Императрица Мария. Восставшая из могилы

В деревянном и невзрачном, во всяком случае по сравнению с основным, здании городского вокзала у них опять проверили документы. И опять обошлось. Вернув им бумаги, офицер даже помог им найти на привокзальной площади извозчика.

– Вам надо в штаб Сибирской армии, – сказал он.

«Правильно, именно туда нам и надо», – подумал Николай.

Большинство пассажиров поезда составляли беженцы, правдами и неправдами старавшиеся выбраться из Центральной России, или просто России, как здесь часто говорили, подчеркивая этим некую обособленность Сибири. Сейчас вся эта толпа колыхалась у маленького здания городского вокзала, растерянно рассматривая огромную площадь, ограниченную с одной стороны многочисленными тупиковыми путями, плотно заставленными теплушками и пассажирскими вагонами, над которыми вились дымки – в них жили люди, а с другой – гигантским зданием серого цвета.

– Это что же такое? – поинтересовалась Маша.

– Энто, барышня, – охотно откликнулся извозчик, – значица, правление Омской железной дороги, вот!

Николай Петрович пять лет прожил в Омске в 1970-х, когда учился в институте. Он вертел головой, узнавая и одновременно не узнавая город. В огромном сером здании в то время находился Омский институт инженеров железнодорожного транспорта, и, пардон, это был чуть ли не центр города, а сейчас – окраина.

Они уже ехали по Атамановской улице, как сообщил им словоохотливый извозчик.

«Ага, – подумал Николай, – это которая улица Ленина. Да, мало похоже, посносили многое».

Здание Кадетского корпуса он узнал сразу, его было просто трудно не узнать. А вот площадь напротив, с Никольским Казачьим собором посередине, показалась ему очень большой. Впрочем, он быстро сообразил, что к 70-м годам ее подсократили, построив здание филармонии, которого сейчас, разумеется, не было.

– Извольте видеть – Свято-Никольский Казачий собор, – продолжал свою экскурсию извозчик, – значица, главный храм Сибирского казачьего войска. Тю, дура! – прикрикнул он на прянувшую было в сторону лошадь. – Автомобилев не видала?

Обгоняя пролетку, проехал большой автомобиль. Мелькнуло бородатое лицо, красные отвороты на генеральской шинели.

«Это же Болдырев!» – подумал Николай и крикнул извозчику:

– Давай за машиной!

– Чего? – не понял тот.

– Да за автомобилем езжай! – поправился Николай.

Ехать пришлось недолго. Едва пролетка миновала какой-то сад за высоким забором, извозчик остановился со словами:

– Все, далее нельзя! Вот он, вашбродь, штаб Сибирской армии, в генерал-губернаторском дворце.

«Ага, музей имени Врубеля, – подумал Николай, – бывали, знаем».

Автомобиль между тем свернул направо и остановился перед входом в двухэтажное здание с башенкой и флагштоком на крыше. Дорогу же пролетке заступили вооруженные солдаты.

Генерал-лейтенант Болдырев с утра пребывал в мрачном расположении духа. Все шло как-то наперекосяк. Ежедневные заседания Директории, сиречь Временного Всероссийского правительства, оборачивались пустопорожней болтовней. Рассматривались какие-то второстепенные малозначащие дела. Погрязнув в этой болтовне, он еще ни разу не был на фронте, не общался с командирами боевых частей. Командовать отсюда, из Омска, было невозможно, да и как командовать, если помимо него, Главнокомандующего вооруженными силами Директории, здесь, в Омске, находились еще военный министр и командующий Сибирской армией? То, что эти два поста занимал один человек – Иванов-Ринов, – мало что меняло. Тем более что еще он был и войсковым атаманом Сибирского казачьего войска, и за ним стояла немалая реальная сила. В то же время генералов и офицеров скопилось в городе столько, что хватило бы на несколько дивизий. Многие из них отнюдь не уклонялись от фронта, они просто не знали, что им делать, а командование не знало, что делать с ними.

