Истории замка Айюэбао
Шрифт:
Старый Сом глотнул воды и схватил со стола закуску;
— При виде такой прекрасной девицы мы становимся совершенно бессильными, — и он засверкал своими большими рыбьими глазами.
4
— Время от времени Вторая Барышня выходила из дома. Ко всему можно привыкнуть; со временем охотиться за ней перестали, но всё же воздыхателей было предостаточно. Порядочные люди говорили, стиснув зубы; «До чего же холодно, просто невыносимо!», а непорядочные голосили: «И в чём я провинился, уж лучше умереть!» Девушка никогда не винила и не осуждала мужчин из своей деревни; больше всего её притягивало море, и стоило ей услышать запевки рыбаков, как
Лицо Оу Толань озарилось улыбкой. Она одобрительно прошептала:
— Какая любопытная история.
— Слышали такую раньше? — Старый Сом, будто очнувшись ото сна, повернулся к ней.
— Да, но содержание, правда, отличалось. В восточных краях ходит другая легенда, хотя и там и там говорится, что Вторая Барышня была изящной девушкой с побережья… — Она взглянула на У Шаюаня: — Развязка истории очень важна. Давайте дослушаем.
Старый Сом махнул лукой:
— В этой истории нет развязки.
У Шаюань искоса посмотрел на него:
— Как может не быть развязки?
— Да я не об этом, я про то, что история этой девицы до сих пор не закончилась…
— Как это так? — У Шаюань был озадачен.
— А вот так. Потом девица постоянно ходила к морю, мешала тащить сети, и владыка моря решил обратиться к её родителям. Он попросил их как можно скорее подыскать ей жениха и выдать замуж. Узнав, что Вторая Барышня ищет себе мужа, вся деревня лишилась покоя, все пришли в волнение. Но кто бы к ней ни сватался, она лишь качала головой и говорила: «Не пойду!» — это в том смысле, что замуж за них не пойдёт. Мать с отцом уговаривали её: «Где ж это видано, чтобы девица всю жизнь в девках оставалась?» Но она ни в какую не хотела замуж, всё ходила-бродила по берегу одна. Тогда морской владыка и говорит: «Милая девица, как только ты приходишь, из сети вся рыба уплывает!» Дело в том, что рыбаки, как только видели её, размякали — где уж тут было удержать сеть! А девица-то смышлёная, придумала она один способ — чтобы рыбаки тянули сети с помощью верёвки, при этом один конец верёвки привязан к сети, а другой — к поперечной палке, которая будет у них за спинами! Способ оказался до того хорош, что его используют до сих пор, а изобрела его наша Вторая Барышня! И с тех пор она бродила по берегу когда хотела, слушала запевки рыбаков, пока они трудились, а рыбаки вылавливали целые горы рыбы…
Старый Сом замолчал. Оу Толань спросила:
— Это и есть развязка?
— Итак, мужчины впоследствии поняли, что замуж она не собирается, и даже обрадовались. Почему? — Старый Сом развёл руками и сам себе ответил: — Потому что Вторая Барышня общая! Если такая прелестная девушка будет принадлежать кому-то одному, это будет нарушением законов небесных и человеческих! Морской владыка сказал молодым рыбакам: «Прислушайтесь к моим словам! Эта красавица — общая, никто не посмеет к ней прикоснуться, а кто преступит этот запрет, тот пойдёт на корм рыбам!» Вот каким образом Вторая Барышня и поныне остаётся одинокой, свободной женщиной…
У Шаюань хмыкнул:
— А потом?
— Она обессмертилась. — Старый Сом развёл в стороны свои большие ладони.
— Что значит «обессмертилась»? — Оу Толань чуть подалась вперёд.
— То есть стала бессмертной. Вторая Барышня теперь небожительница и покровительница жителей побережья. У неё всё такой же нрав, она искореняет жестокость и оберегает мир, а кто осмелится обидеть наших, на того она с небес насылает заклятье, тут-то ему и конец, — торжественно подытожил Старый Сом.
Чуньюй Баоцэ ощутил, как кожу головы покалывает от ужаса.
У Шаюань кивнул:
— Верно, Вторая Барышня всегда была нашей защитницей и незаметно оберегает нас…
Втянув уголки губ, Старый Сом огляделся вокруг и тихим спокойным голосом сказал:
— Есть люди, которым за последние годы довелось увидеть Вторую Барышню! Она носит всё те же просторные синие штаны; как пронесётся в них над побережьем,
так всю округу застилает густой туман…Оу Толань потянулась:
— Прекрасная история. Она гораздо занимательнее тех, что попадались мне раньше. Я вам очень за неё признательна.
