Испытание огнем

Дорога разматывалась передо мной, как старая киноплёнка с затёртыми кадрами. Весенний город шумел за стеклом, но звуки доносились будто из-под воды - глухие, бессмысленные. Я поймал себя на том, что считаю пульсирующий ритм метки: три удара — пауза — снова три. Как азбука Морзе. Как стук в дверь.

Старый дом деда, насколько я помню, с покосившимися ставнями всегда пах не пылью или влажностью, а чем-то другим — горьким, металлическим. В детстве мне казалось, что так пахнет время. Теперь понимал: это запах той самой правды, к которой мы ехали.

Никак вдруг замер, уши напряглись, словно ловил звук за пределами человеческого слуха. Его чёрные глаза отражали дорогу, но видели куда больше — я заметил, как зрачки сузились в вертикальные щели, как у кошки перед прыжком.

—Что видишь? — прошептал я, и тут же пожалел.

Пёс повернул голову, и на секунду мне показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то... не собачье. Что-то древнее и могущественное. Затем он просто лизнул мне пальцы, оставив на коже жгучий след слюны.

«Калина» взревела, набирая скорость. Ветер свистел в щелях, напевая ту же мелодию, что и в детстве - когда дед качал меня на коленях и напевал странные слова на забытом языке. Только сейчас я, кажется, начал приблизительно понимать их смысл.

Его дом был уже близко. Окна квартир высоток светились тусклым жёлтым светом, но фигуры за стёклами двигались слишком резко, слишком угловато. Как марионетки. Или как что-то, пытающееся казаться людьми.

Я перевёл взгляд на собаку. Пёс смотрел вперёд, и его губы дрожали, обнажая клыки. Не страх. Нет. Это было предвкушение.

—Ну что, дружище, — сказал я, выключая двигатель. — Пора узнать, какие сказки дед приберёг для взрослого внука.

Дверь скрипнула, и свежий апрельский воздух наполнил лёгкие. Но это был не холод. Это было обещание. Ответов. Правды. Или ужаса.

Глава 7. Разговор

Я припарковал «Калину» у одной из многоэтажек в Язенево. Да, это не хрущёвка, где я снимаю, а добротное современное здание — не очень новое, но крепкое, с широкими окнами и чистым двором. Никак выпрыгнул из машины и ждал меня. Я щёлкнул кнопкой пульта сигналки и отправился к знакомому подъезду.

Поднялся на третий этаж. Звонить не стал, просто постучал в тёмную и толстую дверь. Над ней, на наличнике был вырезан какой-то узор. Мне вспомнилось, что примерно такие дед сам вырезал на деревянных дощечках раньше, когда был моложе.

Дверь открылась и на пороге появился невысокий, сухощавый, с короткой седой бородой и хитрым взглядом дед Исмагил. На нём был старый свитер с растянутыми рукавами и зелёные потёртые тапки.

— Заходи, Стас, не стой в дверях, — добродушно буркнул он, отступая в сторону.

Я шагнул в квартиру, Никак проскочил вперёд.

Двушка была обставлено не так как в Душино у нас с Еленой — современно, но в тоже время скучно. А здесь пахло травами, деревом и чем-то тёплым, домашним. Полки вдоль стен ломились от старых вещей: загадочные бронзовые статуэтки, потёртые книги с незнакомыми буквами, деревянные шкатулки с резьбой. На подоконнике — пара кривых подсвечников. Или стильных — я в них слабо разбираюсь. Рядом — стеклянный шар, мутный, будто с дымом внутри.

Я никогда не знал, для чего половина этих загадочных штук, но всегда чувствовал — у деда всё с историей.

С самого раннего детства уважал Исмагила. Не только за возраст, но и за умение видеть суть вещей насквозь. Дед мог одним взглядом разобрать человека, как сломанный мотор, и сказать, что с ним не так. Его резкая и прямая точка зрения всегда оказывалась верной. Сколько раз я спорил с ним в юности, и сколько раз потом кусал локти, понимая, что старик был прав.

— Ну, дед, давай рассказывай. — я стряхнул с себя куртку, повесил на крючок у двери.

Исмагил прищурился, махнул рукой на старое, с выцветшей обивкой и продавленной подушкой кресло.

— Садись, внук, не мельтеши перед глазами, — сказал он твёрдым голосом с лёгкой насмешкой. — Куда торопишься? К своим пассажирам? Или в пробках опять постоять хочешь?

Я вздохнул, но послушался, плюхнулся в кресло. Никак улёгся у ног, положив морду на лапы, глаза следили за дедом. Исмагил прошаркал к столу, глянул на пса.

— А где это ты такого красавца взял? — спросил он, кивая на лохматого. — Не было у тебя собак раньше, насколько я помню.

Я пожал плечами, потёр ладонь со шрамом.

— Да вот, случайно прибился пару дней назад, — ответил ему. — Ехал по городу, остановился перекусить, а он там крутился. Грязный был, лохматый, вчера постриг, красоту навёл, теперь вот такой симпатяга. Никак его зову.

Дед хмыкнул, потёр бороду, глаза блеснули, будто он что-то прикидывал в уме.

— Никак, значит, — протянул он. — Интересное имя. Сам придумал или он тебе подсказал?

— Да какое там подсказал, дед, — я хмыкнул. — Просто вышло так. Перебирал имена, он отозвался на Никак.

— Ну-ну, — Исмагил покачал головой, хитро улыбнувшись. — Это как же до такого выбора дошёл? Не утомился перебирать? Дед, судя по всему, решил надо мной посмеяться.— Собаки, они просто так в жизни не появляются. Особенно такие, с умным взглядом. Ты за ним внимательно наблюдай, он много что чует.

— Да уж, похоже, больше моего, — пробурчал я, вспоминая, как Никак тянул сегодня в обход стоянки.

Дед сходил в кухню к газовой плите, взял старый, медный, с небольшой вмятиной на боку чайник, налил чай в две кружки. По комнате поплыл запах мяты, чабреца и чего-то терпкого, почти горького. Потом принёс выпечку — румяные пирожки с картошкой, ещё тёплые, с хрустящей корочкой и сытным ароматом. Поставил всё на стол, пододвинул ко мне.

— Ешь да пей, — сказал он. — Не торопись никуда.

— Не тороплюсь, дед, — я откинулся в кресле. — Как здоровье молодецкое?

— Согласно фактическому пробегу, Стас. Так у вас, водителей, говорят? Лучше ты про свои дела поведай, — дед сел напротив, взял свою кружку, отхлебнул чай, глядя на меня поверх края. — Так и возишь людей взад — назад? С Ленкой не перестал ругаться? И вообще, расскажи старику, что у тебя сейчас в жизни творится.

— Да ничего не творится, —я нахмурился, взял пирожок, повертел в руках и надкусил. — Работаю, живу, как все. С Еленой расстались, точка стоит. Жирная.

— Ну, как все, говоришь, — дед прищурился, поставил кружку на стол. — А я смотрю, ты сам не свой. Глаза бегают, руку трёшь. Что там у тебя на ладони? Опять зудит?

Я замер, спрятал руку под стол. Откусил ещё половину пирожка. Метка чуть кольнула, тепло пробежало по пальцам.

— Да ничего не зудит, — соврал я. — Просто устал.

Исмагил откинулся на стуле, скрестил руки на груди, взгляд стал острым, как лезвие.

— Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-моему, — сказал он. — Ты на пирожки налегай, пей чай, а потом поговорим. Разговор сложный, Стас, не на пять минут.