Искра жизни (перевод М. Рудницкий)

Бергер с Карелом перевернули Вестхофа на спину. Он был без сознания.

— Он что, ребра ему поломал? — спросил Бухер.

— Он его по голове бил, — ответил Карел. — Я сам видел.

— Отнести его в барак?

— Нет, — сказал Бергер. — Лучше оставьте так. Пусть пока тут полежит. В бараке места нет. Вода еще осталась?

У них была консервная банка воды. Бергер расстегнул на Вестхофе робу.

— Может, лучше все-таки его внести, — настаивал Бухер. — А то вдруг этот подонок опять вернется.

— Не вернется он. Я его знаю. Он уже отвел душу.

Из-за барака тенью выскользнул Лебенталь.

— Жив?

— Жив. Пока.

— Он его топтал, — объяснил Бергер. — Обычно он только бьет. Наверно, принял больше, чем всегда.

Лебенталь прижал руки к груди, показывая, что у него кое-что под курткой.

— Я жратву принес.

— Тише ты! Не то весь барак сбежится. А что у тебя?

— Мясо, — прошептал Лебенталь. — Это за зуб.

— Мясо?

— Ага. Много мяса. И хлеб.

Про зайца он решил не врать. Не то сейчас настроение. Он посмотрел на темный силуэт на земле, возле которого склонился на коленях Бергер.

— Может, еще успеет съесть хоть кусочек? — спросил Лебенталь. — Мясо-то вареное.

Туман оседал все гуще. Бухер стоял у двойной ограды, за которой были женские бараки.

— Рут! — позвал он шепотом. — Рут!

Из тумана выплыла неясная тень. Он напряженно всматривался в силуэт, пытаясь понять, она это или не она.

— Рут! — шепнул он снова. — Это ты?

— Да.

— Ты меня видишь?

— Да.

— Я принес поесть. Руку мою видишь?

— Вижу, вижу.

— Это мясо. Я бросаю. Лови!

Он взял кусочек мяса и перебросил через двойное заграждение. Это была половина порции, которая ему досталась. Он слышал, как кусок упал на той стороне, фигура за оградой нагнулась и стала шарить по земле.

— Слева! Слева от тебя! — шепотом командовал Бухер. — Примерно в метре слева от себя ищи. Нашла?

— Нет.

— Левее. На метр левее от тебя. Вареное мясо! Поищи как следует, Рут!

Тень замерла.

— Нашла?

— Да.

— Слава Богу! Съешь сразу, вкусно?

— Очень! А у тебя еще есть?

Бухер опешил и насторожился.

— Нет. Свою половину я уже съел.

— У тебя есть еще. Бросай, бросай скорее!

Бухер подошел к проволоке так близко, что колючки царапали кожу. Через внутренние ограды лагеря ток не пропускали.

— Ты не Рут! Ты не Рут!

— Рут, Рут! Еще! Кидай!

Внезапно он понял — это не Рут! Рут никогда бы так не сказала! Туман, волнение, эта тень, этот шепот его попутали!

— Ты не Рут! Скажи, как зовут меня.

— Тс! Тихо! Кидай!

— Скажи, как меня зовут? Говори!

Тень не отвечала.

— Это мясо для Рут! Для Рут! — кричал Бухер шепотом. — Отдай ей его! Ты поняла? Отдай мясо ей!

— Хорошо, хорошо. У тебя еще есть?

— Нет! Отдай мясо ей! Это не твое! Это ее мясо! Ее!

— Да-да, конечно.

— Отдай ей. Или я… Я тебя…

Он осекся. Что он может сделать? Он прекрасно знает: тень за забором давно уже заглотила этот кусочек мяса. В отчаянии он рухнул на землю, словно сбитый ударом незримого кулака.

— Ах ты подлая тварь!.. Чтоб ты сдохла! Подавилась этим мясом!

Это было уж чересчур. Впервые за столько месяцев кусок мяса — и так по-идиотски его упустить! Он всхлипывал, хотя слез не было.

Тень на той стороне шепотом пискнула:

— Дай еще! А я тебе покажусь. Я тоже умею. Смотри!

Похоже, она и впрямь задрала подол. Белесые волны тумана искажали ее движения, превращая их в странный, похабный и гротескный, почти обезьяний танец.

— Ах ты дрянь! — шептал Бухер. — Чтоб ты подохла, сука! Идиот, какой же я идиот!

Надо было сперва твердо убедиться, расспросить, а уж потом бросать. Или дождаться, пока туман рассеется и станет лучше видно — но тогда он мог бы не дотерпеть и съел бы мясо сам. Он хотел отдать его Рут как можно скорее. А тут как раз туман, он еще подумал, какая удача. А теперь вот, — он застонал и в бессильной ярости принялся молотить кулаками землю.

— Идиот! Что я наделал, кретин несчастный!

Кусок мяса — это ведь кусок жизни. Ему казалось, его сейчас стошнит от обиды.

* * *

Бухера разбудила ночная прохлада. Он встал и поплелся обратно. Около барака о кого-то споткнулся. И только тогда увидел рядом пятьсот девятого.

— Кто это тут? Вестхоф?

— Да.

— Он умер?

— Да.

Бухер наклонился пониже, чтобы разглядеть лицо умершего. Туман оставил на нем свою влагу, а удары сапог Хандке — черные пятна синяков. Он всматривался в это лицо, а думал об утраченном мясе, и почему-то казалось, что одно связано с другим.

— Вот черт! — сказал он. — Ну почему мы ему не помогли?

Пятьсот девятый поднял на него глаза.

— Не говори ерунды. Разве мы могли ему помочь?

— Как знать. Может, и могли. Почему нет? Другое-то смогли ведь.

Пятьсот девятый молчал. Бухер опустился рядом с ним на землю.

— У Вебера ведь мы выстояли, — произнес он.

Пятьсот девятый смотрел в туманную мглу. «Опять одно и то же, — думал он. — Опять это лжегеройство. Вечная беда. Этот мальчишка впервые за много лет почувствовал вкус непокорства, которое, слава Богу, хорошо обошлось, — и вот уже геройская дурь ударила ему в голову, и он начисто забывает об опасности».

— Ты считаешь, если мы выстояли против самого начальника режима, то уж против пьяного старосты барака выстояли бы тем более, верно?

— В общем, да. А почему нет?

— И что, по-твоему, нам надо было предпринять?

— Не знаю. Что-нибудь. Но не позволять ему просто так Вестхофа затаптывать.

— Может, нам надо было вшестером или ввосьмером наброситься на этого Хандке? Так ты считаешь?

— Нет. Бесполезно. Он сильнее нас.

— Что тогда? Может, поговорить с ним? Сказать ему, что надо вести себя благоразумно?