Интервенция
Шрифт:
Но это еще не все. Это только начало.
Поднимаю его голову, сдернув парик. А фон-то лысоват. Лицо бледное, глаза вытаращены от ужаса. Пот струится по лбу.
Ко мне протискивается Безбородко.
— Ваше величество! — умоляющим голосом говорит он
— Молчи! — затыкаю я его.
Почиталин подбегает. Бледный, но твердый. В руке — плошка с черной тушью и кисть.
Беру кисть. Окунаю в тушь.
— Держите крепче!
На гладком лбу посла, над бровями, пишу. Не торопясь. Крупными буквами. По-немецки.
KRIEG
ВОЙНА!
— Вот, Фридрих! — говорю я, обращаясь скорее к небу, чем к послу. — Вот мой ответ!
Отшвыриваю кисть. Встаю. Отираю руки.
— Выкинуть его! —
Я лежал в постели, уже успокоившийся, но сон не шел. Перевозбудился. Гонял в голове разные мысли, так или иначе сводящиеся к одной.
Старый Фриц окончательно слетел с катушек — я не мог не прийти к этому выводу, как только получил известие о случившемся в Берлине. Если ты, о Великий, хотел меня впечатлить вопиющей жестокостью, считай, у тебя получилось. А у меня?
Волков шпион… Так я и поверил! Если он и шпионил, так для самого Фридриха. Шешковский меня просветил об обстоятельствах и мотивах, побудивших сенатора присоединиться к моей компании и заявлять всем направо и налево, что я именно тот, у кого он был секретарем. В моем решении отправить Дмитрия Васильевича в Берлин скрывалась приличная порция сарказма.
Фридрих соврамши дважды. За генерала он обиделся, ага… Неслыханная для «галантного века» история — публичная казнь дипломата — это брошенная мне в лицо перчатка, а не ответка за гибель фон Гудериана. Никаких политесов и расшаркиваний. Все по-взрослому, с солдатской прямотой. «Я не признаю тебя монархом и объявляю тебе войну до победного конца. Умрешь ты или я. Без вариантов», — так следует все понимать. Я и понял. И соответствующе ответил.
Почему он так сделал?
Тут как раз варианты возможны. Его не может не пугать растущая сила моей армии. Решил расплющить паровоз, пока он чайник? Ну-ну, думаю ты опоздал, старый грубиян. Хотя… Не пора ли выпускать Суворова? Нужно его в Петербург вызвать и поручить ему корпус, который со временем превратиться в армию «Север». Справиться, поставлю на 1-ю армию, чтобы Подуров смог сконцентрироваться на делах министерских.
Да, Фридрих хочет не допустить развития событий по худшему для него сценарию, но главный его мотив я усматриваю в другом. В его реакции на мое решение относительно судьбы Швеции. Он не мог не догадаться, какую участь я уготовил монархиям Европы. И банально запаниковал. Дерьмо человек, но с головой дружит. Скоро и до других дойдет, и тогда ко мне побегут за разъяснениями первостепенные послы — австрийский, французский, английский. За ними потянуться остальные…
Почему я решился на присоединение Швеции?
Однозначно ответить трудно, я все еще колебался. Понимал, что таким наглым актом могу объединить против себя всю Европу. Что придется держать оккупационные гарнизоны в тот момент, когда мне могут понадобиться все силы. И все же…
И все же я хорошо помнил, чем закончился либерализм русских царей в отношении скандинавов. Сколько еще раз Швеция смогла подняться против России с оружием в руках. Какой черной неблагодарностью ответила Финляндия. Автономия, свободы, собственные правительство и деньги, множество экономических преференций. И что в итоге? Резня русских, учиненная в Выборге в 1918 году? Союз с Гитлером и нападение на СССР?
Финны проглотят создание генерал-губернаторства, не поперхнувшись. А шведы? Шведам я так дам прикурить, что мало не покажется. Наберу чухонцев и сделаю из них полицейские силы. Шведы всегда задирали нос и смотрели как на второй сорт и на финнов, и на эстонцев, и на латышей. Вот и придет их черед поквитаться. Горячие прибалтийские парни быстро научат бывшего соседа царя-батюшку любить!
