Искательница бед и приключений

К его пожеланиям всяческих благ я не прислушивалась, потому что впала в оцепенение. И оставалась в нем все время, как мы спускались по трапу, получали багаж и проходили досмотр.

Легкие судорожно сжимались и разжимались, глотая горячий воздух, напитанный ароматами моря и раскаленного камня. Глазам стало больно от синевы неба и блеска солнца.

Но я жадно всматривалась в знакомые очертания портовых зданий, шпилей храмов, колон и белоснежных крыш. Словно очнулась ото сна, узнавая забытые детали, запахи и звуки.

Вопли проводников, ругань носильщиков, причитания бродяг! Тот седобородый попрошайка – уж не Цохар ли, знаменитый профессиональный нищий? По будням он обычно напяливал лохмотья и побирался в порту, а по выходным сидел в уличной кофейне, элегантно одетый, почитывая биржевые сводки. Цохар умело вкладывал щедрые подаяния.

А кто сидит за рулем разбитой велоповозки? Похож на Узала, моего одноклассника. Та же копна кудрявых волос и прореха между зубами.

Но куда делся киоск с сувенирами на той стороне дороги? Где я покупала лимонные леденцы и открытки? Теперь вместо него справочное бюро!

Сердце билось часто, в горле застрял комок, и неизвестно почему я пару раз хлюпнула носом.

– Эй, Грез! Что с вами? – профессор Иверс похлопал меня по спине. – Вам голову напекло? Купить вам панаму?

– У меня есть.

Я надела шляпу и пониже ее нахлобучила.

Иверс подцепил поля пальцем, бесцеремонно приподнял и пытливо заглянул мне в лицо.

– Давно последний раз были на родине? – спросил он негромко.

– Восемь лет назад.

– Рады возвращению?

– Не особо.

Я сглотнула, испытав укол стыда, как после нечаянной лжи.

– Едемте в гостиницу, Джемма. У вас еще будет время предаться ностальгии.

Он расправил плечи, подставил лицо солнцу и улыбнулся.

– Люблю Афар, – сказал он с поразившим меня сильным чувством. – Я здесь уже в пятый раз, а в общей сложности я провел в Афаре три года.

– Немалый срок, – неловко откликнулась я.

– Да, пожалуй. Но до сих пор не знаю всех его тайн.

– Их никто не знает.

– Ну, если Гумари, ваш древний бог искателей и путешественников, будет к нам милостив, мы узнаем больше. Сюда! Вон таксомотор.

Когда мы ехали по улицам, Озия выглядел таким же оглушенным, как и я. Он изумленно проводил взглядом новенький трамвай – с пневматическими дверями, блестящими стеклами и бронзовыми декоративными накладками в виде цветочного орнамента.

Вот только тянуло этот показатель прогресса не электричество. В самодельной упряжи топала пара заморенных осликов, и поэтому трамвай еле-еле тащился по рельсам под гортанные окрики водителя.

Я невольно улыбнулась. В Хефате ничего не меняется: электростанция работает через пень-колоду, а местные не упустят возможности украдкой свинтить двигатель или срезать провода и продать их перекупщику.

– Здесь очень... необычно, – заметил Озия. – Не думал, что Хефат такой...

– Невероятно древний, и все же современный, – закончил за него Иверс.

Таксомотор остановился у белоснежного пятиэтажного здания, выстроенного в форме усеченной пирамиды.

– Это же «Жемчужина Фиары», самый дорогой отель в городе! – удивилась я.

– Ага, – беспечно бросил Иверс, рассчитываясь с водителем. – Забронировал здесь номера. Дай, думаю, побалую вас напоследок.

Наши номера оказались на третьем этаже и выходили на главную улицу Хефата, где располагались посольства, конторы, магазины для туристов и дорогие рестораны.

Я вышла на общий балкон. Смотрела, дышала, слушала… и все больше возвращалась в прошлое. И даже как будто становилась другой. Кем я была восемь лет назад. Я скучала по той Джемме.

На балкон вышли Иверс и Озия.

– Иду в мэрию получить последние документы, потом на почту, – объявил профессор. – А вы пока пообедайте и отдыхайте. Потому что скоро вам будет не до отдыха.

Мы с Озией остались вдвоем.

– Джемма, я заметил по пути магазин, торгующий древними рисунками и манускриптами. Давай сходим? – робко предложил аспирант. – Тут недалеко, да и осмотреться хочется. А потом пообедаем.

После минутного колебания я согласилась, но перед прогулкой решила переодеться.

Из Сен-Лютерны я привезла простой рабочий гардероб, но захватила и наряд для особых случаев. Для такого, как этот, – выход в город моего детства, где я могу встретить знакомых.

Я облачилась в костюм из тонкого голубого льна, сшитый по последней столичной моде, с летящей юбкой до середины икр и просторным жакетом. Но под жакет надела блузку с глубоким вырезом и вышивкой, какие носят богатые жительницы Хефата, и дополнила наряд ярким шарфом, который можно при необходимости накинуть на голову.

Ведь когда мы встречаем людей из прошлого, так и тянет пустить им пыль в глаза – показать, как удачно у нас все сложилось в жизни.

Мы провели в магазине около получаса. Озия переходил от шкафа к шкафу и извел продавца вопросами, хотя так ничего и не купил. Продавец уже начал посматривать на парня с ненавистью.

Скоро у меня лопнуло терпение.

– Слушай, Озия, я немного прогуляюсь, – сказала я ему. – Встретимся через час в отеле.

Не знаю, услышал ли он меня, но кивнул. В этот миг Озия с трепетом листал толстую пыльную книгу.

Я без зазрения совести бросила Озию одного и вышла из магазина. Мне стало душно в темном помещении, а ноги неумолимо несли в квартал, где я когда-то жила.

Гляну одним глазком на мой старый двор и вернусь, решила я. Тут недалеко – всего-то пройти базарчик да свернуть с главной улицы, и вот они, родные трущобы, известные как «Мышиное гнездо». Хефат устроен так: богатство и нищета уживаются на расстоянии протянутой руки попрошайки.

Как только ступила на тесную улочку, словно ожила. Меня одолевала буря противоречивых чувств: раздражение и умиротворение, тихая печаль и радость.

Здесь было сумрачно, потому что дома из глиняного кирпича стояли вплотную, а небо крест-накрест перечерчивали натянутые веревки с сохнувшим бельем и коврами.

Под ногами путались собаки и дети, зазывалы хватали меня за руки и с улыбками отступали, когда я отвечала по-афарски.

Я то и дело задерживалась у окон кофеен и магазинчиков, высматривала знакомые лица, но пока не увидела ни одного. Но они были где-то здесь, потому что в Мышином гнезде время течет медленно, а люди не любят покидать насиженные места.