Императрица Мария. Восставшая из могилы

«Тогда где я?»

Она попыталась повернуться, но тут сразу пришла боль, и сознание померкло.

Услышав, как вскрикнула княжна, Николай бросился в избушку. Бред, стоны – все это было, но тут был явный вскрик от боли, вполне осмысленный, если, конечно, крик вообще может быть осмысленным.

Опять серый свет. Но так уже было. Надо просто открыть глаза, и свет станет белым. Правда, здесь он не совсем белый, он тусклый, его мало, но он есть. И это не гроб, это какой-то дом. Главное – не двигаться, а то опять будет больно. И очень хочется пить.

Она открыла глаза и в плывущем размытом свете увидела склонившееся над ней чье-то лицо. Чье? Какая разница?

– Пить! Пить!

К губам прижалась кружка, и живительная влага потекла в рот.

«Боже, как хорошо», – подумала она и опять отключилась.

Когда сознание вновь вернулось, она была одна. Стараясь не шевелиться и только водя по сторонам глазами, она смогла осмотреть помещение, в котором находилась. Но от окружающего быстро переключилась на саму себя.

«Что со мной? Почему так болят голова, и бок, и нога? Почему вообще все так болит? И как я сюда попала? – Она не на шутку испугалась. – А кто я?»

Она не могла вспомнить, как ее зовут, кто она и что с ней произошло. И от этого ей стало еще страшнее. И она заплакала.

Раздались чьи-то шаги, и, на секунду заслонив низкий дверной проем, внутрь помещения вошел человек. Мужчина, высокий, широкоплечий. Он склонился над ней. В отличие от прошлых раз изображение не расплывалось в ее глазах, оно было вполне четким.

«Красивый», – подумала она и попыталась улыбнуться.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Николай.

– Ничего. Только мне больно шевелиться.

– А тебе и не надо шевелиться. По возможности, конечно.

– Где я?

– В тайге, на заимке.

– Где?

– На охотничьей заимке. Это избушка такая маленькая в лесу.

– А как я сюда попала?

– Я тебя принес.

– Почему?

– Ты ранена. Тебя хотели убить.

– Убить? Кто?

– Плохие люди.

– Вы меня спасли и спрятали, да?

– Да. Но ты можешь говорить мне «ты». Я не гордый и не принц на белом коне.

– Какой принц? – удивилась она.

– Ну, такой, с мечом.

Она засмеялась и сразу сморщилась – смеяться было больно.

– Хочешь пить? Есть малиновый свар.

– Свар? Что это?

– Ну, напиток такой, типа компота.

– Хочу, – согласилась она.

Она проводила его взглядом. Смотрела, как он наливает в кружку свар.

«Босой, одет в простые штаны и рубаху. Господи, как она называется? Мне ведь кто-то говорил как. А, вот – косоворотка. Нет, он не принц. Но говорит правильно, хотя и как-то странно, но не как простые люди. А откуда я знаю, как говорят простые люди?»

– Кто вы? – спросила она, сделав пару глотков малинового свара, показавшегося ей безумно вкусным. Кажется, что ничего вкуснее она не пила в жизни.

– Друг, – улыбнулся Николай. – Самое страшное уже позади. Теперь надо просто выздоравливать.

Она подумала, что он, наверное, прав. Если ее пытались убить, если она спасена и спрятана от плохих людей, а рядом – друг, то, действительно, самое лучшее, что можно сделать, – это выздороветь. Она попыталась сосредоточиться на болевых ощущениях. Голова почти не болит, хотя, кажется, забинтована. Болят бок, рука и бедро. Особенно бедро и еще бок. Она вдруг поняла, что лежит абсолютно голая, укрытая тонким то ли одеялом, то ли простыней.

Николай видел, как княжна медленно заливается краской.

– Вы меня сюда принесли? – прошептала она.

– Да.

– А кто меня раздел? – спросила она еще тише, стараясь не смотреть на Николая.

– Я вытащил тебя из могилы, – вздохнул Николай, – и не надо ничего стыдиться. В жизни бывает всякое, а то, что произошло с тобой, вообще из ряда вон. Если тебе от этого будет легче, то обрабатывала твои раны и бинтовала их моя мама, а помогала ей моя сестра.

– Спасибо. – Она слабо улыбнулась. – А как вас зовут?

– Николай, и давай перейдем на «ты». Я не намного старше тебя. Не нужно мне выкать.

Ей показалось, что у нее уже был кто-то знакомый по имени Николай, даже, может быть, не один, но кто, вспомнить она не могла.

«Господи, что же это со мной?» – опять испугалась она, но чисто женское любопытство оказалось сильнее.

– А сколько вам… ладно, тебе лет?

– Двадцать четыре, – усмехнулся Николай.

– Николай, – княжна кусала губы, – понимаешь, я ничего не помню. Ты говоришь, что меня хотели убить, но я не помню. Я не помню, как меня зовут и сколько мне лет. И кто я? Почти все остальное я помню, знаю. Вот это стол, там дверь, печка, на столе – кружка. Сейчас, кажется, лето. Да?

– Да, – согласился Николай.

– Вот видишь. Но когда я начинаю думать о себе, то как будто на стенку натыкаюсь. Разве такое возможно?

– Я не доктор, но думаю, что возможно. Ты пережила страшное потрясение, и твой мозг просто защищается.

– Защищается? От чего?

– Наверное, от сумасшествия. Ты есть хочешь?

– Есть?.. – Она задумалась на секунду. – Да, пожалуй, поела бы немного.

Она наблюдала, как он подошел к печке и стал что-то накладывать в миску. Пахло довольно вкусно. У нее неожиданно потекли слюни, и есть захотелось очень-очень. В миске была какая-то каша, девушка не смогла определить на вкус какая. Но очень вкусная.

Мужчина кормил ее с ложечки, как маленькую, и одобрительно улыбался, а ей почему-то стало ужасно приятно, что он кормит ее с ложечки, как маленькую, и улыбается. Потом она выпила малиновый свар и уснула.

Она проснулась ночью, когда было совсем темно. Прислушалась – Николай был рядом. Ну нет, не совсем рядом, конечно, а на другой лавке. Немного послушав, как он дышит во сне, княжна улыбнулась и опять заснула. Ей снились сны: избушка, каша и Николай. Ничего другого сниться ей, к счастью, пока не могло.

Следующий день был похож на предыдущий. Николай поил ее, кормил кашей и сваренными вкрутую яйцами. Она чувствовала себя лучше, хотя движения по-прежнему приносили боль, но жара (Николай сказал, что она была в жару и бредила несколько дней) не было. Все было бы хорошо, если бы не два важных вопроса, занимавших ее все утро. Первый, впрочем, разрешился просто.

– Коля, – она впервые назвала его так, – ты знаешь, как меня зовут?

– Знаю, – ответил он и, не дожидаясь продолжения, произнес: – Мария, Маша.