Империя. Цинхай
Шрифт:
– Джексон, мальчик мой, многие невинные глаза прячут за собой дьявольски искушенные мозги.
– Я знаю, но это не тот случай! Уверяю, Джа не могла совершить зла!
– У тебя есть доказательства? – победив в два хода, завершил спор Энди.
– Нет, - протянул уныло Джексон, рыская глазами по ногами, будто там мог валяться аргумент. – У меня нет доказательств, дядя, но, я прошу, не бейте девушку. – Джа нравилась молодому человеку, и если до этого он воспринимал её легкомысленно, как мишень для флирта, неприступный и диковатый, то теперь не мог не почувствовать в ней и живое существо, способное страдать, думать, бояться. И плакать тоже, наверное, способное, но, что удивительно,
– Ты хочешь взять на себя ответственность за неё? – полюбопытствовал Энди. Джексон не поднял взгляда:
– Если хотите, можете побить меня вместо неё, но отвяжите её, пожалуйста. Вы совершаете ошибку…
– А она могла совершить убийство.
– А если не она?! – громче воскликнул парень.
– В этом мы и хотим убедиться.
– До какого момента? Пока она не умрёт?! – Энди приблизился к младшему сыну друга, разошедшемуся на эмоциях и, наверное, нервничавшего от непривычного зрелища испытаний, какие опытные мафиози перевидали десятками за свою жизнь. «Юный мальчик ещё не нюхал пороха и не повидал крови, вот и разволновался» - подумал Энди.
– Послушай, - подошёл он к Джексону вплотную и положил ладонь ему на плечо. Сошёл на шепот: - Это жестоко – да.
– Хорошо, что вы признаёте это.
– Но без жестокости мира не существовало бы давно. Кто-то выживает, кто-то погибает. Если дорожишь своим, стремишься защитить его и обезопасить, избавить от угрозы, а для этого, разумеется, приходится быть жестоким. Или ты думаешь, что я получаю удовольствие от происходящего? Нет, Джексон, это не так. Но я должен так поступать, если не хочу, чтобы мой дом заполонили предатели и подосланные твари, которые чуть не убили сегодня твою сестру. Ты можешь предположить, кто отравил Николь?
– Нет, дядя.
– Вот именно! И как же ты рассчитываешь узнать, кто это сделал? – Властный тон Энди подавлял парня.
– Улики… искать свидетелей…
– А свидетели, по-твоему, никогда не врут?
– Врут… - Сдался Джексон. Что он мог противопоставить? Энди отпустил его, уронив руку. Отвернулся, глядя на горизонт, где светлело небо. «Мальчишка неопытен, ничего не понимает в делах. Ему стоило бы закаляться и учиться, он ведь, кажется, стремится быть воином? Какой же воин с такой сентиментальной душой?». Вздохнув, Энди обернулся к синеозёрным, терпеливо ожидавшим дальнейших распоряжений:
– Отвяжите девушку.
– Спасибо, дядя, - как будто бы даже пристыжено шепнул Джексон и, подойдя несмело к отвязываемой Джа, не решался взглянуть ей в глаза. Она придерживала на груди сорванное платье, которое не могла застегнуть – спина болела от ран, и прислонить к ней ткань, значило добавить новых мук.
Ничего не говоря служанке, Джексон пошёл с ней рядом, чуть приотстав, как бы провожая. Она тоже ничего ему не говорила, не зная, стоит ли благодарности его заступничество? Или повлияло не только оно, но и появление госпожи Лау незадолго до этого? Так или иначе, вдвоём они дошли до спальни девушки. Джа остановилась, посмотрев на молодого человека, поднявшего на неё, наконец, угрюмое, и в то же время сопереживающее лицо.
– Спасибо, - всё-таки сказала она.
– Ты… ты же этого не делала? – задал вопрос Джексон. Джа медленно помотала головой. – Тебе нужно что-нибудь?
– Позови кого помочь спину забинтовать.
