Игрушка

_________________

Прошёл месяц, после переселения к Агафонову. Жизнь в толстовской коммуне у Чарноты потекла размеренно, обстоятельно, чётко: работа, чтение Толстого и обсуждение прочитанного с Агафоновым. Клим Владимирович оказался рационально мыслящим, тактичным и вдумчивым полемистом. Спороить с ним было приятно и интересно. Он умел признавать свою неправоту и, в то же время, упорно и искусно защищал свою точку зрения, если в её правильности был уверен. Через месяц эти два человека окончательно и независимо друг от друга поняли, что по жизни им лучше идти вместе.

Последний разговор, после которого каждому из них стало ясно: шагая по жизни вместе, они достигнут значительно большего, чем порознь, - состоялся в дороге. Чарноте поручили отвезти молоко в больницу, с которой у коммунаров был заключён договор на его поставку, а Агафонов поехал с ним в город, так как ему, исполняющему ещё и обязанности бухгалтера коммуны, потребовалось непосредственное присутствие в 292банке, который обслуживал их расчётный счёт.

Выехали из коммуны по крестьянским меркам поздно - в 8 часов, так как банк начинал свою работу с 10.

Встав, как обычно рано, и позавтракав со всеми коммунарами (они все в этот день направлялись на уборку пшеницы), Чарнота успел ещё часа два поизучать сочинения Льва Николаевича. На этот раз объектом его изучения стала работа "Церковь и государство", напечатанная литографским способом. Чарнота внимательно прочёл эту, относительно не большую по объёму работу Льва Николаевича. Размышления захлестнули его сразу:

"Прав Лев Николаевич - наша Православная церковь превратилась в сборище жуликов и насильников. Чтобы ни говорили её служители в золотых рясах, - не мог нищий Христос, идя на смерть желать, чтобы его именем прикрывались эти присытившиеся люди. Это факт! И то, что наша Церковь была связана (повязана) с государством, то есть с аппаратом насилия, а этого быть не должно было по заветам Иисуса, - тоже факт! Насилием хотели укрепить своё царство, но нашлись люди, которые подняли другую силу - из глубин народных и уничтожили этих властителей и их пособников. И что получилось: одни насильники сменились другими, а смирения, нестяжания, чистоты духовной (да и телесной), миролюбия как не было, так и нет. Толстой пишет: "...вера есть смысл жизни, отношение с Богом, устанавливаемое каждым человеком".

"Не согласен я с вами Лев Николаевич, - вступил Чарнота в заочный спор с писателем, - если бы не было на свете атеистов, то да, тогда вы правы - "каждым 293человеком", а если они есть, то реальность нам показывает - не каждым. Есть люди, которым бог не нужен. Вот и получается, что попытка дать определение понятия "вера" Толстому не удалась. Не смог он дать чёткого определения "вере". По мне так вера - это не смысл жизни, а умственная операция или ухищрение ума. То, чего человек не знает, он заполняет с помощью веры, заполняет чем-то им же и придуманным, богом, например".

"Евстратий Никифорович, - послышался со двора голос Агафонова, - ехать пора".

Подавив в себе раздражение от того, что так беспардонно прервали его размышления, Чарнота вышел из дома и сел на телегу. У погреба, откуда они вытаскивали бидоны с молоком, Григорий Лукъянович спросил у Агафонова:

"А скажите, Клим Владимирович, что такое вера? Дайте чёткое определение этому понятию".

Агафонов так задумался, что опустил бидон на землю и только через некоторое время оказался в состоянии продолжить работу.

"Вот, вот, - рассмеялся Чарнота, - и я также как и вы озадачен".

Они выехали на дорогу. Конь сам пошёл рысцой, а Агафонов, держа в руках вожжи, видимо, ушёл в глубокое раздумье. Наконец, он прервал молчание.

"Вера - это когда я гипотезу принимаю за истину волевым порядком".

Теперь пришло время Чарноте задуматься. Он был обескуражен таким 294чётким ответом на им поставленный и, казалось, такой сложный вопрос. После некоторого размышления он попросил остановить лошадь и в тишине заговорил:

"То есть вера - это какая-то умственная операция, умственный приём мышления? Так?
– Агафонов, подумав, согласился.
– Но тогда Толстой не прав, когда определяет веру, как смысл жизни. Умственный приём - приём мышления не может быть смыслом жизни".

"А где вы такое вычитали у Льва Николаевича?" - спросил Агафонов.

"Да только что - в его работе "Церковь и государство"", - ответил Чарнота.

Они ещё постояли некоторое время на дороге, но ни у того, ни у другого не оказалось что добавить к уже сказанному по теме. Молчание скоро стало угнетать обоих.

"Поехали" - сказал, наконец, Чарнота и Агафонов тронул вожжи. Они ехали с полчаса и молчали.

"Скажите, а кто такой Агафонов Пётр Владимирович?" - вдруг спросил Чарнота.

"Петя? Это мой старший брат, - удивился Агафонов такому неожиданному вопросу.
– А откуда вам известно это имя?"

Как-то попалось мне в руки собрание сочинений Добролюбова в нескольких томах, а там, в каждом томе - печать стояла, такая круглая: в середине - "Врач", а по окружности - "Агафонов Пётр Владимирович"".

Агафонов явно взволновало это сообщение:

295 "А где сейчас эти книги?" - спросил он.

"О, даже затрудняюсь сказать: в какой части света они теперь находятся", - ответил Чарнота.

"Мой брат старше меня на 10 лет. Он тоже, также как и я, врач. Когда началась в стране эта революция, он и родители мои решили уехать за границу, там устроиться, а потом меня туда забрать. И уехали, оставив меня в Москве с тётушкой; я должен был университет закончить. Больше я о них ничего не слышал", - рассказал Агафонов.

"Так сколько же вам лет, Клим Владимирович?" - поинтересовался Чарнота.

"Тридцать мне уже, тридцать, Евстратий Никифорович".

Удивлённый Чарнота промолчал, ибо на вид Агафонову было под пятьдесят.

Тем временем они подъехали к трамвайной остановке, где Агафонов сошёл с телеги. Он предполагал до банка добраться на трамвае для того, чтобы дать Чарноте возможность (пока он будет улаживать свои бухгалтерские дела) выгрузить молоко в больнице. Встретиться уговорились у той же трамвайной остановки через три часа. И пусть каждый, кто прибудет на место встречи первым, подождёт того, кто опоздает.

Первым на место встречи приехал Чарнота. Взглянув на свои карманные часы, он определил, что ждать ему придётся не меньше часа. Пожалев, что не захватил с собой ничего из сочинений Толстого, Чарнота 296купил у пробегавшего мимо мальчика-разносчика газету "Правда". Сняв удила с коня, Григорий Лукъянович надел ему на морду мешок с овсом, а сам, устроив себе на телеге место для чтения (пустые бидоны - под спину, а сено - в качестве сидения), развернул газету и углубился в чтение.

"9 августа 1927 года закончил работу Пленум ЦК ВКП(б)..." - прочёл он.