Истории замка Айюэбао

— Боитесь? — Чуньюй Баоцэ встал. — Боитесь «Лицзинь»? Но что вас пугает?

— Это долгая история. Мы боимся потерять то, что носит имя «Цзитаньцзяо». Она существует уже по меньшей мере семьсот лет! А ещё мы не хотим терять эти хижины, крытые тростником, и эти переулки, мощённые чёрным камнем.

Чуньюй Баоцэ с силой шлёпнул У Шаюаня по колену:

— Ты чертовски прав! Ты озвучил мои мысли, я тоже не хотел бы всё это потерять! Значит, будем действовать заодно, мы должны всё это сохранить. Что скажешь?

У Шаюань легонько покачал головой, глядя в окно.

— Неужели это плохо — и развивать Цзитаньцзяо, и в то же время сохранить «райский уголок»? Почему нам не воспользоваться силой капитала с выгодой для себя? — Чуньюй Баоцэ повысил голос.

— Потому что мы не доверяем корпорации «Лицзинь» и не верим всем этим большим шишкам и мелким сошкам, которые корчат нам устрашающие рожи. Вот, говорю всё начистоту.

Высказавшись, У Шаюань почувствовал облегчение и спокойно поднёс к губам чашку.

Чуньюй Баоцэ что-то замычал в ответ, горло как будто сдавили железной хваткой:

— Вот оно как, значит. Ну, тогда ничего не поделаешь. Тогда действительно нечего обсуждать. Подтяжкин и его люди мелют чушь, не так ли? Думаю, я могу понять тебя, дружище, и, если не возражаешь, почтенный, я осмелюсь задать тебе один вопрос: «Лицзинь» действительно внушает такой страх?

Он уставился на собеседника в упор, положив руки на колени и нахмурив брови.

У Шаюань отлучился в туалет, а по возращении принёс неизвестно откуда взявшиеся персики и протянул один своему визави.

— Раз уж вы об этом спросили, придётся сказать всё как есть. Насколько мне известно, деревни вокруг корпорации «Лицзинь» все до единой боятся вас как огня. Когда вы присоединили пять или шесть деревень одну за другой, многие из жителей просто сбежали, а некоторые семьи оказались вовлечены в процесс. В трёх деревнях, расположенных возле химзавода, год от года повышается заболеваемость, процент онкобольных вырос в несколько раз! Немало людей пропало без вести, и большинство из них — женщины! Самый крупный в округе источник воды загрязнён, в обеих реках пропала рыба, даже трава вся посохла; три года пытались всё исправить, но без толку. Дочерние компании корпорации ещё и игорные дома открыли, туда и иностранцы ходят, попросту говоря, это полулегальный квартал красных фонарей. У вас есть собственное оружие, от полицейских сирен жители деревень вздрагивают! Председатель, я озвучил лишь малую часть списка, да и то боялся, не хотел говорить, однако сегодня не мог смолчать. Я бы хотел, чтобы вы поставили себя на моё место и поразмышляли вот о чём: будь вы приморской деревушкой, которой уже семь веков, вы бы согласились добровольно влиться в такую корпорацию, стать её частью и подчиняться ей?

Чуньюй Баоцэ слушал его стиснув зубы, пока на лбу не запульсировала вена. Он помассировал себе виски, сел поудобнее и устремил холодный взгляд на линзы очков собеседника. Тот, то ли договорив, то ли просто не желая продолжать, снова опустил голову, показывая свои непослушные вихры на макушке. Чтобы унять внутреннюю дрожь, Чуньюй Баоцэ сунул в рот зажатый в руке персик и впился в него зубами.

— Какой сладкий персик. Их здесь выращивают?

— На побережье вода и почва подходящие.

Тщательно пережёвывая персик, Чуньюй Баоцэ быстро расправился с угощением и вытер руки.

— Дружище, ты можешь быть со мной откровенным: прямолинейность — это лучшее качество. Оправдывать «Лицзинь», пользуясь собственным статусом, было бы глупо с моей стороны, но я хочу сказать пару слов. Любое явление нужно рассматривать с двух сторон; ценности, создаваемые корпорацией, и налоговые отчисления с прибыли после завершения проектов — с этим и так всё понятно. «Лицзинь» кардинально изменила облик целого района, создала множество рабочих мест. Когда вершишь великие дела, без применения силы не обойтись, и, конечно, это кого-то беспокоит и раздражает, но без палки осла с места не сдвинешь! С загрязнениями можно справиться; просто этот процесс только начался, и аналогичный путь проходят все индустриальные страны. То, что ты сейчас перечислил, звучит ужасающе, и ты здорово постарался, собрав столько информации, но, прости за откровенность, корпорация, по сути, не отличается от отдельного индивида, и если собрать в кучу чьи-нибудь аморальные поступки и начать их перечислять, то картина получится жуткая, к тому же это всё высосано из пальца! Дорогой мой, почтенный, ты же и сам начальник, ты глава деревни и сам знаешь, с каким трудом вершатся великие дела, какие щекотливые вопросы возникают…

У Шаюань не уступал:

— У людей всего одна жизнь, они могут и не дожить до окончания вашего «процесса». Испорчена вода, отравлен воздух, которыми они живут, весь гонорар уходит в ваши карманы; о какой справедливости тут может идти речь? К слову, о равноценном обмене и о компенсации человеческой жизни: извините и вы меня за откровенность, но, чтобы за всё расплатиться, вам не хватит и целого состояния корпорации, перемноженного в несколько десятков и даже сотен раз!

Чуньюй Баоцэ встал:

— Корпорация вносит свой вклад в государственные дела; да, налоги, которые мы платим, — это тоже вклад, это конкретные деньги!

— Банк ссужает вам астрономические суммы, и это тоже конкретные деньги! Вам легко уладить дела с банком, а с налогами — и того проще! Довольно, господин Чуньюй, не будем влезать во всю эту путаницу со счетами, эти суммы в жизни не подсчитаешь, главное — интуитивно понимать, что к чему.

Уголки губ у Чуньюй Баоцэ задрожали; он уставился на этого тощего очкарика и не сразу нашёлся, что ответить. Одной рукой он схватился за поднимавшуюся и опускавшуюся грудную клетку, а другой потянулся за чашкой, которую передал ему У Шаюань. Принимая из его рук чай, председатель вдруг понял, насколько просчитался; соперник пробудил в нём гнев, и он почувствовал себя рыбёшкой, всплывшей на водную поверхность. Было бы намного лучше, если бы некоторые вещи У Шаюань услышал от большебрюхого… Он пожалел о сказанном, легонько покашлял и поднял голову:

— На чём мы остановились?

— На том, что я потряс красной тряпкой перед быком!

— Ха-ха, а ты остряк, дружище! Ты и не представляешь, какое удовольствие доставляет мне эта беседа. Наконец-то нашёлся тот, кто не боится сказать правду мне в лицо. Что я думаю о «Лицзинь»? Я не глупец. Наверное, я больше всех на свете люблю «Лицзинь» и в то же время ненавижу её. Я и мои компаньоны пролили немало крови и пота, создавая эту корпорацию, а сейчас я не могу с ней ужиться. Я хочу наконец жить собственной жизнью, и ты со временем поймёшь меня. Может, я один из тех, кто в будущем станет твоим близким другом, будет с тобой заодно. Ты прав, по некоторым счетам за всю жизнь не расплатишься, так давай оставим их в покое, поговорим о другом, поговорим о нас самих… — Чуньюй Баоцэ встал.

У Шаюань не сдвинулся с места.

Чуньюй Баоцэ похлопал себя по макушке, охнул и вышел за дверь. Подозвав хозяина, он попросил приготовить для них что-нибудь простенькое, заказал маринованный арахис и солёную рыбу, а к ним — бутылку водки.

4

За выпивкой они разговаривали мало. Вообще-то эту ядрёную местную водку ему пить не хотелось, зато У Шаюань охотно осушил две стопки — губы его лоснились. Чуньюй Баоцэ понял, что на душе у него тяжело и пьёт он, чтобы заглушить тяжёлые думы.

— Те, кто живёт у моря, любят выпить, притом предпочитают алкоголь покрепче, не правда ли? — спросил он.

У Шаюань кивнул:

— Раньше так и было. Сейчас жители побережья не так часто выходят в море и пить стали меньше.

Чуньюй Баоцэ сообразил, что речь идёт о сокращении улова в последние годы. Ему вспомнилось предложение Подтяжкина создать флотилию для рыбного промысла в открытом море, но сейчас он не стал ни о чём говорить.

— Я очень надеюсь, что ты сумеешь выкроить минуту в своей нескончаемой череде неотложных дел и прочтёшь мои неуклюжие сочинения. Там очень много моих сокровенных мыслей, которые мы могли бы потом обсудить.