История дьявола

Возможно, Моммзен, также как и большинство его современников, завороженный моделью римского общества, слишком идеализировал жителей Италии или же разделял ошибочное мнение британцев, отождествлявших римлян с горожанами викторианской эпохи. Жители Вечного города были такими же людьми, как и все другие, способными как на великие дела, так и на самые жестокие и низкие поступки. И несмотря на то, что Моммзен увенчал их лаврами, из нашей памяти не сотрется воспоминание о жестоком убийстве Цицерона, или же мы не забудем, как злобная Фульвия, вдова народного трибуна Клодия Пульхра, а впоследствии жена триумвира Антония, при всем честном народе пронзила шпилькой для волос язык оратора [387] , которому отрубили голову. С зарождения Республики (о монархии нам известно мало, разве только то, что последний царь, Тарквиний Гордый жестоко обращался с народом и патрициями) до момента падения империи Рим оставался городом, поражавшим воображение неслыханной утонченной роскошью, где правили бал безнравственность и насилие, где, как в огромном котле, до краев наполненном интригами, кипели страсти. Однако не следует забывать о том, что это был город высочайшей культуры. Та едкая ирония, с которой обрушивались на своих современников такие поэты и писатели, как Ювенал [388] и Петроний [389] , доказывает, что римляне не скучали.

387

Jerome Carcopino. La Vie quotidienne a Rome a l’apogee de l’Empire. Hachette, 1939.

388

Ювенал Децим Юний (60—127 г.), написал 16 сатир, в которых обличал раболепство придворных, бесстыдство, роскошь богачей. — Прим. переводчика.

389

Петроний Арбитр написал «Сатирикон», «Пир Тримальхиона». — Прим. переводчика.

И отнюдь не случайно правители многих стран на протяжении веков, независимо от того, практиковался у них политеизм или нет, строили общество по образцу и подобию римской модели. В самом деле, Рим остался самым совершенным государством-нацией, тогда как Греция пыталась создать значительно упрощенную модель города-нации. Рим особенно преуспел в экспансионистских, по сути дела колонизаторских, стремлениях, носивших, тем не менее, просветительский характер. Поглотив город, он расширил его границы. Так появился Раx romana, но никак не Pax graeca.

На этом можно было бы поставить точку. У римлян никогда не было дьявола, и можно лишь назвать несколько второстепенных демонов, как, например, лемуры, прятавшиеся в темных уголках жилищ. Однако нам бы хотелось, чтобы читатель получил представление о том, что римляне думали о загробном мире, ибо в дошедших до нас источниках нет определенных установок на сей счет, а также узнал, что подразумевалось под понятием «Зло». Уместно будет заметить, что римская религия, начиная с эпохи империи, противоречила здравому смыслу, ибо была насквозь пропитана манихейской [390] чертовщиной и экзистенциалистскими бреднями. С таким же упорством, как плющ обвивает поседевшие от времени камни античных храмов, так и мыслители прошлого пытались домыслить римскую религию, приписывая жителям Вечного города душевные муки и страхи предвестников иудеохристианства.

390

По имени основателя религиозного учения Мани (216— 273 гг.), считавшего себя пророком и создателем мировой религии, подобно Будде, Зороастру или Христу. — Прим. переводчика.

За примером далеко ходить не надо. В начале нашего века многие историки [391] , разочаровавшись в религии, которую они назвали «безжизненной», изо всех сил старались доказать, что она была ненастоящей и не следовало строить иллюзий относительно древних текстов и надписей. Со временем подобную позицию назвали «ревизионистской», по поводу чего, как мне кажется, не стоит пускаться в долгие и утомительные рассуждения, ибо мы можем вспомнить о некоторых сомнительных теориях, выдвинутых по поводу так называемой «тайны Великой пирамиды» [392] .

