Империя. Цинхай

– Доброе утро, родственная душа Эдисона!

– Брат, мне больно, - выдержано заявила Фэй, пытаясь придерживать волосы там, где их тянул Николас.

– Что, всё живёшь в своих книгах, монашка? Что вычитала там на этот раз? Рецепт яда?

– Николас! – охнула она, возмутившись его откровенным обвинением. Бывший наёмник отшвырнул её так, что Фэй, упав на пол, проехалась по нему на метр в сторону.

– Не попадайся мне пока на глаза, если не хочешь неприятностей! – предупредил Николас и пошёл дальше. Сандо следовал за ним, потому что оба они направлялись к спальне Николь. Поднявшись на второй этаж, сын Дзи-си встал и остановил наёмника: - Я заберу Ники в больницу. И буду с ней там до того момента, пока мне не скажут, что она в полном порядке. – Сандо понимающе кивнул. – Оттуда я заберу её в Синьцзян. – Сандо замер. – Больше она сюда не вернётся. Здесь за ней не присмотрят так, как я смогу приглядывать за ней в нашем доме.

Николас пошёл по коридору вперёд, а Сандо больше не смог сделать и шага. Спрятать Николь от опасности – верное решение, он и сам бы хотел суметь сделать это. Но если опасностью для Николь может быть и он сам… Дом Николь – Синьцзян, место, в которое никогда не попасть ни одному наёмнику, или просто постороннему человеку. И Николас вряд ли теперь отпустит её куда-либо. «Когда-то я не смог спасти ту, которую любил, и потерял её, - пронзили мысли Сандо, - теперь я смог спасти, но всё равно теряю…». Потеряно и немного сбито, как в лесу со сломанным компасом, золотой огляделся, не узнавая стен и поворотов и, стараясь не поддаваться чувствам, побрёл к себе в комнату.

========== Мрачные рассветы ==========

Рассвет выглядел утомлённым и лихорадочным, выползая из-за холмистой, оттенённой до чёрного линии горизонта. Солнечное оранжевое зарево играло вспышками, выжигая их, как клеймо. Дами не могла уснуть, увидев одно из истинных лиц Энди Лау, поэтому больше часа смотрела с балкона на рождение пылающего светила, пока не стало слишком жарко и не пришлось уйти внутрь. Спальня ещё сохранила горсть ночной прохлады, и госпожа Цинхая задремала на пару часов под покрывалом, веющим свежестью, после чего пробудилась опять, без каких-либо внешних причин, шумов и тревог. Нервные клетки копошились, замыкались и образовывали узлы, натягивая, словно тетиву, выдержку Дами. Разум пытался перебороть отторжение и отчуждение, вызванные поступком супруга, в общем-то, не самым неожиданным, в криминальном мире не приходится удивляться расправам и бездушию, но в такие моменты сестра Дракона понимала, что и близко не доросла до брата, способного лицемерить и изображать любые чувства. «Я не смогу примириться с жестокостью Энди, если это как-то не исправится, если мне не поможет время… что мне делать? Не хочу находиться с ним рядом».

Но прошло время завтрака, на который она не пришла, и Энди Лау посетил её апартаменты сам. Главарь синеозёрных плавно вошёл в комнату, шаги не издавали звуков, утопая в ворсе ковра. Он подошёл к креслу, в котором, не переводя на него глаза, сидела юная жена, и, хотя видел её настроение, наклонился, чтобы поцеловать в щёку. Дами отдёрнула лицо к атласной обивке спинки, вытянув шею. Щека, сбежавшая от уст, коснулась розового пиона на ткани, став на его фоне бледнее обычного. Без огорчительных вздохов и замечаний, Энди отступил к соседнему креслу и опустился в него. Сцепив руки на животе, он серьёзно посмотрел на девушку, прежде всегда расположенную к нему, с того момента, как привыкла, что он её муж; волосы были забраны, но заколка чуть сползла, ослабив хватку, и пряди легли воздушнее, объёмнее, подчеркивая красоту кореянки.

– Я знаю, что ты думаешь. – Поджав губы, Дами по-прежнему не смотрела на него. Мужчина подождал, не торопясь добиться прощения или понимания. Жизнь, которую он повидал с разных сторон, научила его тому, что не следует тратить слова там, где их не просят. Исходя из этого, Энди собирался сказать только то, что сам считал нужным. – Защита дорогого и важного – это долг любого мужчины. Долг трудный, и часто неприглядный. По-другому нельзя. Дорогое и важное для меня – ты, я не хочу, чтобы ты воображала, будто моя грубость способна коснуться тебя. – Хозяин цинхайской мафии замолчал, отвлекшись на мысли о делах. То, что Дами отказывалась вступать с ним в диалог, не выбивало его из колеи. К поведению женщин он тоже приноровился, пусть их не так много у него было, но обиды и праведный гнев бессильной, слабой стороны они все выражали одинаково, обычно именно этим и обретая превосходство. Так было и в этот раз, Энди не собирался мучить супругу, доставляя ей неприятные ощущения и мешая успокаиваться, отходить от увиденного. Он сообщил: - Когда Николас заберёт Николь, я уеду с ним на несколько дней в Синьцзян, объяснить Чану происходящее… Очень плохо, что за такой короткий срок у меня под носом пытаются убить второго его ребёнка.

