Хроники идиотов

– Ничего не ограничивает действий так, как фраза «делай, что хочешь»…

– Изложи дело в хронологическом порядке.

– Сначала было слово… — Лис хитро покосился на напарника, но тот, разумеется, никак не отреагировал. Рыжий вздохнул, и перешел к конструктивному изложению

– …И слово это было «погребальные пластинки»…

– Это два слова – педантично поправил Вонтола

– Пусть два – не стал спорить рыжий — Хоть десять, суть от этого не меняется

Он отошел к шкафу, где на полке валялись в беспорядке записи, сделанные, как всегда, на чем придется – от рекламных проспектов и старых счетов, до рисовой бумаги, дорогущей, как Лис знает что. Дозы лекарств, и результаты использования, приемы лечения, и их итоги. Медицинской карточкой Волка можно было при желании убить – не только дав почитать и ужаснуться, а и просто стукнув по макушке. Там такой кирпич…

– Ладно – решил, наконец, рыжий – Дописывай последний абзац, и пойдем в ванную, буду на тебе пробовать новые извращения. Ты счастлив, душа моя?

Вонтола холоднокровно притянул к себе словарь.

Лейтенанту не спалось. Наверное, выспался на неделю вперед в больничном отделении, потому что сейчас сон упорно не шел. А если и удавалось задремать ненадолго – в голове все время крутились события прошлого, как недавнего, так и произошедшего много лет назад. Собственно, крутилась работа.

Оставив бесплодные попытки уснуть, он, стараясь не шуметь, встал. Скорее всего, наемники тоже сейчас спят. Не оба, так хоть один. И спят чутко, потому что от этого зависит их жизнь, и не только, кстати, их.

Добравшись до кресла у окна, СеКрет устроился там, подбирая под себя ноги. Он не совсем понимал, что сейчас происходит, но очень бы хотел понять. Для этого придется немного поработать, хотя это и было бы немного нежелательно. Но от этого тоже зависит не только он.

Телепат осторожно потянулся к сознанию госпожи Аэддин, терпеливо разыскивая ее среди всех прочих существ земного шара.

Арне снился сон. На этот раз она понимала, что это – сон, она осознавала, что это не она бежит, легко перепрыгивая лужи, по улице, сворачивая с освещенных участков, и углубляясь все дальше в переплетения переулков.

Она понимала, что мелькающее в витринах и окнах отражение – не ее. Потому что она никогда в жизни не была рыжим парнем, и не носила завивку аккуратными локонами. И одежды такой тоже не носила: рубашки с пышными манжетами, изумрудно-зеленых узких штанов. Благодаря этому наряду бегущий выглядел отставшим от съемок киноартистом.

Задним умом, припомнив все, что знала об этом, она сообразила – видимо, Кин-Иро в очередной раз сбежал от своих коллег и товарищей в театре, оставив продюсеру «успокаивающую» записку, и подался гулять по городу…

С другой стороны – непонятно, почему для этой цели он не изменил облик. В таком виде его каждая собака узнает…

Кицуне Кин-Иро был одержим своей музой. Он жил, чтобы петь, и не затыкался ни на минуту. Когда приходилось молчать, он выключался, выпадал из жизни и создавал впечатление не вполне адекватного человека. Арна раньше видела его старые плакаты, но никогда не слышала записей. Потому что Лис искал их и методично изымал, не оставляя ни единого следа своей прошлой жизни.

За его спиной раздался шум мотора – погоня, видимо, решила не мелочиться. Певец не первый раз подобные номера откалывал, и его менеджер уже был к ним готов.

Парень затормозил, оглянулся по сторонам, прикидывая, куда бы лучше всего спрятаться. И, придя к какому-то, несомненно, не дружащему со здравым смыслом, решению, бросился к стене дома. Подпрыгнул, подтянулся на нижней перекладине пожарной лестницы, и принялся карабкаться вверх. На крышу ему было никак не попасть – не с таким типом постройки. Единственный шанс – окно, но они, как на грех, все были закрыты.

Кроме одного – но и то лишь потому, что его открыли изнутри, едва рыжий с ним поравнялся.

Он не стал раздумывать, экономя время – нырнул туда, припал к полу, и затаился. Арна откуда-то знала, что ему совершенно все равно, кто находится в этой комнате, и зачем открыл ему путь на свободу. Разбираться с этим вопросом он рассчитывал, когда шарящие по переулку фонари и фары уберутся, а голоса затихнут.

А еще Арна ощущала усталость – тупую, запредельную, выедающую изнутри. Сколько можно пытаться посадить на цепь то, что сидеть на ней не то чтобы не желает – но и не может? Взаперти он не мог думать, не мог писать ничего, просто ждал, когда снова сможет выйти.

Наконец, группа поиска убралась из этого места – сердитые окрики стихли, хлопнули дверцы, машины, сдав назад, растворились в ночи. Только после этого он разрешил себе сесть и оглядеться. В комнате было темно. На него никто пока не кидался с расспросами, и не теребил, кто он и какого здесь делает. Было такое впечатление, что здесь вообще никого нет.

Но Кицуне знал, что это не так – он не один в этом помещении. Поэтому поднялся с пола, и поискал выключатель.

– Не надо – раздался из темноты вежливый голос – Они могут заметить свет.

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю. Но мне кажется, что именно так.

– Ладно – не стал спорить рыжий – Почему ты впустил меня?

– Мне показалось, это будет хорошим решением.

– Это действительно было хорошим решением – пробормотал он – Спасибо

– Не за что – так же вежливо отозвалась темнота. Голос, скорее всего, принадлежал подростку — лет четырнадцати, не больше. Однако было, мягко говоря, непривычно разговаривать с таким вежливым подростком. Мальчишки в таком возрасте обычно агрессивны и нахраписты, такова уж человеческая природа. Но этот не проявлял ни того, ни другого. Помолчав несколько минут, он произнес:

– Думаю, теперь можно. Они окончательно ушли.

Кицуне, давно нашедший выключатель, повернул его, и комната осветилась мягким желтоватым светом бра. Это была спальня гостиничного номера, недорогого, но и не трущобного. Обычно именно такими пользуются туристы, не знающие, где искать настоящего пристанища. На разосланной кровати действительно сидел подросток, и держал в руках книгу. Совершенно очевидно, что он читал – его рука двигалась вдоль строк. Видимо, он занимался этим и до прихода рыжего.

– Ты читаешь в темноте? – удивился тот

– Я всегда читаю в темноте. – Он немного наклонил голову, и длинная челка еще сильнее закрыла лицо. Глаз из-под нее не было видно. Собственно, наверняка этого товарища заботливые родственники уложили баиньки, но ему было скучно, и он взялся за чтение, готовый в любой момент, если сон все же объявиться, отложить книгу и нырнуть под одеяло. На парнишке была явно великоватая ему желтая футболка, использовавшаяся как одежда для сна. Из широкого воротника все время выскальзывало то одно плечо, то другое – непривычно-бледное, словно он недавно переболел чем-то тяжелым.