Игрушка

"Грицко!
– Подождал, - Грицко, чёрт, подь сюда".

Скоро на пороге появился молодой улыбающийся махновец.

"Звали, батько?" - спросил он.

"Отведёшь этого молодца к Ефросинье. Пусть накормит его, да спать уложит. А завтра решим, что с ним делать".

Парень отступил от двери, пропуская Петьку, и они сразу как провалились в тёмную украинскую ночь.

"Подожди, - сказал молодой махновец, - сейчас фонарь принесу".

Ждать пришлось не долго, но этого времени хватило, чтобы глаза привыкли к темноте и стали различать ворота, плетень, какое-то строение рядом с домом. Из него-то и появился махновец с керосиновым фонарём в руке...

Ефросиньей оказалась уже не молодая толстая и добрая баба, которая накормила Петьку оладьями со сметаной и уложила спать в сенях на скрипучей кровати, приятно пахнувшей чистым бельём.

Утром Петра растормошил Грицко и сказал одеваться: "Батько зовёт".

Махно сидел за тем же столом, в той же одежде и пил чай. Будто и спать не ложился. Предложения чаю в этот раз не последотвало.

"Ну, чего решил, Петро?" - прозвучал вопрос, как только Пётр переступил порог. Молодой человек неуверенно пожал плечами

"Что умеешь делать?"

И на этот вопрос - тот же ответ.

303 "А чего хотел бы делать?" - не унимался Махно.

"Я с металлом люблю работать", - наконец ответил Пётр (отец брал его на судоверфь и показывал всякие цеха. Больше всего Петру понравились литейный и кузнечный; ещё - модельный, но первые два больше всех. Об этом он и поведал Махно). Тот улыбнулся:

"С металлом, говоришь. Ну, тогда тебе прямиком в кузницу нужно идти, - к нашему Фёдору Ивановичу".

– -------------------

И начал Петька свой трудовой путь подмастерьем у кузнеца Фёдора. Научился азам кузнечного дела: от разжигания горна, до выковывания простейших изделий: скоб, гвоздей, подков; подковать лошадь для него стало обыденным делом.

Могучий, добрый и абсолютно бесхитростный (правдивый) русский ремесленник с золотым сердцем и детской душой Фёдор Иванович учил Петра всему тому, что умел сам. Учил терпеливо, но настойчиво.

"Металл, ведь, не обманишь, - любил он повторять эти слова.
– Дело не пойдёт, если перегреешь его, но и от недогрева - тот же результат. Металл немой, ничего тебе не скажет, но всё покажет".

И действительно: по команде учителя Пётр клал заготовку в горн, вставал на меха. Заготовка, нагреваясь, начинала менять свои цвета:

"Цвета каления" - как говорил Фёдор Иванович.

В нужный момент, а момент определялся по цвету заготовки, он выхватывал её из огня и начинал обрабатывать. Наблюдая за учителем, Пётр, в конце концов, уловил и зафиксировал в памяти тот - необходимый 304для успешной обработки болванки, цвет разогрева. Позже, обучаясь на судостроительном факультете Ленинградского политехнического института, Пётр узнал, что появляющиеся при нагреве стали цвета, меняющиеся в зависимости от температуры нагрева, имеют техническое название - "цвета побежалости".

У Фёдора Ивановича Пётр проработал до весны. Весна 1919 была ранней, дружной и тёплой. Быстро развернулись работы в поле. Но в то же время и военная обстановка обострилась - с юга на Москву пошёл Деникин. Из анархистской коммуны под названием "Голота" имени Розы Люксембург ушёл на войну их кузнец. Вот Петра и попросили помочь крестьянам в кузнечном деле. Через месяц в коммуну заехал Махно. Он и раньше приезжал, но с Петькой не встречался; приедет, соберёт крестьян, скажет речь, поработает наравне со всеми день, два и уедет в Гуляйполе. И в этот раз военная обстановка не позволила ему надолго задержаться в коммуне. Но в кузницу он всё-таки зашёл. Когда увидел Петра, то восхитился изменениям, которые произошли с парнем за несколько месяцев. Тот явно вырос и окреп.

"Да ты, я вижу, возмужал. Смотри-ка какие маховики накачал", - сказал он, имея в виду петькины плечевые бицепсы. Одобрительно похлопав Петьку по его, ставшей мощной и покрытой буграми крепких мышц, спине удовлетворённо добавил:

"Лихой казак!"

Так оно и было: за время каждодневного, на протяжении нескольких 305месяцев, физического труда, чередующегося с хорошим отдыхом, крепким сном и отменным ефросиньиным питанием, Пётр внешне преобразился: из подростка он развился в сильного, мускулистого, краснощёкого, выше среднего роста, юношу. В коммуне его поселили к вдове и та, также как Ефросинья, не ленилась кормить молодого кузнеца до отвала.

Махно явно любовался парнем, ловко управлявшимся с десятифунтовой кувалдой. Обнажённый по пояс, он напоминал античного атлета с картины, которую Нестор Иванович увидел в Москве у Третьякова.

"Ладно, парень, отдохни. Пойдём, поговорим", - сказал Махно Петру, когда тот закончил ковать изящную петлю для ворот. Они вышли из кузницы и уселись тут же - под раскидистым дубом на скамейке, грубо сколоченной из доски и двух чурбаков под ней.

"Ну как, нравится в кузнецах-то трудиться?" - спросил, улыбаясь, Махно.

"Очень нравится, Нестор Иванович, особенно когда берёшь в руки какую-нибудь металлическую штуку, а она тверда; кажется никогда не поддасться никому, а ты знаешь, что способен с ней сделать всё что угодно; приятно".

"Да ты ещё и романтик!" - усмехнулся Махно.

Помолчали. Первым заговорил батько:

"Кроме умения что-то творить, нужно ещё уметь защищать эту возможность. Руки у тебя, я вижу, умные, да и голова толковая. А вот придут беляки и поставят над тобой барина и будешь на него вкалывать. 306Согласишься?"

Пётр не сразу ответил.

"Когда просят люди что-нибудь сделать, отремонтировать; сделаешь, а они благодарят - это приятно. Барин, наверное, так благодарить не будет. Не, не согласен я на него работать", - сделал заключение Петька.

Махно развеселился:

"Складно отвечаешь. Ну, так вот, ты с конём не справишься, стрелять и рубить не умеешь, а потому и защитить право на свой свободный труд не сможешь, а..."

Петька перебил:

"С конём справлюсь, а стрелять и рубить научусь!"

"Ладно гутаришь, хлопец, модлодцом. Дам я тебе хорошего учителя военному делу. Ты парень толковый, быстро усвоишь эту науку".

На том и порешили.

На следующий день в кузню к Петру зашёл мужчина средних лет. Он был одет как крестьянин, но военная выправка выдавала его не крестьянское происхождение.

"Меня батько прислал учить тебя джигитовке, стрельбе и фехтованию на саблях", - сказал он, когда Петька прекратил стучать молотком по наковальне, на которой лежало очередное его изделие.