– Я… я сам могу, - предложил парень, сделав полушаг
в её сторону. Но его как будто бы остановили её строгие, тёмные очи, сверкающие не обидой, но оскорбленностью. – Если ты не застесняешься…– Мне всё равно, - прозвучало, как вызов, из уст Джа, и она открыла дверь, входя в свою комнату. – Можешь и сам.
– Сгоняю за аптечкой. Я мигом!
Девушка сняла платье до конца, спустила с груди расстёгнутый лифчик, и осталась в одних трусах. Легла на живот, сделав полный вдох. О том, что её били, пытаясь узнать об отравлении, скоро узнают многие, но долетит ли в подробностях эта ночь туда, куда могут дойти лишь обрывки слухов? Энди поставил глушители на мобильную связь и интернет, и Джа не могла связаться с теми, с кем должна. Она не могла оповестить о том, что из неё не вытащили ни слова. Хоть она и не имела никакого отношения к отравлению Николь, и сама ломала голову над тем, кто мог сделать это и ради чего, но всё-таки она работала на людей, которым хотелось бы знать, что она не проболталась ни о чём. А как их известить об этом? Джа закрыла глаза, надеясь, что её не запишут в предательницы, не разобравшись и не выслушав саму пострадавшую.
Джексон вернулся быстро и, сначала подумав, что служанка уснула, подождал какой-либо реакции. Веки разомкнулись, глазами Джа указала на место возле себя.
– Приступай, раз уж взялся. Умеешь раны-то обрабатывать?
– Шутишь! После тренировок, бывает, и не такое остаётся, приходится самому себе быть первой помощью.
– Я бы больше доверилась Марку.
– Обижаешь! – надулся Джексон, но, посмотрев на полное иронии лицо Джа, улыбнулся сам. Даже в таком состоянии она умудряется его поддевать, чтобы позлить!
Достав антисептик, мази, бинт, Джексон осторожно, пусть и не очень профессионально и умело, но качественно выполнил взятую на себя обязанность. Ему больно было смотреть на тонкую и нежную кожу, превратившуюся в картину из кровавых потёков. Когда Джа проходила мимо по коридорам, он иногда смотрел ей вслед и представлял, какая она под своим платьем горничной, и вот, она лежит перед ним почти голая, прикрытая одними трусиками, а он не имеет права возбудиться, чтобы не отвлечься от своей человечной миссии. Заложив последний бинт и закрыв красное белым, Джексон стал укладывать медицинские принадлежности обратно в чемоданчик.
– Не жжёт?
– Терпимо.
– Может… нужно ещё что? Остаться с тобой?
– Ненужно. – Джа вытянула руку из-под головы и дотянулась до ладони Джексона, пожав её. – Спасибо ещё раз. Дальше я со всем справлюсь.
– Выздоравливай! В смысле… ну… заживай, - хохотнул младший сын Дзи-си и встал. Не хотелось, но пора уходить.
Пробуждение наступило раньше обычного во всём особняке, а ранний подъём начался локально, инспирированный появлением третьего сына Синьцзянского Льва. Сандо дёрнулся, когда ещё сквозь сон услышал гулкие шаги в отдалении, но когда задёргалась ручка двери, он уже был в сознании и поднимался.
– Ники! Ники! – пробасил по ту сторону голос её родного старшего брата. Николь тоже стала просыпаться, пытаясь понять, что происходит. – Наёмник, открой! – обратился уже к Сандо напрямую бывший вольный брат. Он и без наглядных подтверждений понял, что сестра в спальне не одна.
Золотой поспешил к двери, пока девушка только тёрла глаза. Открыл защёлку и, как только дверь приоткрылась, из-за неё его схватил кулак, утянувший в коридор. Сандо стукнулся затылком о стену, прижатый крепкой рукой за шею. На горле сомкнулись стальные пальцы, разве что не вырвавшие кадык. Прямо перед ним, с огненными глазами, но холодным лицом, стоял Николас Тсе.