Игрушка

"Интересно будет узнать: чем живёт партия власти". От предвкушения удовольствия Чарнота поудобней уселся на своём мягком сидении с жёсткой спинкой.

Весёлые моменты начались с первых строк чтения.

"Власть, прежде всего, видит опасность нападения на пролетарский СССР империалистической Англии и поэтому, - никому нельзя разрушать единство партии, то есть не должно быть никакой оппозиции" - сделал первый вывод из прочитанного Чарнота. Усмехнулся и резюмировал:

"История повторяется. Всякая, устроенная на насилии власть, заинтересована во внешней напряжённости".

От прочитанного дальше Чарнота рассмеялся:

"Прав был Ганопольский. Эти люди используют марксизм по своему усмотрению. В Манифесте Маркса сказано: "...у пролетариата нет отечества", а большевики пишут в своей резолюции.

– И Чарнота ещё раз перечитал: "...поэтому здесь дОлжно говорить как о защите социалистического отечества".

297"А нэп они прихлопнут. Это дело времени. Вон пишут: "наши враги - это нэпман, кулак, буржуазная интеллигенция". И частный капитал они собираются вытеснить, - продолжил свои размышления Григорий Лукьянович.
– Оппозиция обвиняет их в термидорианском перерождении. Во Франции после термидорианского переворота к власти пришёл Наполеон. Интересно, - кто у них в Наполеоны метит? Уж, ни Сталин ли? Троцкий, Зиновьев, Каменев и вот ещё Смилга - что-то с ними будет?" - течение мысли Чарноты прервало чьё-то прикосновение к его плечу. Кто-то сзади подошёл и как-то неуверенно дотронулся до плеча. Чарнота повернул голову. Перед ним стоял его ординарец Петька. Григорий Лукъянович обомлел от неожиданности:

"Петька, живой, чёрт!"

Неподдельная радость отразилась на лице Чарноты. Он соскочил с телеги и кинулся обнимать своего спасителя.

Глава.

"Петька".

История умалчивает: как потомки казаков из Запорожской Сечи появились в Санкт-Петербурге - Петрограде. Как-то отец поведал сыну, что от своего отца (деда Петра) слышал, что после казни Емельяна Пугачёва на Запорожскую Сечь обрушился гнев императрицы Российской, за то, что, мол, в среде запорожских казаков Емелька поддержку нашёл.

"Вот тогда и разъехались наши предки кто-куда: кто - в Крым, кто - в Москву, а кто и в новую столицу России - Санкт-Петербург, - рассказывал Бут старший Буту младшему.
– Сменили "Днiпр широкий" на 298"Неву полноводную". А так как на Днепре Сечь имела свой флот и строила его сама, то наши предки, видимо, пошли в судостроение. Во всяком случае, мой дед, а затем и твой дед работали на Петербургской судостроительной верфи. А я по их стопам пошёл. Чего и тебе желаю".

Когда началась в Петрограде революционная кутерьма, отцу Петьки (Буту старшему), работавшему на Адмиралтейских верфях мастером, перестали платить жалование. Гимназия, в которой учился Пётр, закрылась, начались перебои с хлебом; тогда и решили родители отправить сына к родственникам в Крым; благо, что поезда ещё ходили регулярно.

Прожил Петя в Крыму полгода. Затосковал по дому (да ещё эти татары начали приставать) и решил возвращаться, хотя его и отговаривали. В Симферополе удачно посадили его в поезд. Однако, за Мелитополем состав пустили в объезд: через Токмак и Пологи. На станции Терноватое поезд остановили махновцы. В вагон ворвалась вооружённая, полупьяная, разношерстная публика. Пётр сразу понял, что для него они не опасны. Искали богачей и цеплялись к тем, кто был одет по-барски. Петька сам из рабочей семьи и жил шесть месяцев у родственников, глава семьи которых вкалывал на железной дороге машинистом. И потому вид у Петра был простого рабочего паренька с небольшой котомкой в руках, в которой, конечно, не могло быть драгоценностей. А вот его попутчица, барышня лет 25, привлекла внимание революционеров. Её попытались обыскать тут же - на месте. Она сопротивлялась. Тогда двое уже зрелых мужиков-махновцев 299силой повели её к выходу из вагона. Пётр первый раз в жизни оказался свидетелем такого обращения с женщиной. Несколько раз он усилием воле подавлял в себе желание вступиться за неё. Но когда, уже в тамбуре, женщина закричала - не выдержал. Он догнал махновцев, тянувших женщину к выходу и, схватив за руку ближнего к нему, прокричал:

"Отпусти её!"

Махновец удивился такой дерзости молодца (почти мальчика) и, сначала потянулся к кобуре с маузером, висевшем у него на левом боку, но, когда увидел, что противник слишком слаб для него и не вооружён, просто оттолкнул Петра. Толчёк оказался сильным и Петя больно стукнулся затылком о дверной косяк; даже в глазах потемнело. Однако, молодость взяла своё - оглушение быстро отступило и Пётр ринулся в бой. К тому моменту махновцы уже вытащили женщину из вагона и тут же пытались её досмотреть - нет ли у неё на теле спрятанных драгоценностей. Женщина в ужасе кричала и как могла отбивалась от грабителей. Петька прямо с вагонной площадки прыгнул на того - с маузером. Сила удара петкиного тела оказалась достаточной, чтобы свалить махновца с ног и они оба, сцепившись, кубарем покатились под откос. Внизу махновец оседлал Петра и попытался ударить его кулаком в лицо. У него бы это, конечно, получилось и тогда Петру было бы не сдобровать, противник оказался явно сильней; но властный голос остановил бандита:

"Это что здесь такое? Прекратить!"

Над ними, уперев руки в боки, стоял сам Нестор Иванович Махно. 300Махновец тут же отпустил Петьку и, поднявшись на ноги, стоял, склонив голову, как нашкодивший ребёнок.

"Да батько, вин же пэрший на мэнэ накынувся, бисеня".

Петька обрадовался неожиданной помощи, поднялся с земли и отряхиваясь стал объясняться:

"Они женщину насилуют".

Махно, взглянув наверх, оценил обстановку и скомандовал второму отпустить женщину.

"А его, - обращаясь к своему, стоявшему рядом бойцу и глазами указывая на Петьку, - его доставишь ко мне, когда в Гуляйполе вернёмся. Головой за него отвечаешь".

"Зразумив, батько, у се зроблю".

Махно пошёл дальше, а двое его бойцов повалили Петра на землю и связали руки сзади. Затем помогли подняться и повели к подводам, цепью стоявшим невдалеке. Пётр попытался сопротивляться, но, получив сильный удар в спину, сдался и пошёл, принуждаемый толчками своих озлобленных конвоиров. Они были на него очень злы: помешал он им сладкой барышней поразвлечься и, если бы не приказ Махно, - Петьке бы не здобровать. Посадив на телегу, связали ещё и ноги.

В Гуляйполе приехали к вечеру. Петра развязали(только ноги), стащили с телеги и, сопровождая толчками в спину, повели в ближайшую избу. Махно сидел за столом - пил чай. На стене, справа от образов, был укреплён плакат, на котором по-русски зелёной краской было написано: "Власть 301рождает паразитов. Да здравствует анархия!"

"Развяжите его, - скомандовал Махно, - и свободны".

Махновцы молча повиновались.

"Садись, малец. Чаю хочешь?"

Петька, растирая затёкшие от верёвок руки, молча сел к столу.

"Рассказывай, кто ты такой и куда ехал", - продолжил допрос Махно, одновременно наливая для Петьки чай из самовара в свободную эмалированную кружку.

Пётр всё ему рассказал честно, без утайки: как жил в Крыму, приехав туда из Питера, как соскучился по своим и как к нему в Крыму стали приставать татары - в свою религию тянуть; как там притесняют православных: и русских, и украинцев, и некоторых своих - татар.

"Жизни, эта татарва никому там не даёт. Хочет чтобы все по их законам жили: молиться пять раз в день - намаз, калым, сабантуй, куйрам-байрам...", - Петька на этом слове поперхнулся чаем, а Махно рассмеялся.

"Курбан-Байрам", - поправил он Петра.

Ему нравился этот честный, смелый и,видимо, грамотный рабочий паренёк.

"А ну, прочти что здесь написано", - вдруг скомандовал Махно. не поворачивая головы, большим пальцем левой руки, указав на плакат за спиной. Петька без запинки прочёл.

"Молодец - читать умеешь. Поживи-ка у нас. Узнаешь что это за "анархия" такая. Может понравится, а если нет, то держать тебя не буду - езжай к своим. Сам тебя на поезд посажу".

302 С этими словами он встал из-за стола, подошёл к двери, приоткрыл её и крикнул куда-то в темноту: