Игрушка

"Ну вот, мы и пришли", - неожиданно сказала Марта, остановившись у двери старинного трёхэтажного дома, которую она стала открывать своим ключом.

За дверью оказалась короткая крутая лестница, поднявшись по которой, они попали в помещение похожее на кухню и прихожую одновременно. В помещении, кроме той двери, через которую они вошли, было ещё две. Открылась правая и в комнату стремительно вошёл моложавый крепкого телосложения немец. Он кивнул девушке и улыбаясь, с протянутой для рукопожатия рукой пошёл на Чарноту. Тот, от неожиданности сделав шаг назад, всё-таки сумел ответить по мужски на крепкое рукопожатие хозяина.

"Вольфганг, но не Амадей и не Моцарт", - шутливо представился он гостю. Марта быстро перевела сказанное на французский и оба мужчины рассмеялись.

"Пожалуйста, проходите", - хозяин жестом указал куда гостю следовало пройти и перевода не потребовалось.

Они вошли в комнату среднего размера, которая, по всей видимости, служила столовой.

88 "Не откажитесь перекусить с нами?" - спросил Вольф (Теперь Чарнота понял, что "Вольф" и "Вольфганг" одно и то же лицо). Марта перевела, а гость кивнул в знак согласия и добавил:

"С большим удовольствием, тем более, что я сегодня и не завтракал ещё".

"Хорошо", - сказал хозяин и кивнул Марте. Та вышла. Казалось бы вот сейчас мужчинам можно бы было поговорить, но перед ними стоял языковой барьер. Пауза слишком затянулась. Хозяин что-то сказал по-немецки и вышел из комнаты вслед за дочерью.

Чарнота огляделся. Видимо из-за ограниченности пространства большой обеденный стол стоял у стены, а над ним на стене висел портрет Карла Маркса. Больше гость ничего рассмотреть не успел: открылась дверь и вошла Марта с большим подносом в руках, а за ней следовал отец, держа в одной руке кофейник, а в другой - сковороду.

Когда подкрепились, Чарнота, указав глазами на портрет, спросил:

"Он действительно чистокровный еврей?"

Марта перевела вопрос и сама ответила: "Да, это так", а отец добавил: "К сожалению".

"Почему "к сожалению"?" - спросил Чарнота, глядя на Вольфа, а затем, перевёл взгляд на Марту, которая перевела вопрос на немецкий язык. Вольф задумался, видимо, мысленно формулируя ответ и затем заговорил. Он говорил долго. Так долго, что Марта встала, подошла к комоду и взяла с него записную книжку. Затем вновь села за стол и стала 89стенографировать. Закончив говорить, Вольф отхлебнул из своей чашки уже остывший кофе и не глядя на собеседника потянулся за печеньем. Марта поставила ближе к отцу тарелку с печением и заговорила:

"В Германии появились лютые противники марксизма. Они очень опасны для Германии потому, что провозгласили своими врагами не класс богатых, как у нас марксистов - буржуазию, а национальность - евреев. Они проповедуют не классовую интернациональную сплочённость, а национальную. У них чистокровный немец - идеал. Они его "арийцем" называют. А евреев провозгласили врагами всего человечества и арийцы должны человечество освободить от евреев. И ведь им есть за что на евреев пенять. Евреи, действительно, захватили тёплые местечки в области экономики (Крупп, например) финансов, права, торговли, банковского дела. Еврейское ростовщичество ненавистно немцам. И эта ненависть, возбуждаемая нацистами, уже дала свои всходы. В Мюнхене и его окрестностях у нацистов большие успехи в агитационной работе. Причём, они не только агитируют, они и силу свою демонстрируют. У них хорошо организованные штурмовые отряды, которые даже уже свою форменную одежду имеют. По вечерам они уже маршируют по улицам городов с факелами в руках. Обывателя это впечатляет. Марксистов они также ненавидят как евреев и отчаянно воюют с нами. Их главный козырь: "Марксизм - хитрая выдумка евреев". Вот почему здесь - в Германии для коммунистов было бы лучше, если бы Карл Маркс был бы немцем, англичанином, французом, даже русским, наконец, но только не евреем".

90 Марта умолкла. В комнате воцарилась тишина, и только из открытого окна иногда доносились звуки шагов редких прохожих. Марта же и нарушила тишину. Она сказала по-французски: "Удивительно, но как падки простые люди на всякие предрассудки. Вот и национальный предрассудок очень быстро в них развился. А попробуй возрази им. Если их много - убьют. Скажут "сама еврейка, вот евреев и защищаешь"; и убьют".

Пока Марта переводила отцу сказанное, Чарнота попытался в голове сформулировать своё мнение по данному вопросу, но так ничего серьёзного не придумав, сказал:

"Из Парижа до Берлина я ехал в одном купе с фашистом".

Марта перевела, но Вольф на реплику Чарноты не отреагировал. Он достал из нагрудного кармана пиджака курительную трубку. Подошёл к тумбочке, стоявшей в противоположном углу комнаты и стал набивать ей табаком.

"Давайте обсудим наши дела", - сказал он и принялся раскуривать трубку. Марта встала, прошла к тумбочке, взяла с неё коробку и открыв её крышку подошла и протянула Чарноте. Чарнота увидел в коробке папиросы и с благодарностью, по-немецки выраженной, достал одну. Вольф чиркнул спичкой и, пока Григорий Лукьянович прикуривал, Марта перевела сказанное отцом.

