от меня, как будто ее укусила змея.

— Ты пожалеешь об этом… Пожалеешь… Об этом пожалеют все, кто тебе дорог, кого ты любишь… Я прикажу… Я уничтожу…

Она бросилась из спальни, своей собственной спальни, вне себя от ярости.

Заснувшая у порога молодая черная рабыня получила звонкую пощечину.

Стоявшая в углу амфора с грохотом полетела на пол.

А затем воздух сотрясли рыдания Хавы.