«Нужно в приказе по всем
армиям отметить подвиг унтер-офицера Василия Щегаря как пример отчаянной мужественности перед лицом численно превосходящего противника! Пусть зачитают перед строем,» — мелькнула у меня последняя мысль, перед тем как я погрузился в сон.Долина среднего Рейна прекрасна в любое время года. И весной, когда все расцветает, когда виноградники, сбегающие с высоких отрогов, надевают свой салатовый наряд. И летом, когда на них наливаются спелостью золотистые гроздья, обещая сентябрьский веселый праздник нового вина. И осенью, когда вся долина покрывается багрянцем, и по неспешным водам отплывают корабли с бочками рейнского на север и юг, чтобы озолотить терпеливых немецких виноделов. И зимой, когда на спящую лозу ложится снег, когда густые леса теряют свой убор, а Рейн меняет цвет с голубого на серо-стальной — даже тогда эти земли радуют глаз: замки один другого краше на горных вершинах, романтичная скала Лорелей, белая барочная таможня Пфальцграфтенштайн на острове Фалькенау…
Король Фридрих ненавидел и саму долину, и все, что с ней было связано. Ах, романизм, ах, вино, ах, добрый нрав пфальцев… Там, где все видели россыпь древних замков, радующих глаз своими готическими очертаниями, он усматривал владения бесчисленных имперских рыцарей, мелких князьков, ландсграфов, аббатов. Кляйнстратерия или раздробленность, этот средневековый бич божий немецкой земли — Старый Фриц видел свое предназначение в том, чтобы с ним решительно покончит. Объединенная Германия с Пруссией во главе — вот его идеал!
И первый шаг на этом пути сделан, решение принято. Он заберет себе большую часть Польши и за короткое время сделает из ляхов отличных солдат. И тогда никто не сможет ему противостоять — ни толпа германских карликов, ни напыщенная Мария-Терезия с ее сынком-недотепой. Есть лишь одно препятствие, одна помеха. Российская империя с ее ордой из безграмотных полуваврварских мужиков. Разбить ее, загнать в пределы древней Московии — и дело в шляпе! Он пытался провернуть все руками этого странного маркиза Пугачева — не вышло. Но зато самозванец дал ему такие козыри! Такие убедительные доводы, что ими грех не воспользоваться! Именно с их помощью он заставит австрийскую «юбку» сплясать по его дудку. Вытащить для него каштаны из горящего огня. И самой же вырыть себе могилу — пускай остается королевой венгров, чехов и прочих ненемцев, а Священная Империя германских государств ляжет в пыль у прусских сапог!
Для этого он готов на все. Забыть о своем злословии и прикинуться паинькой, обещать все что угодно и даже заявиться сюда, в Адлершлосс, уютное новенькое поместье на вершине горы, у подножья который притаился пряничный фахверковый Рюдисхайм-ам-Рейн. Мария-Терезия дала согласие на тайную встречу на нейтральной территории. В Пфальце она себя чувствовала, как и Фридрих, в безопасности. А в «Орлином гнезде» — еще и комфортнее, чем во всех других замках Рейнской долины, отставших от современности на несколько столетий. Эти замки годились для баронов-разбойников, грабивших или собиравших дань с купцов, проплывавших по Рейну, но не для приема столь знатных персон — повелителей большей части Европы.
Раздался шорох юбки.
Идет!
Фридрих налил в высокие бокалы из богемского стекла молодое рейнское. Когда Мария-Терезия вошла в уютную гостиную, он ее уже ждал, протягивая ей наполненный фужер.
Императрица покачала головой.
— Боишься, что отравлю?
Мария-Терезия гордо вздернула подбородок и прошествовала к креслу. Уселась, расправив черные юбки. Вопросительно взглянула на короля, приглашая начать разговор.
— Любезная сестра! — начал официально король. — Случившееся в Швеции несчастье создало опаснейший прецидент.