В комнате стало тихо; все молчали. Тогда Чуньюй Баоцэ хлопнул Старого Сома по плечу и напомнил про своё обещание заплатить ему за сегодняшнюю историю. Ещё немного помешкав, Старый Сом пошёл домой. Чуньюй Баоцэ предложил остальным прогуляться по берегу, и они втроём вышли из дома.
Небо было усыпано ярчайшими огнями! Даже свет луны не в силах был затмить блеск звёзд, мириады которых друг за другом вспыхивали в глубинах ночного покрова. Оу Толань подняла голову и взглянула на небо:
— Ни в каком другом месте ночь не сравнится по своей красоте с ночью в Цзитаньцзяо!
— Здесь и впрямь чудесно, — подхватил У Шаюань.
Чуньюй Баоцэ, думавший в этот момент о другом, поддакнул. Их шаги гулко отдавались на булыжной мостовой, спугнув нескольких кошек. Волны ласково накатывали на песчаный берег; капли серебристого света рядами набегали на отмель и потихоньку откатывались назад. Издалека доносилось хлопанье крыльев морских птиц, а ещё дальше раздавался одинокий крик. Утёс гнетущей мрачной глыбой нависал над морем.
Все трое молчали. У Шаюань поднял с земли голыш и, изогнувшись, запулил его в море, наблюдая, как он скачет в лунных лучах по водной поверхности, поднимая вокруг себя брызги. Чуньюй Баоцэ, всё ещё под глубоким впечатлением от услышанной истории, сказал:
— Раз мы гуляем ночью, быть может, встретим Вторую Барышню.
Оу Толань кивнула:
— Возможно.
— Как жаль, что она до сих пор одна… — не без сожаления вздохнул У Шаюань.
Чуньюй Баоцэ откликнулся:
— По-моему, это справедливо. Истинная красота должна принадлежать всем.
5
В заплечной сумке у Чуньюй Баоцэ лежал томик стихов, и всякий раз, листая его, он погружался в мир грёз. Он верил в то, что поэзия — самый волшебный и загадочный жанр литературы, который, однако, легко может наскучить. Эти фразы — то ли искренние, то ли фальшивые — для беспомощного, растерянного влюблённого звучат лицемерно. То ли говорят о чём-то, то ли нет, одному небу известно. Язык — от лукавого, от доброго беса, который всегда проникает глубоко в душу. Он много раз порывался написать нечто подобное, но в конце концов оставил эти попытки. Он стал искать причину и пришёл к выводу, что она кроется в детстве, а именно — в том, что, когда Ли Инь был рядом, он не научил его писать стихи. Какая жалость! Видите ли, бывают в жизни такие вещи, которые невозможно выразить иначе как в стихах. И это не только любовь, но также и смертельное горе, которое сковывает вам уста, и вы боретесь, напрягаете все свои силы и наконец яростно изливаете всю свою печаль, все накопленные слёзы. Пожалуй, это и есть первопричина появления стихов: отсюда они берут начало, струятся, текут, аккуратно огибая камни, извилистым ручьём мчатся вперёд, пока не достигнут другого сердца: люблю тебя, и это абсолютная истина.
Спозаранку он уже успел изорвать в клочья два листа бумаги, а стихи всё не выходили. «У меня же всё в жизни всегда получается: я и писатель, и публицист, и предприниматель, и успешно скрывающийся преступник, и стратег, — за что бы ни взялся, у меня всё получается, но поэтом мне никак не стать!» — он отбросил в сторону книгу и бумагу с ручкой.
Встал он рано и подсчитал, что поспал всего четыре часа. Старый Сом принёс яичницу и кофе, приготовленные по просьбе постояльца. Когда он оставил завтрак и собрался уйти, Чуньюй Баоцэ удержал его и спросил:
— Давно хотел спросить: а где ваша жена?
Старый Сом, остолбенев, ответил:
— Она давно умерла, так что я сейчас один. Хотя нет, — он потеребил себя за ухо, — есть у меня одна приятка, я частенько её навещаю.
Чуньюй Баоцэ спросил, что значит «приятка».
— А, ну то есть любовница. Только не говорите никому. Это, хм-м, у вас-то, начальник, тоже небось приятка есть?
Чуньюй Баоцэ разразился хохотом и смеялся до слёз, а затем с силой шлёпнул собеседника по плечу: