Игрушка

"Джигитовке?" - переспросил Пётр. Незнакомец уточнил: "Верховой езде".

"Да я ездить верхом умею, а вот стрелять и фехтовать - да, нужно бы 307подучиться".

"Ладно, посмотрим, - чего ты умеешь", - сказал незнакомец и протянул руку: "Владимир".

Пётр крепко пожал протянутую руку и в свою очередь назвал своё имя.

"Ну, вот и познакомились. Когда начнём?"

"Мне тут надо кое-что доделать. Вечером и начнём", - ответил Петька, а Владимир подхватил:

"А завтра уж целый день будешь со мной. Батько приказал".

Петька кивнул в знак согласия.

– -------------------------

Пётр быстро освоил азы дела военного кавалериста. Через неделю занятий он лихо рубил ветки направо и налево, натыканные его преподавателем прямо в землю.

23 июня 1919 года Пётр первый раз в жизни участвовал в боестолкновении с деникинцами. Рано утром по территории коммуны проскакал всадник с криком:

"Белые идут, белые наступают!"

И тут же ударили в набат.

По установленному порядку все коммунары, способные носить оружие, собрались на околице села. Набралось около сотни всадников и столько же пеших с винтовками. Возглавил это ополчение Владимир.

Заняли оборону в полукилометре от села. Кавалеристскую сотню Владимир поставил в лесочке справа, а остальные залегли цепью, 308перерезав тем самым единственную дорогу, ведущую в село. Командир выделил пять опытных всадников, проинструктировал их и отправил в разведку в сторону, откуда ждали прихода врага.

Где-то через час вдалеке послышались выстрелы. Через некоторое время на дороге появилась наша пятёрка разведчиков, мчавшаяся во весь опор к селу. За ними с гиком и свистом неслись на конях человек двадцать деникинцев. Пропустив своих, залёгшая пехота открыла по ним огонь. Успели развернуться и ускакать человек пять, не больше. Остальные полегли от пуль коммунаров - махновцев. Ещё не успели повылавливать коней и собрать оружие убитых, как на коммунаров в развёрнутом строю пошла не меньше сотни конница белых. Их укротили два пулемёта, поставленных Владимиром на флангах цепи стрелков. Белые отступили. Владимир послал им вдогонку свою сотню, а стрелкам приказал выдвинуться как можно дальше от села и занять позицию также, перекрыв проезд по дороге.

Петька, увлечённый погоней, не заметил как он и ещё трое махновцев оторвались от своих. Грянул залп, и двое его товарищей упали с коней, а кони понеслись дальше уже без седаков. Петька и оставшийся с ним махновец осадили коней, но скоро поняли, что окружены и если не сдадутся - убъют. Первым бросил свою шашку махновец, затем слез с коня, снял со спины карабин, отбросил его от себя и поднял руки. Пётр сделал тоже самое, но с некоторой задержкой. Не будь с ним махновца, он бы сдаваться не стал, а пошёл бы на прорыв: Петька даже представить себе не мог, что 309вот так вдруг может умереть и его не станет. Его распирала сила молодецкая, а о смерти и о возможности перестать быть вот сею минуту - во цвете лет и сил, он даже не задумывался потому, что "...с ним уж точно такого ну никак не могло бы случиться".

Человек пять деникинцев спешились и весёлые шли к сдающимся, уже можно было сказать, пленникам. Петька никак не ожидал получить сильный удар в лицо от подошедшего к нему молодого офицера. Удар оглушил его, лешил на мгновение воли, но он устоял на ногах, а состояние невминяемости быстро прошло; и Петька ответил ударом на удар. В следующее мгновение молодой офицер лежал на зелёной траве в накауте, раскинув руки и ноги, будто решил позагорать на солнышке. На Петра набросились сразу трое и стали бить. Били долго. Однако, сознание Петьку не покидало. Он притворился что отключился, а когда почувствовал, что на лицо кто-то льёт тонкой струйкой почему-то тёплую воду, - открыл глаза и понял: казачий хорунжий просто мочится на него. Петька вскочил, но тут же был сбит с ног и потерял сознание. Очнулся он от жара. Жар исходил от костра. Петька открыл глаза и увидел, что к костру подвели его товарища, сзади, ударом рукояткой револьвера по затылку, оглушили и толкнули прямо в огонь. Петька увидел, как на голове махновца вспыхнули волосы, как он открыл глаза - очнулся и заорал. Этот ор навсегда врезался в память Петра - животный, полный страха и отчаяния крик преждевременно погибающего молодого человека.

