Испытание огнем

— За кровь, — Исмагил сказал это тихо, но слово упало, как камень в воду.

— Жертвы ему нужны. Люди. Они приводят ему кого-то — бродяг, должников, да хоть случайных прохожих. Он их сжигает, а взамен даёт что-то. Деньги, удачу, силу. Только не всем, а тем, кто ему угодил.

Я замер, в голове всплыли обрывки разговоров на рынке — «опять кто-то пропал», «правоохранители ничего не делают».

— Так вот куда эти люди могут пропадать, — пробормотал я. — Это он их… типа сжигает?

— Да, — дед кивнул, взгляд стал мрачным. — И не просто сжигает. Он их дух забирает. Жизнь. Чем больше жертв, тем сильнее он становится. А поклонники его — «Братство Огня», так они себя называют — только рады. Считают его посланником бога огня.

Я потёр лицо, пытаясь осмыслить.

— Дед, ты откуда это всё знаешь? — спросил у него. — Про ифрита, про всё вот это? И все эти джинны… это кто вообще? Я их раньше только в мультиках видел. С лампами, желаниями и прочим. Это всё правда?

Исмагил откинулся на стуле, посмотрел на стеклянный шар на подоконнике. Потом усмехнулся, покачал головой.

— В мультиках, Стас, тебе показывали пародию. Джинны — это не весёлые толстяки в шароварах. Это сущности. Создания из чистого огня, не такого, как тот, что горит в печке. Это первородный огонь. Они древнее большинства всех знаний, их природа — хаос и воля.

Он замолчал на секунду, будто что-то вспоминал, потом продолжил:

— Джиннов создали задолго до людей. В некоторых преданиях — даже до ангелов. Сначала их было много, и были они свободны. Но не все из них приняли то, как устроен мир. Некоторые стали разрушать, брать силой, подчинять. Их называли ифритами. Самыми гордыми и опасными. Жестокими. А потом…

Дед провёл ладонью по воздуху, будто отсекая.

— Потом пришли те, кто понял, что без баланса всё погибнет. Джинны начали заключать договоры, следить за порядком. И с тех пор часть из них охраняет границы, удерживает других.

— Значит, джинны и ифриты — враги?

— Не совсем. Одни — те, кто обуздал себя. Другие — кто подчинился только себе. Как в любой старой истории: воля против закона, огонь против формы. Но знай, Стас, ифриты — не просто злые. Они могущественные. И коварные. Они умеют ждать. Умеют говорить то, что хочешь услышать. Но за их словами — всегда только пламя. И когда ты услышишь его зов — уже будет поздно.

Я сглотнул. Мир, оказывается, был куда шире, чем казался из салона моей «Калины».

— Откуда узнал? Сначала книги старые читал, те, что от деда моего остались. И чуял. Как ты метку свою чуешь. Потом много знаний получил, как сейчас говорят, оптом. Многое сразу прояснилось. Азар — он не первый раз в мире ходит. Его ловили раньше, запирали. А теперь вот выпустили.

— И что он сам хочет? — Я сжал кулаки. — Зачем он тут?

— Не знаю точно, — дед пожал плечами. — Может, мстит. Судя по тому, что в новостях говорят — город сжечь хочет. А может, ищет что-то, что потерял, когда его заперли. Но одно знаю — он тебя заметил. Или метку твою почуял.

Никак громко зевнул и посмотрел на нас обоих. Я посмотрел на пса, потом на деда. Запах гари, шёпот на стоянке, люди в чёрных куртках — всё хорошо укладывалось в дедовскую теорию, как пазл.

— Это он за мной людей посылал, да? — спросил я. — Тех, в чёрном?

— Может, он, — Исмагил кивнул. — А может и нет. Но ты в теме, Стас. Хочешь этого или нет.

В комнате всё стихло, только чайник на плите шипел еле слышно. Метка колола, Никак внимательно смотрел на меня, будто ждал каких-то действий. А слова деда повисли в воздухе, тяжёлые, как дым после пожара.

— И всё-таки, дед, откуда ты это всё знаешь? — спросил я у деда. Голос слегка сел от напряжения. — Про артефакт, про этого… Азара? Как-то очень туманно всё объяснил. А я догадываться не умею.

Исмагил откинулся на стуле, скрестил руки на груди. Он долго молчал, глядя куда-то в угол, где на полке стояла бронзовая фигурка, кривая, с вырезанными знаками. Потом заговорил и голос его стал глубоким, как эхо из прошлого.

— Долгий рассказ, Стас, — ответил он. — Но точно знаю. Потому что это в нашей крови. Мы не просто какие-то Каримовы. Мы из очень древнего рода. Шаманского. Те, что поклонялись ещё Великому Небу, когда земля была молодой.

Я моргнул и нахмурился.

— Шаманского? — переспросил у старика. — Ты сейчас серьёзно, дед? Это же какая-то сказочная тема!

— Не сказки, — Исмагил прищурился, взгляд стал острым, как нож. — Правда. Наши предки жили там, где степи тянутся до неба. Они говорили с духами, видели будущее в дыму костров. И сила у них была — настоящая. Даже хан Чингиз это знал.

— Чингисхан? — я хмыкнул, но смех застрял в горле. — При чём тут он?

— При том, — дед наклонился ближе, голос стал тише, но твёрже. — Шаманы нашего рода ему помогали. Давали советы, призывали духов ветра и огня. Благодаря им он столько земель забрал — от своих степей до чужих морей. Хан их слушал, уважал. Но потом зазнался. Решил, что сам всё может, что духи ему не указ. Прогневал их. Перестал шаманов слушать, и боги отвернулись от его детей.

Я потёр лоб и нахмурился.

— И что дальше? Как это всё с нами связано?

— А вот как, — Исмагил выпрямился, глаза блеснули. — Когда дети хана пошли дальше, наши предки решили остаться. На захваченных им землях. Скрылись. Ассимилировались, как сейчас говорят. Не хотели больше служить тому, кто духов предал. Своё искусство и знания они спрятали от чужих глаз и от жадных рук. Передавали его тайно, через поколение. До меня дошло. И вот теперь до тебя.

Я замер, слова деда падали, как камни в глубокий колодец.

— До меня? Ты хочешь сказать, я тоже типа шаман какой-то?

— Не какой-то. Я бы даже сказал, совсем никакой, — дед усмехнулся, но без веселья. — Но в тебе кровь наша, Стас. И метка твоя — не просто случайность. Она чует, когда духи близко. Когда опасность рядом. Как сейчас, с Азаром.

Я сжал кулак, посмотрел на ладонь — шрам показался темнее.

— И что мне с этим делать? — спросил я, голос дрожал. — Ты же не просто так всё это рассказываешь?

— Не просто, — Исмагил кивнул. — Знания мои — они твои будут. Позже. Я тебе передам. Как говорить с духами, как держать их в узде. Как с такими, как Азар, справляться. Всегда помни, Стас, — продолжал дед, — не всякая магия одинакова. У джиннов своя природа. У шаманов — своя. Но кровь шамана — это якорь. Её нельзя подделать, заменить или украсть. Только она может открыть те врата, что должны оставаться запертыми. Или... выпустить тех, кого лучше бы не выпускать.

Он замолчал и глянул в окно. — Бывает, что кто-то сбегает. Из тех мест, откуда возвращаться им не положено. И если такой найдёт путь... тогда только твоя кровь сможет его остановить.

Я нахмурился, в голове возник другой вопрос.

— Погоди, а почему мне, а не Роману? — уточнил я. — Он же брат мой, тоже твой внук, твоя кровь. Почему мне?

Дед поморщился, махнул рукой, будто отгоняя невидимую муху. — Роман — пустой человек, — сказал он. — Духи его не примут. Он только о деньгах думает, о рынке своём, о наживе. Нет в нём той искры, что у нас с тобой. Я проверял его, уже давно, ещё когда вы мелкие были. А ты… ты другой.