Империя. Цинхай

– Что именно, дядя Энди? – не поднимая глаза, ковырялась в своей еде девушка.

– Что ты этой ночью была с каким-то мужчиной? – Хмурясь, придумывая отговорки, смущаясь, думая о том самом мужчине, с кем она в действительности была, Николь терялась в опровержениях и вариантах лжи, пока не выдала едва слышное:

– Правда.

– Зайди ко мне после обеда, - велел Энди и вернулся к трапезе. Дами посмотрела на Николь, потом на мужа, потом снова туда и обратно. Что он хочет ей сказать? Всыпать ремня за недостойное поведение? Николь ни с кем больше не вступила в разговоры, погрузившись в пищу, и Дами поймала два, как ей показалось, понимающих и сочувствующих взгляда, думающих примерно на одной с ней волне, и это были взгляды Фэй и Цянь, синхронно вздохнувших друг напротив друга. Пожалели заранее Николь, что ей достанется морализаторская лекция? Или позавидовали, что младшая спала не одна, в отличие от старших? Эмбер не участвовала во всём этом, не поведя и глазом, а Кристал лишь сильнее прижалась к Генри, словно уклоняясь от непозволительного поведения и гнева Энди Лау. Джессика отстала от покраснений сидевшей напротив и, медленно обведя взглядом всех мужчин за столом, не нашла для себя никого интересного, принялась обедать. Дами возвратила своё незаметное исследование к Николь, и сильно удивилась, найдя, что та не сконфужена, не пристыжена и не переживает насчет вызова «на ковёр». На лице девушки всё ещё держалась странная улыбка, которую она силилась зажевать и проглотить, но та не поддавалась. По глазам было видно, что она уже забыла об Энди, о Джексоне, о тех, кто вообще находится под одной с ней крышей. Николь явно думала о том, под кем лежала до утра, и никакие мелкие неприятности не заставили её утерять сладостного послевкусия.

Выходя из столовой, она прошла мимо Джексона, не сказав ему ни слова, и хотя тот собирался опять нарочно её поддеть, его остановила Эмбер. Вслед за Энди и Дами, Николь вошла в кабинет с книжными шкафами. Здесь не было принятых в других комнатах ширм или разделяющих занавесок. Комната была обставлена так, чтобы при первом же шаге в неё становилось ясно, есть ещё кто-то в ней или его нет. Просматривалось всё: пространство под столом, возле окна, за стульями. Всё было намеренно с отверстиями или на высоких ножках, никаких тёмных углов. Личный кабинет для переговоров главы цинхайской мафии, он показывал хозяину и его гостям, что лишних ушей не припрятано.

Николь покосилась на Дами, которая осталась присутствовать, и хотя отметила это как помеху, не решилась ничего сказать. Не просить же мужа отправить жену подальше ради разговора с какой-то девчонкой! Впрочем, девчонка была почти ровесницей его жене.

– Итак, Николь, - Энди сел на маленький двухместный диванчик, куда уже опустилась его супруга, и указал жестом на стул рядом. Младшая дочь Дзи-си покачала головой, показывая, что не хочет надолго затягивать беседу. – Послушай, я не собираюсь тебя воспитывать, твоя жизнь – это твоя жизнь, но твой отец доверяет мне всех вас. Я не хочу подводить своего доброго друга, поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты вела себя неосмотрительно. Любовь, женихи, брак, если к тому придёт – это всё хорошо. – При словах о браке брови Николь невольно скорбно исказились. Она уставилась в дальний угол в стороне от Энди. – Этому всему я не буду препятствовать, но какие-то поездки из клуба с мужчинами?! Ты его знала? Это был твой знакомый?

– Нет, - тихо под нос шепнула Николь.

– Вот! – В поддержку себе, Энди крепче взял руку супруги. – Я уже не говорю о нравственной стороне, Николь. Ты сама знаешь, как называются девушки, которые так поступают. Но речь идёт и о безопасности! Ты думаешь, никто не знает, чья ты дочь? Ты думаешь, никто не может захотеть тебе зла? Причинить вред?

– Отцу всё равно будет, если со мной что-то случится.

– Ты не права, - постарался убедить её Энди. – Твой отец не хочет, чтобы с тобой что-то произошло, а если ты и дальше будешь вести себя так, то несомненно напорешься на неприятности. Или мне запретить тебе выезжать отсюда?

– Я же была не одна! Там были Эмбер, Джексон… - она не решилась назвать ещё одно имя.

– Да, но с незнакомым мужчиной ты уехала без них! Хочешь выехать куда-то с братьями и сестрами – пожалуйста, но тогда и не покидай их. Это неразумно, Николь, очень неразумно.

Дами почувствовала, что аргументы мужа не действуют на девушку. По всей повадке, по недвижимым плечам и потвердевшим в задумчивом упрямстве губам было видно, что она не откажется от чего-то, на что решилась и собралась решиться вновь. Но она помнила и просьбу, которую ей всучили, и с которой она этой ночью плохо справилась, потому что не думала, что эту вредную, язвительную, на словах ненавистницу мужского рода понесёт куда-либо в поисках физических удовольствий. «Вот уж верно, мы, женщины, говорим всегда обратное тому, что думаем» - пронеслось в голове Дами, и она заговорила, обращаясь к Николь:

– Если ты думаешь, что твоему отцу на тебя всё равно, подумай о брате. Николас любит тебя, больше жизни. Что с ним будет, и что он сделает, если с тобой что-либо случится? – Энди с новым уважением взглянул на жену. Он как-то подзабыл, кем можно козырять перед Николь и, судя по заискрившимся глазам той и начавшей в них активно носиться мысли, младшая дочь Отца Чана, наконец, что-то приняла к сведению.

