Императрица Мария. Восставшая из могилы

– Только в отсутствие наследников мужского пола.

– А где эти наследники? Извини, но два главных претендента погибли, а третий – в бегах! Да и претендент он сомнительный, женат на двоюродной сестре. То, что твой отец через какое-то время признал его брак и простил, мало что значит. Церковь-то не признала! Да и с душком претендентец-то! Кто у нас первым приперся к Таврическому дворцу в феврале семнадцатого, да еще и с красным бантом в петлице? Кирилл Владимирович! Тоже мне, царь Кирюха!

– «Приперся»! Коля, тебе надо последить за своей речью.

«Да, – подумал Николай, – она права, так и спалиться не долго!»

– В императорской семье есть и другие мужчины, – продолжала возражать Маша.

– Где они, эти мужчины? Покажи мне их! Одни мертвы, царствие им небесное, – Николай перекрестился, Маша – тоже, – другие уже за границу свинтили, извини, сбежали, а третьи сидят и не чирикают! Как те же Николаевичи в Крыму! У них, видите ли, нейтралитет! Ну и пусть сидят! Если мужики не решаются заявить о своих правах, значит, баба должна взять в руки вожжи и показать всем, кто в доме хозяин! Что ты смеешься?

– Никто никогда в жизни еще не называл меня бабой! Ты первый! И мне почему-то ужасно приятно. Баба! И звучит как-то необидно и звонко – баба!

Она обняла его. Несколько минут они сидели просто обнявшись и молчали.

– Когда надо ехать, Коленька, и куда?

– В Омск, родная.

– Почему? А в Екатеринбург?

– Нет. Столица в Омске, там все правительства и главные военные штабы. А опираться тебе придется в первую очередь на военных, у них реальная власть.

– Когда?

– Давай прикинем. Сейчас у нас середина сентября, так? А точнее – семнадцатое число. Колчак приедет в Омск тринадцатого октября, а восемнадцатого ноября совершит переворот и объявит себя правителем России. Только я не помню, эти даты по новому стилю или по старому? Кажется, белые тоже использовали григорианский календарь, признав его самым безобидным нововведением большевиков, но точно не уверен. Нам хорошо бы появиться в Омске где-то в районе двадцатого октября, пока Колчак еще не освоился.

– А мы пойдем к нему?

– Нет, к генералу Болдыреву, главнокомандующему вооруженными силами Директории, сиречь Сибирского временного правительства.

– А почему именно к нему?

А вот тут сработало уже объединенное сознание двух Мезенцевых.

– Василий Георгиевич Болдырев в пятнадцатом году командовал моим Тридцатым Полтавским пехотным полком, он должен меня помнить.

– Помнить простого солдата?

– Ну, я все-таки служил в охотничьей команде, ходил в разведку, часто приходилось докладывать ему лично. Да и два креста он сам мне вручал. Должен помнить.

– Значит, у нас еще месяц, да, Коленька? – Маша заглянула ему в лицо.

– Да, родная, – он обнял ее. – И успеть нам надо очень много.

– Месяц счастья, – прошептала Маша.

VIII

Тропинка шла под гору, спускаясь к озеру, и идти было легко. Маша смотрела под ноги, стараясь не зацепиться за корни деревьев, пересекавшие тропу, и аккуратно переставляла через них ноги, обутые в сплетенные Николаем лапти. Он шел впереди, горбатясь от набитого битком сидора – за три месяца, проведенных на заимке, они обросли барахлом. Приличных размеров узел с вещами тащила и Катюха, поспешавшая следом за Машей, да и она сама.

Месяц пролетел незаметно. Свободного времени у них почти не было – слишком многое Николаю нужно было ей рассказать. Нет, он не читал ей лекций, они просто беседовали. Немного беспорядочно, поскольку великая княжна задавала много вопросов, и порой обсуждение уходило в сторону. Будущего старались не касаться, было не до него. Николая удручало только то, что он не слишком хорошо помнил ситуацию на фронтах Гражданской войны осенью 1918 года. Но пока это было не самым главным.

Для начала нужно было разобраться с омским «террариумом», как он характеризовал политическую обстановку в Омске, и так сложную, но еще более осложнившуюся с приездом Колчака. Главное, он смог дать Маше краткие характеристики основных лидеров Белого движения, причем как в Сибири, так и на юге России. Они обсудили, на кого можно рассчитывать, а на кого не стоит. Николай, видя, что Маша заинтересовалась, что она, как он и предполагал, уже поставила перед собой определенную цель, старался не разжевывать информацию до конца, давая ей возможность додумать и осмыслить тот или иной вопрос самой.

– Я буду рядом, – внушал он ей, – но это не значит, что я всегда смогу подсказывать. Не забывай, для всех я рабочий, за плечами которого только церковно-приходская школа и ремесленное училище при заводе. Будет возможность – будем обсуждать, не будет – решаешь сама.

Много говорили и том, как ей себя вести, как держаться, что и как говорить. Ее никто поначалу не будет воспринимать всерьез, а значит, надо сразу поставить себя, проявить характер.

– Сразу нужно показать им ху из ху, – говорил Николай.

Маша не спросила, что это за «ху», видимо, догадалась сама и прыснула.

– Это совсем не то, что ты подумала! – хохотал Николай.

То ли в результате этих бесед, то ли оттого, что она действительно приняла решение, Маша чувствовала в себе какую-то уверенность, какую-то окрыленность, смелость даже.

– Пусть только попробуют, – она сжимала кулаки, – всех в бараний рог согну!

Это была уже совсем другая Маша, другая великая княжна Мария, Мари, которую знали ее близкие и друзья, оставшиеся в той, другой жизни. Мертвые и живые, о которых она сейчас совсем не думала и была благодарна за это Николаю. Ничего, кроме тоски воспоминаний, горя и слез, эти мысли ей бы не принесли.

Сейчас она очень хорошо понимала, что сделал для нее этот человек. Он не просто спас ее от смерти, он СПАС ее! СПАС ее душу, наполнил ее жизнь новыми мыслями, новыми ощущениями, желанием жить и любить! Он заслонил собой все – смерть близких, боль, кровь, страдания, весь ужас того, что произошло с ней за последние полтора года. Она с горечью подумала, что в ближайшее время им уже не будет так хорошо вдвоем, как было в последние недели. Просто не будет такой возможности.

Катюха сделала им подарок – когда было надо, она уходила ночевать к дядьке Ивану в Мурзинку, и Маша была ей благодарна до глубины души. За этот месяц любовь заиграла для нее новыми красками – совершенно неожиданными! Она даже не представляла себе, что взаимное выражение чувств мужчины и женщины может быть таким разнообразным. Новые ощущения захлестнули ее, завертели в неистовом вихре наслаждения. С каждым днем чувства становились сильнее и глубже, приобретая все новые оттенки. Все, что происходило с ней, и радовало ее, и пугало.

– Коля, я развратная, да? – спросила она однажды.

– Почему? – удивился Николай.

– Ну, понимаешь, мне очень нравится все, что ты делаешь со мной, что делаю я. Наверное, порядочная женщина не должна так.

– Но тебе нравится?

– Да, очень!

– Тогда не бери в голову. Господь сказал, что все, что делают супруги в постели, правильно.

Маша усомнилась, что это сказал именно Господь, но суть утверждения ее успокоила. И вообще, с этого момента она стала смотреть на их отношения как-то иначе, глубже, что ли, о чем не преминула сообщить Николаю. Она вообще с какой-то детской непосредственностью и искренностью делилась с ним своими ощущениями, совершенно не стыдясь этого.