Интервенция
Шрифт:
Чика отдал приказ немедленно готовиться к переходу. До острова Большой Аланд, где стояла крепость и зимовал шведский флот, напрямки по льду 90 верст. От него до материка еще 40. Точка выхода на материк была намечена в 70 верстах от Стокгольма.
На последнем совещании, на котором командиров усиленной дивизии, ознакомили с диспозицией, почерневший и высохший от хлопот Зарубин резко бросал слова и бил кулаком по карте, а не показывал маршруты выдвижения двух колонн, которые должны были выйти к Большому Аланду с двух сторон.
— Господа офицеры! — хрипел он простуженным голосом. — Двигаться только вперед! Остановка — смерть. Если нужно, бросайте
— Три дня будем плестись. Как людей накормить горячим и дать немного в тепле поспать? На льду костры не разожжешь, — резонно спросил майор Пименов.
— Все учтено, — устало мотнул головой генерал-майор. — Нам поможет цепочка мелких островов. Квартирьеры уже провели разведку почти до самого Большого Аланда. Нужные места обозначены флажками. Дрова повезете на нартах. Полевые кухни на полозьях и на железных поддонах. Горячая пища будет. Щи да каша — пища наша.
Офицеры — почти все выходцы из крестьян и низовых казаков — посмеялись.
3-го февраля на берегу Ботнического залива Пименов построил свой батальон и прикрепленные к нему роты новобранцев. Сильный ветер трепал новое белое знамя с красным лапчатым крестом, ощутимо подморозило, изо ртов солдат клочьями валил пар.
— Егеря! Не посрамим памяти павших героев под Выборгом! Поклянемся на нашем святом штандарте, что не отступимся! Не сдадимся! Порвем супостата! С нами царь, Бог и воля!
— Бог и воля! — закричали сотни глоток в едином порыве.
Знамя наклонили. Каждый по очереди подходил, целовал полотнище и шел к батюшке за последним напутствием.
Тронулись.
Под ногами опасно потрескивал лед. Люди проваливались в снег по середину бедра. Лошади ломали ноги в скрытых трещинах. На коротких остановках солдаты жались друг другу, облепляли теплые бока походных кухонь, и от офицеров требовалось немалое усилие, чтобы снова поднять роты в дорогу. За отрядом оставалась вытоптанная тропа, разбитые бочки, мешковина из-под сухарей, полупроволившиеся в сугробах разломанные повозки, черные пятна от редких костров, но не человеческие тела — всех подбирали и несли с собой, никого не бросали.
На утро четвертого дня похода шатавшиеся от усталости полки вышли к десяткам скованных льдами шведских кораблей у Аландских островов. Экипажи были застигнуты погруженными в сон. Десятки орудий, сотни пленных достались победителям.
Пришел черед десятитысячного гарнизона Большого Аланда. Серьезные укрепления отсутствовали. Средневековый замок Кастельхольм недавно сгорел в большом пожаре, часть его стен разрушилась, а сами шведы были абсолютно не готовы к битве. Явление русских на острове было подобно грому молнии в ясный день. Пока шведы очухались, пока им подтащили из цейхгауза патроны и худо-бедно построили в шеренги, русские уже яростно атаковали.
Откуда только взялись у них силы? Разобрали на дрова несколько шведских судов, недолго погрелись у костров, пока артиллерию приводили в боевое положение — и вот уже плотные цепи егерей надвигаются на противника, засыпая его меткими выстрелами. С громким «ура!» двинулись колонны рекрутов, нацеливаясь на фланги. Заговорили пушки, засыпая шведские ряды шрапнелью и дальней картечью.
Враг не выдержал и пятнадцати минут короткого боя. В панике бросился убегать, а за ним устремилась кавалерия на подкованных зимними подковами конях. Дивизии достались более трех тысяч пленных, десятки орудий и все зимовавшие у островов корабли.
Никогда еще в своей недолгой
военной карьере Сенька не испытывал такого куража, такого душевного подъема, такого упоения победой! Подбежал к Зарубину, стиснул руками его кисти:— Никифорыч! — завопил он, сверкая воспаленными глазами, напрочь позабыв про уставы. — Дай волю суседей навестить да свинцовым подарением наградить!
Чика и сам был как на шарнирах, разве что не приплясывал. Виктория кружила голову, бешено гнала кровь по жилам.
— На Стокгольм хош первым? А давай!
(Это маршруты ледового похода князя Багратиона в 1809 году. Был еще один, севернее и более сложный, отряда Барклая де Толли. В нашей версии истории они уже вряд ли понадобятся)
Глава 7
Батальон Пименова снова двинулся по льду вслед за убегающими шведами. Никаких ориентиров не нужно, вешками служили трупы окоченевших солдат, которым не достало сил спасти свою шкуру. Русским хватило морально-волевых, чтобы совершить еще один суточный марш! Выбрались на материк у какой-то деревни, вконец обессилев. Заняли дома обывателей, набившись в тесные помещения, как сельди в бочку, и завалились спать. Лишь караулы расставил майор, проверял их каждые полчаса и менял через два. Ни на минуточку не прилег, будто он семижильный.
Появление русских «изо льдов» в поселке Грислехамн, в двухсуточном переходе от шведской столицы, вызвало в Стокгольме панику, граничившую с безумием. Ежесекундно ожидалась орда казаков или самоедов-людоедов на собачьих упряжках. Самые трусливые немедленно бросились прочь из города. Несчастный король Карл XIII, младший брат Густава, втравившего Швецию в беду, не знал, что ему делать.
— Я не хочу воевать с русскими на суше! Я моряк, а не пехотинец!
Этот изящный молодой человек никаким настоящим моряком никогда не был. Он являлся всего лишь тенью своего покойного брата, во всем полагался на своих советников — кукла, а не монарх.
— Нужно соглашаться со всеми русскими условиями для заключения скорейшего мира, — тяжело вздохнув, сообщили королю члены Тайного совета. — Потом нас порвут в клочья патриоты, но выхода нет. Только капитуляция!
Прибывшие в Грислехамн парламентеры застали момент выхода на сушу основной части дивизии Зарубина. Их вид поразил шведов до глубины души. Красно-белые обветренные или обмороженные лица, пропахшие дымом полушубки, какие-то дикие лохматые головные уборы. Им, обитателям утонченных гостиных Стокгольма, показалось, что они очутились не на армейском бивуаке, а в становище орды гуннов, прибывших стереть с лица земли великую скандинавскую нацию. Дрожащим от страха и волнения голосом государственный секретарь и глава делегации, выбранный за знание русского языка, Юхан Лильенкрантс еле выдавил из себя:
— Пощады! Мой король просит пощады!
Чика сидел перед ним на барабане, примостив саблю между ног. Отдыхал. Последний переход выдался особенно тяжелым, ибо в проливе изрядно подморозило. Часть лошадей погибла, хорошо хоть собачки не подвели.
— Вся ли Швеция готова смириться?
— Увы, генерал, пока не вся. Южная полностью склоняет голову перед вашей отчаянной храбростью. Но северные гарнизоны городов и 7-тысячный корпус генерала Гриппенберга… Мы ждали вас на границе с Финляндией… Они могут не подчиниться.