– Пообещай мне, пожалуйста, что будешь предупреждать и оповещать обо всех своих передвижениях, - попросил Энди. – Если нужно, я выделю тебе охрану из синеозёрных, надёжных телохранителей только не блуждай по Цинхаю без присмотра.

– Хорошо, я скажу вам, если соберусь куда-нибудь съездить, - согласилась Николь и, попросив разрешения уйти, поклонилась супругам Лау. Они остались одни, когда двери закрылись.

– Ты вежливо выразился, когда сказал «не блуждай», я бы сказала «не блуди», - улыбнулась Дами.

– Думаешь, стоило прочесть ей напутствие о плохих болезнях и подобных ужасах?

– Нет, это бы не помогло. Когда человек начинает жить инстинктами, доводы разума не работают. Если она захочет – она сделает то, что захотела, пусть и будет понимать умом возможные последствия и испытывать страх перед ними. Но разве ужас соблазнов не в том, что они не останавливают человека и в страхе?

– Какая, всё-таки, мне досталась мудрая жена, - с восхищением сделал комплимент Энди.

– Это влияние моего благородного мужа, не более, - тронула его ладонь Дами, глядя ему в глаза.

– И не менее благородного брата, я так полагаю?

– Ох, ну зачем ты всегда вспоминаешь о нём? Ты же знаешь, я с такой радостью нахожусь подальше от его опеки! Да и… назвать Джиёна благородным – это скорее шутка, а я сказала о тебе от чистого сердца.

– Если я в твоих глазах таков – я очень рад, - Энди обнял её, поцеловав в щёку. – Мне бы не хотелось, чтобы ты узнала того меня, который построил всю эту империю…

– Я узнаю только то, что ты захочешь мне показать. Мне и самой не хочется лезть туда, где мне что-то может не понравиться, - нагло солгала Дами, но до того гармонично, что не была заподозрена во лжи.

Николь, распереживавшись после разговора с Энди, сделала несколько кругов по особняку, в привычной для неё манере, потом вышла в сад и долго бродила по нему, не всегда держась в тени, чтобы, при лишних вопросах, иметь доказательства, как много она торчит на солнце. Если бы встретился Сандо! Ей бы стало спокойнее. Но он, как она здраво размышляла, отсыпается перед ночным дежурством. Идти к нему в комнату, при его напарнике, она уже не сможет. Одно дело приставать, когда ты заинтересована поверхностно, и совсем другое изображать, что пристаёшь поверхностно, когда утопаешь в любви, и вас с человеком связывает что-то большее.

Ей не с кем было поделиться своими волнениями, переживаниями. Её подруги остались в Синьцзяне, брата нет, среди сестёр наиболее близкая Цянь, но даже ей она не решится поведать о романе с наёмником, потому что им обоим это ненужно, ни разоблачения, ни даже слухов о том, что они встречаются. Да, Джиён оплатил услуги Сандо до нового года, но если Энди не понравится, что вольный брат спит с дочерью его друга, то кто помешает ему выдворить этого мужчину прочь? Этого мужчину… её мужчину! Николь осеклась. Нет, это она принадлежала теперь ему, а вот то, что он принадлежит ей – она не чувствовала. И дело было не только в умершей много лет назад возлюбленной, а в том, что Сандо был, действительно, вольный брат. Само название что-то, да говорило. Он не мог быть чей-то, оставаться с одной женщиной и жениться, оставаться жить на одном месте, заниматься одним и тем же делом постоянно. Ему давали задания, платили за заказы, и большинство наёмников бродило по свету, выполняя их. Николас рассказывал, что больше половины воинов с Утёса богов не доживает до тридцати пяти, другая часть кое-как дотягивает до сорока пяти, ну, а старых наёмников, уже переставших «работать», всего можно найти штуки три, потому что в основном никто из них и никогда не останавливается, не умея ничего другого, а когда тебе за сорок, и силы отступают, ты, разумеется, становишься жалким и второсортным, и при первых же битвах с молодой, горячей и свежей кровью, опытные наёмники проигрывают. А проигрыш для вольного брата – это смерть, раненных не оставляют подлечиваться, нет, если не победил, то умер, другого закона не существует.

Николь вдруг резко захотелось уговорить Сандо бросить своё дело, тогда был бы какой-нибудь шанс на счастливое будущее. Но как? Она не могла понять, нравится Сандо его призвание или он воспринимает его, как тяжкую обязанность? В любом случае, стоит ему выйти из братства, как за ним погонится целая свора, чтобы поймать, привести на Утёс и расправиться – отходников там не терпят. Николасу повезло, ему было, где спрятаться, у отца в Синьцзяне, потому что в Синьцзян не залетает даже неместный комар, там все боятся Дзи-си. Да везде все боятся Дзи-си! Но захочет ли отец спрятать ещё одного наёмника, если он ему не сын? Николь не думала, что отец распахнёт объятия для чужого вольного брата. Что же, неужели выходит, что им вдвоём негде в этом мире спрятаться ото всех людей и проблем? Девушка одёрнула себя, она вновь размечталась, ведь Сандо чётко давал понять, что его не интересуют отношения, семья, скучный быт. Он сам выбрал своё поприще и, пожалуй, оно всегда будет ему дороже, чем Николь. Снова что-то ему было дороже, чем она!