"Да, да", - закивал Чарнота, с наслаждением затягиваясь.

Вольф что-то сказал дочери и вышел из комнаты. А Марта, поставив коробку с папиросами на место, сказала:

"Из Гамбурга вы доберётесь до Хельсинки на пароходе в качестве профессионального моряка. Отец договорился и вы уже включены в судовую роль одного парохода, который возит лес из Финляндии к нам. В судовую роль вы вписаны как палубный 91матрос".

"К сожалению, мне пришлось плавать на пароходе только один раз в жизни. Это было на Чёрном море и плыли мы из Севастополя в Стамбул", - сказал Чарнота.

"Обязанности у палубного матроса не велики: подавать швартовые концы, делать приборку на палубе, да выполнять команды боцмана", - эти слова Марта уже переводила, так как в комнату вернулся Вольф и без предисловия заговорил:

"Я вас кое-чему научу потому, что без минимальных знаний в морском деле матрос вашего возраста вызовет подозрения. Первый урок прямо сейчас и начнём. Вот вам тетрадь и карандаш. Будете вести конспект. Так лучше запоминается. Итак, пишите: "Устройство корабля"".

Чарнота записал: "передняя часть верхней палубы - "бак", задняя часть верхней палубы - "ют". Правый борт верхней палубы - правый шкафут; левый борт - левый шкафут..."

Чарнота скрупулёзно записывал всё, что велел записывать учитель. Они прозанимались до обеда. А после обеда Григорий Лукьянович отправился домой. Марта подробно объяснила ему маршрут обратного пути. Дала немецких марок на дорогу, но от долларов, которые Чарнота предлагал взамен, отказалась.

Только когда уже смеркалось, Чарнота постучал в дверь квартиры, где он поселился; постучал специальным молоточком о специальное гнездо, укреплённое на входной двери. Дверь открыла хозяйка. Их глаза 92встретились и она быстро опустила свои и отступила назад на несколько шагов, как и в прошлый раз. Чарнота вошёл в прихожую.

"Гутен абенд, фрау Гертруда", - сказал он по-немецки, чем вызвал улыбку, мелькнувшую на её губах; он успел это заметить.

Войдя в комнату, он снял свой любимый сюртук и улёгся на кровать - прямо на покрывало. Лёжа, он ещё раз мысленно прожил этот первый полноценный день в Гамбурге и уже стал засыпать, когда в дверь постучали.

На пороге стояла Гертруда с подносом (заваленным едой) в руках. Он улыбнулся ей и пригласил в комнату. Причём слово пожалуйста (битте) по-немецки ему явно удалось произнести без акцента. Она вошла, но, не зная куда поставить поднос, остановилась в нерешительности у входа. Он взял у неё поднос, поставил его на журнальный столик и обернулся. Она явно медлила уходить. Он подошёл к ней вплотную и обнял. Она, как будто этого ожидала, прижалась к нему. Он взял её за руку и подвёл к кровати. Как можно мягче, взяв её за локти, он повернул женщину спиной к себе и также мягко рукой принудил её принять позу прачки. Она повиновалась беспрекословно. Подняв её юбку, другую, третью он добрался до женских тёплых трусов и потянул их вниз. То, что ему открылось в сумраке вечера, он увидеть не ожидал. Ему открылись, бёдра, ягодицы - торс молодой женщины. Кожа ягодиц сахарно-белая, гладкая, нежная венчалась в середине пушкинским "любовным огнивом". От открывшейся картины перехватило дыхание. Он не смог устоять на ногах. Ноги сами в коленках 93подкосились и он опустился на пол. Любовное огниво оказалось на уровне его лица. Раздвинув ягодицы, он увидел розовые складки больших губ и малые, полуоткрытые для поцелуев. Он поцеловал сначала левую, затем правую и пошевеливая языком пошёл вниз. Она застонала и приняла ещё более удобную для ласк позу. Запах!.. Ах, запах женщины всегда ударял ему в голову как бокал шампанского, разбавленный наполовину водкой. Он восхищённо отметил себе: "Какая же ты чистая, Гертруда". Наслаждаясь минетом, он уже ощущал свой член вибрирующим. Брюки и трусы мешали ему. Чарнота, быстро спустив первые и вторые, освободил пленника и торопливо погрузил его в женщину. Она ещё громче застонала, а он замер, пытаясь остановить мгновение, когда разница температур тел партнёров придаёт особую прелесть сладостным чувствам. Начав поступательные движения внутри неё, он ощутил как реагируют мышцы её влагалища. "О, да она виртуозка", - подумал не без тени цинизма Григорий Лукьянович. Он сделал ещё несколько движений и ощутил, что готов заканчивать. "Нельзя - сдержал он себя, - рано". Замерев и силой рук остановив раскачивающийся зад своей партнёрши, он несколько секунд усмирял свой инстинкт. Наконец, почувствовав, что готов продолжать он медленно ввёл член до конца. Она застонала и принялась яростно крутить и двигать задом. Затем, издав крик ночной совы, затихла. Ему тоже осталось сделать несколько движений и всё было кончено.