Императрица Мария. Восставшая из могилы

Шереметьевский опять растерялся. В нем боролись чувство долга и дружеские чувства, которые он испытывал к Николаю. Тем паче он был уверен, что никаких преступлений тот не совершал. А тут еще и венчание!

– Пожалста, Андрей Андреевич! – проговорила Катюха, вскинув ресницы и обстреляв поручика несколькими точными залпами.

– А второй свидетель? – пытался сопротивляться Андрей. – Вы, Катя?

Катюха, обалдев от того, что ее назвали на «вы» (первый раз в жизни!), приоткрыв рот и быстро моргая, перешла на стрельбу короткими очередями.

– Но ведь свидетели должны быть семейными! А родители? – уже для проформы пробормотал Андрей.

– Я сирота, – грустно улыбнулась Маша.

«Она не деревенская, – подумал Андрей, – и я ее определенно где-то видел!»

– Пойдемте, господин поручик, – Маша взяла его за руку, – помогите нам. Господь велит делать добрые дела.

Кивнув солдатам, чтобы подождали, Андрей вместе со всеми вошел в церковь.

Щуплый священник с бородкой клинышком, похожей на козлиную, сначала и слышать ничего не хотел. Как это, мол, вот так, с бухты-барахты венчаться! Нотацию его, правда, неожиданно прервал Андрей:

– Время военное, батюшка! Жениха в армию забирают, ему завтра на фронт!

– Да, – подлила масла в огонь Катюха, – а невеста брюхата!

Эти слова заставили всех повернуться к Катюхе и на какое-то время застыть с приоткрытыми ртами. Однако же ее неоднозначная инициатива возымела успех. Священник, почесав затылок, произнес:

– Ну тогда, м-да! Ну что же, м-да!

Окончательно же разрешила все его сомнения пачка денег, вытащенная из кармана Николаем.

– Вот только колец у нас нет, – сказал он.

Священник посмотрел на деньги, на молодых людей и задумчиво произнес:

– Кольца-то есть, но они тоже денег стоят.

Андрей развел руками: денег с собой у него не было. Тогда Катюха, решительно вздохнув, вынула из ушей сережки и протянула их священнику.

– Этого достаточно?

Николай удивленно посмотрел на сестру. Это были ее первые серьги, серебряные, подаренные матерью на тринадцатилетие, первые и единственные. Это была жертва! Маша взглянула на Катю так, что той стало жарко.

Взяв сережки, священник достал два простых серебряных колечка и приступил к обряду. Тексты молитв он читал быстро, глотая слова, возможно, что-то пропуская для ускорения процесса. Но Маше это было неважно. Когда батюшка водил их с Николаем вокруг аналоя, она вдруг подумала, что совсем иначе она когда-то представляла себе свою свадьбу. А еще она подумала о том, что детство кончилось, что никогда уже ей не будет так легко и весело, как было все предшествующие годы. До революции, разумеется.

Она вспомнила родителей, сестер, брата. Опять вспомнила лейтенанта Деменкова – свою первую подростковую любовь. Как глупа она была тогда! Боже, как по-детски наивна и глупа! Подумала о том, что его тоже зовут Николаем, что это, видимо, имеет какое-то значение. Ведь не случайно Бог сделал так, что самые дорогие для нее люди носят это имя.

Потом вдруг засомневалась, будет ли действительным их венчание. А потом вспомнила венчание из повести Пушкина «Метель», тоже тайное и вообще ночное. А ночью венчаться-то нельзя! И ничего! Подумала о том, что им придется долго скрывать, что они муж и жена. Что объявить об этом можно будет только тогда, когда она сядет на трон. Если сядет… Потому что то, чего нельзя великой княжне, можно императрице.

Мысли путались и цеплялись одна за другую. Они почему-то опять вернулись к «Метели». Девушка задумалась о том, как звали Бурмина, уж не Николаем ли? Героиню звали Маша, это она помнила точно! А Бурмина? Нет, не вспомнить.

Она искоса посмотрела на Николая, который, сжав губы, очень серьезно слушал батюшку. Маша улыбнулась и задумалась. Она почти полгода не была в церкви, но не испытывала сейчас того обычного восторженного состояния, которое охватывало ее в стенах храма. Нет, вера никуда не делась, но вот восторга не было. Наверное, потому, что рядом не было матери, которая заражала и ее, и сестер своей религиозной экзальтацией.

«Правильно ли я поступаю? – подумала Маша и прислушалась к своим внутренним ощущениям, ища хоть какие-то сомнения. Нет, на душе у нее было легко и спокойно. – Главное, с любимым! Бог нас свел, а если что не так – Бог простит».

Когда отзвучали последние молитвы, поцелуи и поздравления, священник стал заносить данные молодоженов в книгу.

– Мезенцев Николай, сын Петров, – бормотал он за Николаем, тщательно вырисовывая буковки, – тысяча восемьсот девяносто четвертого года, из крестьян, деревня Коптяки Екатеринбургского уезда Пермской губернии.

– Романова Мария Николаевна, – быстро проговорила Маша, – тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения. – Она запнулась на происхождении, но затем быстро произнесла: – Из дворян, Петроград.

Священник, кивая головой, записывал. Ему теперь были понятны торопливость и секретность действа: крестьянин и дворянка. Ясное дело, залетела девка по дурости. Одна, без родителей, явно беженка. Ну да не ему судить, совет да любовь!

А Андрея как будто кто-то ударил обухом по голове: Романова Мария Николаевна! Он тут же совершенно отчетливо вспомнил, где он ее видел. Совсем недавно, в июле, после ухода красных из Екатеринбурга, он входил в состав группы офицеров, принимавших участие в расследовании убийства (или уже не убийства?) царской семьи. Они тогда обшарили все вокруг урочища Четырех Братьев и Ганиной Ямы, обследовали дом Ипатьева и именно тогда самым тщательным образом изучили все фотографии членов царской семьи – вдруг придется опознавать тела? Фото, он видел ее на фото, в белом платье с цветами! Андрей онемел: только что он был свидетелем на венчании великой княжны Марии Николаевны и своего друга детства Кольши Мезенцева! В совершенно потрясенном состоянии он вышел вслед за всеми из храма.

Маша тут же бросилась на шею Кате.

– Катенька, милая, родная! Спасибо тебе! Никогда тебе этого не забуду!

Андрей наконец-то обрел дар речи.

– А, кхм, – прокашлялся он, – ваше им…

Маша быстро прижала палец к его губам.

– Ни слова, поручик! И немедленно дайте клятву, что никому и никогда без моего на то разрешения не расскажете о том, чему были свидетелем.

– Клянусь, – выдавил из себя Андрей, – а как же… – Он не договорил.

– Я же сказала, что сирота. – Маша вздохнула. – Это правда, все остальные убиты, спаслась только я. Точнее, Николай меня спас и спрятал.

Поручик Шереметьевский низко опустил голову, а затем, вытянувшись, отчеканил:

– Я в вашем распоряжении, приказывайте!

– Полноте, Андрей Андреевич, – мягко остановила его Маша, – как я могу вам приказывать? Я могу только просить. Нам необходимо добраться до Омска. Вы не можете помочь?

– Да, конечно!

Андрей Шереметьевский был достаточно умен, чтобы не лезть с расспросами, хотя все происходящее изумляло его. Главным образом то, что великая княжна и Кольша определенно любят друг друга, причем настолько, что великая княжна сочла возможным оформить свои отношения с крестьянским сыном. Впрочем, если Кольша ее спас, то это многое объясняет!