Ужас охватил Петьку, когда он отчётливо осознал - следующим будет 310он; приготовился и как только понял, что за ним идут, вскочил и попытался бежать. Получив сокрушительный удар по голове, последнее, что он услышал, падая и проваливаясь в тёмную яму, - так это топот большого количества конских копыт.

"Этого пленного я забираю", - услышал он, очнувшись, слова, произнесённые тоном не допускающим возражений. Открыл глаза. Над ним нависало тёмное от загара, обветренное, с большими карими глазами лицо. Каштановые курчавые волосы густо покрывали голову. На человеке была надета черкеска, украшенная серебрянными гозырями. На плечах тусклым золотом сверкали генеральские погоны.

"Господин генерал, ваше сиятельство, но это наш пленный",- попытался кто-то возразить.

"Молчать! Я забираю пленного в штаб. Есаул, перенесите его в обозную телегу. Вон, он, кажется, пришёл в себя. И проследите, чтобы с ним было всё впорядке".

"Слушаюсь", - был ответ.

Сильные руки подхватили Петра, понесли и скоро положили на что-то мягкое. В полевом госпитале, куда привезли раненного пленного, врач определил, что голова не пробита, а только кожа рассечена. Ему промыли рану, сбрили волосы вокруг неё, ещё раз промыли, наложили шов и перевязали. Голова болела, немного кружилась и подташнивало. Предписание врача: "покой в условиях госпиталя" было отклонено. Петра вновь погрузили на телегу и куда-то повезли. До вечера возили, а когда стало смеркаться, въехали во двор, по всей видимости, барской усадьбы. 311К тому времени состояние Петра значительно улучшилось: головокружение прошло, утихла головная боль.

Телега остановилась у барского дома.

"Слезай", - скомандовал Петру один из двух, всё это время сопровождавших его, казаков. Петька повиновался. Они вошли в дом, миновали прихожую и оказались в просторной комнате с камином и круглым столом посередине. За столом сидели несколько человек офицеров и один штатский; среди них и тот - кучерявый с большими карими глазами, генерал. Было ясно, что он здесь главный.

Повершувшись лицом к пленному, главный приказал:

"Рассказывай, парень, как ты к махновцам попал".

Пётр почувствовал, что вот сейчас решится его судьба. И рассказал всё честно, без утайки и потому всё им сказанное было воспринято слушателями благожелательно - все поняли, что парень не выдумывает, не лжёт.

"Повезло тебе, пацан. Чуть на небеса тебя ни отправили. Кузнец ты, говоришь. Хорошо, в обозе пока будешь. Когда найдём для тебя кузнецу - покажешь на что способен, а сейчас - в обоз".

И, обращаясь к петькиному конвоиру, скомандовал:

"Отведи его к начальнику тыла, пусть у него пока побудет", - а когда пленник и конвоир уже выходили из помещения, вдогонку прокричал:

"И пусть накормят его там"

"Слушаюсь", - ответил конвоир.

312 Из дома они вышли уже не как враги, а как сослуживцы. Парень-конвойный оказался словоохотливым и на вопрос Петра: "Кто такой - этот в черкеске с серебряными газырями?" - ответил, что это генерал-майор кавалерии Чарнота Григорий Лукьянович. Лихой командир и хороший человек.

"Его у нас все любят", - добавил он голосом, в котором слышались тёплые нотки.

Проверку на мастерство Петька прошёл успешно. Когда в одном из сёл нашли хорошо оборудованную кузнецу и Пётр собственноручно отковал четыре замечательные подковы и переподковал командирского жеребца, Чарнота поверил ему окончательно и предложил стать его ординарцем.

Три месяца Пётр и Чарнота были неразлучны. Оба прониклись друг к другу симпатией и если бы не воинская субординация и не возрастная разница - стали бы закадычными друзьями.

Симпатия к этому молодому человеку, почти мальчику, возникла у Григория Лукъяновича сразу - в первую их встречу, когда у костра, очнувшись, тот открыл глаза и взглянул на него. И раньше Чарнота сталкивался с этим феноменом: первый раз в жизни встретишься с человеком, взглянишь на него, в глаза ему и ощущаешь его теплоту только для тебя исходящую. А бывает наоборот - взглянул и чувствуешь неприятное отторжение - не твой он человек, чувствуешь, а не понимаешь: откуда взялось это чувство.