Дами сменила позу рук, но не окинула мужа ни единым взглядом. Энди посидел ещё немного в тишине и, откланявшись, молча, больше не пытаясь поцеловать её, вышел. Девушка заметила это, но когда ярость и желание показать своё настроение заковывают тело в определённое положение, его не хочется разрушать, неосознанно представляя, что пошевелившись сойдёшь на милость. Поэтому Дами продержалась достаточно долго без движения, не в силах сказать, как давно ушёл муж, когда, наконец, выдохнула и встала, заходив по комнате. «Я не люблю его, как же сейчас остро я понимаю, что не люблю его! – гнались топочущие мысли в её голове.
– Но если я не смогу вновь изобразить чувства, то всё пропадёт, все мои усилия, удававшаяся попытка привязать к себе Энди… Впрочем, могу же я показать характер? Я беременна, в такие моменты женщинам прощается многое, да и, в любом случае, я не обязана быть совсем бесхребетной, разве совершенно покорных мужчины любят до безумия? Разве вызовет в сердце мужчины страсть та, что не имеет своего мнения? Некоторое время быть недовольной мне позволительно, только бы вернулась выдержка! Что он сказал? Что уедет? Замечательно, если я отдохну, если я побуду с Джином… Да, это будет моё лекарство, моё исцеление. Мне нужен Джин, очень нужен!». Пылкий всплеск и тяга к любовнику, разгоревшаяся в груди, заставили Дами опять занервничать. В таких ситуациях нельзя терять хладнокровия. «Я должна на что-то отвлечься» - огляделась она и увидела мобильный телефон. Что-то из памяти заголосило в ней и повлекло к трубке. Девушка взяла её и уселась обратно в кресло. Найдя имя брата в списке, она нажала на вызов.

– Кто это о нас вспомнил? – с ехидством раздалось по ту сторону, спустя два гудка.

– С днём рождения, Джиён, - тихо сказала Дами без веселья, с которым принято поздравлять.

– Спасибо, хотя отмечать не планировал… После тридцати это событие порядком надоедает и теряет смысл. Собрать толпу для аплодисментов в честь того, что выжил ещё триста шестьдесят пять дней подряд? Или ближайших друзей, чтобы они сказали, как тебя любят и уважают, потому что положено так сейчас сказать? И то и другое одинаково тупо.

– Особенно, когда у тебя нет друзей, - съязвила Дами.

– Здрасьте, а Гахо с Джоли? Собака – лучший друг человека.

– И что они тебе сегодня подарят? Нагадят на коврик?

– Ой, какие мы стали злюки в Западном Китае. Хочешь в отпуск?

– Уж точно не в Сингапур.

– Отличное место, чего ты начинаешь?

– Я смотрю, ты сегодня в духе.

– Мне стало немного интереснее жить – это гормональное. Или спермотоксикоз. В любом случае, что-то связанное с обменом веществ. Обменом запрещённых веществ на деньги, - засмеялся Джиён и, успокаиваясь, сквозь смех говорил: - Набрался у Сынхёна странного юмора. Ладно, Дами, выкладывай, что у тебя? Что ты мне хочешь подарить? Сомневаюсь, что просто так о братишке вспомнила, просто поздравление – не повод же, правда?

Дами затаилась и, понимая, что рассчитывать на какие-то добрые, приятные и человечные реакции не стоит, всё-таки произнесла то, ради чего и позвонила:

– Я жду ребёнка. У тебя будет племянник или племянница.

– О!.. – воскликнул Джиён, после чего завис в непонятной паузе. Не знал, что сказать, не хотел ничего сказать, или делал вид, что воодушевление сковало глотку? – Родителям ещё не говорила? – спросил он. «Господи, хотя бы не пошутил насчёт отцовства ребёнка» - порадовалась Дами в мыслях. Ей было не до родителей, тем она сообщит, когда пройдёт побольше времени, чтобы, согласно всяческим приметам и суевериям, зародыш окреп и ему не грозил сглаз.

– Ещё нет, тебе звоню первому… В смысле, не совсем первому, конечно…

– Я и не подумал, сначала виновники торжества, - хмыкнул он, множественным числом всё-таки выразив свою иронию.

– Естественно, - процедила Дами.

– Что ж, ну… спасибо, сюрприз для дня рождения отличный, как специально подгадала. – Девушка открыла рот, чтобы продолжить разговор и рассказать и о других событиях, происходящих во дворце, но внезапно передумала и, хлопнув губами, начала заново:

– Рада, что тебе понравился. Хорошего дня, Джиён! Пока! – быстро попрощалась она и сбросила звонок. Брат был на десять лет старше, неужели ему до сих пор не ведомы были обычные желания и стремления зрелого мужчины обзавестись семьёй, своими детьми? Дами знала, что нет, но никак не могла разгадать причину такой природы Дракона, почему он настолько твердокожий, непоколебимый? Только из-за того, что в его детстве не было комфорта и тех благ, которые уже появились в её младенчестве? Или она обманывает себя, и сама относится к миру и людям так же? Нет, она любит Джина, и хотела бы просто жить с ним счастливой жизнью влюблённой пары. Готова ли она к материнству? Хочет ли сама ребёнка и будет ли его любить? Гладя живот, Дами пока что знала одно: навредить себе и не рождённой душе она не позволит, даже если придётся переломить себя и продолжать играть любящую супругу Энди Лау.

***

Тренировочный зал после полудня обернулся какой-то мрачной траурностью. В нём ничего не изменилось, но сюда не доносилось и звука, все они затихли в доме, где ночью произошло покушение. Ощущение заброшенности и ненужности облепило стены и растянулось на полу, наступи – и через пыль одиночество вопьётся без жалости до самых костей. Одиночество – штука не кровожадная, в отличие от неприкрытых страданий, оно не позволяет быстро истекать и терять сознание, ему милее точить что-то потверже, долго, незаметно, чтобы организм постепенно разрушался под тяжестью ненужности, после того, как отваливаются поддерживающие механизмы. Сандо провёл ногой по сухому паркету, нарушив цельность тончайшего покрытия пылью. Наверное, убираться с утра здесь была очередь Джа, но поскольку она отлёживалась и приходила в себя, то зал не умылся.