Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

Очевидно, что не только свою чакру использовал Удзумаки.

– Шукаку пойдёт за Гаарой, – продолжила тем временем кицунэ.

– Не дезертирство?

Девушка махнула рукой.

– Тануки через пустыню ближе, так что неважно. Сами разберутся, не маленькие – или Аза разберётся. Я-то точно не нянька им.

– А мы?..

– Последи за Орочимару.

– Сколько?

– Пока не надоест или не увидишь что-то важное. Я верю твоим глазам и ушам. Мы слишком засветились именем Аме – надо залечь на дно не только ради себя, так что помимо этого можешь делать, что тебе хочется.

Юмия не знала, чего ей хочется. Свои желания накрепко переплелись с различными степенями долга; своё затерялось, сплавилось с её выверенной в пробирке сущностью. Но Лига редко даёт скучать – дела найдутся.

Взгляд невольно упал на Сейрам.

– Не спрашивай, – Шио подняла раскрытую ладонь. – Понятия не имею. Но шла бы домой, честное слово.

– Вы не были там одинаково.

– Да, но у меня-то задание было, а она сбежала. Бросила клан, год разбойничала, обокрала Облако… Да на неё плакат розыскной нарисовали, нечего лицом своим светить!

– Могло быть хуже.

– И как? – буркнула Ёко.

– Фотография.

Лисица хрипловато отсмеялась в тыльную сторону ладони. Сейрам пошевелилась, как если б слышала, что говорят о ней и собиралась проснуться только для того, чтобы надавать всем на орехи.

– Поищу твоего врача, – произнесла Шио, видя, что Хачи вот-вот проснётся. – Ему стоит знать о том, что ты очнулась. Хенге сможешь?

Орочи сложила печать. Несмотря на то, что пока что ей было трудно даже встать, чакра успела накопиться. Лицо округлилось, родовые татуировки исчезли, в том числе и на руке, а зрачок в глазах принял нормальную форму.

– Нормально.

Шио улыбнулась, перегнулась через спинку стула и, когда Юмия в лучах солнца смогла различить закружившиеся вокруг качнувшихся хвостиков былинки, нежно поцеловала в лоб, коснувшись щеки. Вышла.

Девушка посмотрела ей в след. Сейрам дёрнулась, просыпаясь резко и неприятно, и чуть было шумно не свалилась со стула. Орочи переключила внимание на неё. Хачи перестала шипеть, и они встретились взглядами. Девушка замерла, в лице читались по теням и мешком следы чего-то пустого, затягивающего, чему Юмия не знала названия в своём ограниченном спектре эмоциональных и психических состояний.

Сейрам как онемела. Против обыкновения, пришлось заговорить первой. Или права Шио, и она ещё не совсем оправилась – язык без костей стал?

– Ты лохматая, – произнесла она.

Могло выйти недоумевающе, но по интонационной окраске не дотягивало.

– А, да… – рассеянно, тронув пряди; Хачи всё ещё смотрела, как на духа умершего. – Что с лицом?

– Шио за врачом пошла.

Сейрам судорожно выдохнула. С облегчением. Наверное, понять её можно – и Орочи смутно понимала, что провалялась без сознания целых одиннадцать дней. Но без личного опыта трудно судить: Хачи везло не попадать в такие ситуации.

Юмия и в будущем обошлась бы.

Покружив по комнате, Хачи остановилась у постели. Хотела сесть, но передумала, и просто замерла у изголовья, прожигая взглядом насквозь и сжимая-разжимая нервно пальцы, лишь бы было, чем руки занять.

– Спала давно? – спросила Орочи, и это было глупо, так как нарочито приветливо.

Сейрам раскусила.

– Неважно, – раздражительно, но тут же осеклась. – Эм… тебе надо чего?

Не менее нарочито заботливо. Не умели они обе говорить, это у Шио язык подвешен и слова льют когда надо, сколько необходимо и чаще всего нужные, обласкивающие больного-раненого и устраняющего беспокойство у ждущего напарника.