Тыловые структуры пухли как на дрожжах. Фактически же основу гарнизона составляли чехи. А тут еще и англичане прибыли. И Колчак. Принесла нелегкая адмирала. Все запуталось еще больше. Колчака, который толком сам еще не определился, оставаться ему в Сибири или ехать дальше, на Дон, к Деникину, поддерживали многие, проча его в диктаторы. О необходимости диктатуры все чаще задумывался и сам Болдырев, но при этом себя в этой роли он не видел – не тот характер. Но лидер нужен, лидер, способный объединить всех и всех устроить. Ну или, во всяком случае, большинство!

Генерал поежился. Даже солнечное утро не радовало его. Тем более что предстояла встреча с Колчаком, Ивановым-Риновым и несколькими высшими офицерами армии. Предстоял разговор как раз о том, как быть дальше. Как выкручиваться из этого клубка противоречий.

Краем глаза Болдырев скользнул по извозчичьей пролетке, которую обогнал автомобиль. Четверо пассажиров, сидевших в ней, выглядели довольно любопытно: молодой офицер, рабочий (судя по одежде) и две девушки, по виду мещанки. Генералу показалось, что одного из них, а именно рабочего, он видел раньше. Но мало ли.

Перед подъездом штаба толпилось несколько офицеров, занятых разговором с генералом Радолом Гайдой. Чех перешел на русскую службу и сейчас командовал Екатеринбургской группой войск. Но возрастом он был ненамного старше окружавших его молодых офицеров, а значит, и общие темы имелись. Болдырев поморщился: Гайда явно приехал с Колчаком, под чье влияние он попал еще во Владивостоке.

«Будут давить», – подумал он, доставая папиросу.

Строго говоря, курить на улице не полагалось – моветон. Но очень хотелось.

«Ничего, мне можно», – подумал генерал, прикуривая от протянутой кем-то из офицеров зажигалки.

Поприветствовав офицеров и пожав руку Гайде, Болдырев направился к подъезду.

– Ваше превосходительство! Василий Георгиевич! – услышал он чей-то крик.

Болдырев обернулся. Кричал тот самый рабочий из пролетки. Его спутники стояли рядом с ним на углу Дворцового проспекта. Ближе им не давали подойти часовые. И тут генерал узнал кричавшего, это был Мезенцев, солдат его полка. И отличный солдат, между прочим. Но времени не было, его уже ждали.

Однако же что-то остановило Болдырева, внезапно как-то странно засосало под ложечкой, и предчувствие каких-то важных новостей охватило его. Не просто так появился здесь Мезенцев, живший, как это помнил генерал, на Урале. Да он вообще, насколько помнил Болдырев, лучший солдат полковой команды разведчиков, ничего не делал просто так.

– Пропустите их, – крикнул он.

Подойдя, Мезенцев вытянулся по стойке смирно.

– Здравия желаю, ваше превосходительство!

Вытянулся и подошедший вместе с ним молодой поручик. Девушки скромно пристроились сзади. Они были хорошенькими. Нет, одна, отметил про себя генерал, был хорошенькая, даже очень, а другая – просто красавица. С синими глазами, не голубыми, а именно синими. И большими. И еще он обратил внимание, что девушки ведут себя по-разному. Одна потупилась под взглядами окруживших их офицеров, было видно, что она не привыкла к такому вниманию мужчин. Другая же вела себя так, как будто всю жизнь была окружена этим вниманием.

– Здравствуй, Мезенцев! – улыбнулся Болдырев, протягивая солдату руку, которую тот с почтением пожал. – Сразу тебя узнал. Что случилось, кавалер? И откуда такая представительная делегация?

– Ваше превосходительство, имею сообщить особо секретные сведения государственной важности! Как раньше говорили: слово и дело!

Улыбка слетела с лица. Болдырев молча смотрел на Николая. Он слишком хорошо знал своего солдата и понимал, что уралец не шутит.

– Поручик, вы тоже по этому делу? И барышни?