Живот снова напомнил о себе бурчанием. Несильно о потянуло характерной болью.

– Есть хочу, – сказала Юмия. – Поищешь?

– Ага… да… я быстро!

Хачи шумно вылетела из палаты, хлопнув дверью. Странно, что краска у косяка трещинами не пошла. Поменяв положение широкой подушки, Орочи откинулась назад.

Наверное, на самом деле надо отдохнуть… Но только два дня.

Шио вырвалась из тесных стен больницы. Разберутся сами. Игры в ниндзя кончились, поэтому протектор она больше не носила. Уничтожить бы, все три, но пока что они лежали дома в сумках с собранными вещами.

По широким и людным улицам они с Сейрам старались не ходить. В селении ещё оставались чужаки: в день экзамена было много гостей из столицы и из соседних стран. Но светиться лишний раз не стоило.

Девушка задрала голову. Тучи ползли медленно и далеко. Прольются не сегодня или не над Конохагакуре.

Ощущение незавершённого дела преследовало Ёко. И, если быть честной перед собой, не со дня атаки – с того момента, как пересекли ворота этого селения. Что-то, что девушка не сделала; помнила, что надо, но боялась, оттягивала дальше и дальше… Над каменной головой Хаширамой качнулось тёмное пятно. Точнее, не прям над ней, но от больницы были видны остатки старого леса на высоком плато.

В нём когда-то ликорисы росли – цветы огня, света, Аматерасу, жизни. Горения, не своей смерти, крови, проклятья, но по-прежнему священные и ценные, любимые цветы всего огненного клана кицунэ. Люди теперь зовут этот цветок хиганбаной, а может, и раньше звали, да Ёко не слышала ни разу. Теперь подъём удобней: не надо карабкаться по узкой неверной тропке в камне, лестницы есть до самых макушек Хокаге.

Правда, больно приметно.

Девушка подумала, что всё же обойдёт.

Гора тарелок набралась как-то незаметно. До комнаты Хинаты они не дошли – завернули на кухню да там и остались. Шукаку смёл половину содержимого холодильника, болтая с набитым ртом: рассказывал, спрашивал, снова рассказывал, успокаивал. Сидевшая напротив Хьюга не притронулась к еде, ловя возвращающееся к ней спокойствие. Девочка даже не замечала, что улыбается его дурашливости.

Пару раз тануки называл её сестрой. Прямо так, как будто так надо.

Как на это реагировать?

Хината улыбалась. С кровными родственниками ей не повезло.

Теперь убирались. Шукаку, как кот, ёжился на воду, поэтому Хьюга отобрала у него посуду и сунула ему в руки полотенце. Свет играл на каплях воды. Один камень упал с сердца, но первая радость прошла – осталось ещё четыре тяжких скалы.

Одна особенно неподъёмная.

Шукаку сунул руки под воду, когда заметил, что пальцы девочки побелели, но она всё ещё держит их без надобности под проточной струёй. Вода оказалась ледяной. Тануки накрыл своими руками её ладони, пусть и не был уверен, что ей это нужно, ведь она не только Хьюга и Хината, но ещё и Юсуи. Что им холод… Однако парень всё равно старался согреть, почему-то не пытаясь заставить убрать ладони из хладного потока.

Так лучше. Захочет – уберёт. Маленькая, не душой, но на вид. Хьюга опустила голову и тихо всхлипнула, но ей не хотелось плакать, совсем-совсем нет. Отучили отец, клан, сестра, слабость рук в тайджитсу, клан. Девочка развернулась, спрятала озябшие ладони у Шукаку под курткой, почти за пазухой и прижалась лбом к его груди – выше не дотягивалась.

Братьев ведь не стесняются, верно?

Иногда только боятся, но это плохих, двоюродных, которых всё равно очень любишь. Гораздо меньше, чем сестру, но сильно.