391

Ученые Warde Fowler, Cyril Bailey, Friedrich Pfister, H. Wagenwoort, цитируемые Боянсе и, по его мнению, показавшие, что не хватает этой теории, над которой трудились ученые, подобные Моммзену, на протяжении всего XIX века. Я бы упомянул еще и Арнольда Тоинбе (Arnold Toynbee), для которого вся предшествующая история человечества подготавливала появление христианства.

392

Гробница древнеегипетских царей (2700—1800 гг. до н.э.). — Прим. переводчика.

Внося свою лепту в изучение «дохристианского» Рима, Дюмезиль утверждал, что римлянам не были чужды религиозные чувства, однако со временем они притупились [393] , но он не удосужился уточнить, что подразумевалось под «религиозными чувствами», и не пояснил, почему римляне утратили веру. Еще в 1939 году Каркопино говорил об уменьшении интереса к религии во времена империи: «На первый взгляд, римский пантеон продолжал существовать. По-прежнему соблюдались обычаи предков, справлялись обряды и церемонии, как и полагалось испокон веков по определенным дням, указанным понтификами, согласно их священному календарю. Однако умонастроения людей изменились, и если религия пока еще не испытывала нужды в служителях культа, то от нее уже начали отворачиваться верующие. Своими безликими богами и незатейливыми мифами, походившими на примитивные сказания, в которых описывались латинские ландшафты и пересказывались подвиги греческих богов с прославленного Олимпа, а также своей приземленностью и холодной расчетливостью римская религия перестала отвечать высоким духовным запросам верующих».

393

«Jupiter et son entourage» в книге Дюмезиля (Dumezil) Les Dieux souverains des Indo-Europeens. Gallimard, 1977.

Упорное желание мыслителей прошлого, разочарованных религией империи, приписать римлянам зачатки христианской веры, вызывает недоумение. Что же тогда говорить о китайцах, японцах, индусах, египтянах, африканцах, племени майя, ацтеках, о которых доподлинно известно, что им было чуждо понимание «веры» в христианском смысле этого слова? Римская религия не изменилась со времен Республики. Тогда как объяснить тот факт, что народ, по утверждению Каркопино, отвернулся от нее? И как же она смогла в таком случае просуществовать целых двенадцать столетий?

Удивительно, что в своем обличительном пафосе Каркопино не нашел более убедительных доводов, чтобы доказать обратное; в римской религии не было чертей, кроме таинственных духов, которых пытались ей навязать историки. И именно отсутствие единого Бога и, следовательно, единого дьявола ставится в упрек религии Вечного города.

Однако римляне отнюдь не пренебрегали религиозной практикой! Весь парадокс заключается в том, что этот факт признает и сам Каркопино. «...Народ с все возрастающим рвением принимал участие в религиозных праздниках, щедро оплачиваемых из государственной казны... Среди празднеств, привлекавших наибольшее число простолюдинов, были такие, которым отдавалось наибольшее предпочтение, ибо они были веселыми, шумными и самыми доступными», — писал Каркопино, цитируя Марка Аврелия [394] . В словах императора проскальзывает пренебрежение, с каким он относился к народу; однако Марк Аврелий вовсе не собирался оспаривать законное право на веселье «простолюдинов», как он презрительно назвал народ. Что же касается «щедрого» финансирования религиозных праздников из государственной казны, то здесь нет ничего удивительного, так как для нас не секрет, что религия способствовала укреплению государства.

394

Марк Аврелий Антонин (121—180 гг.), римский император, написал трактат «Наедине с собой». — Прим. переводчика.

Как мне кажется, следует навсегда отказаться от расхожего мнения о том, что римская религия была пустой оболочкой общества, с самого начала обреченной на гибель.

По правде говоря, современные историки, которые стремятся во что бы то ни стало отыскать в римской религии ничем не подтвержденные следы мистицизма, идут по пути, проторенному еще в глубокой древности. Ибо уже давно делались попытки доказать, невзирая на очевидные противоречия, что, с одной стороны, «религиозные чувства» римлян не были удовлетворены, а с другой — жители Вечного города ощущали, что им не хватает веры в богов. Об этом свидетельствует история «ненареченного Бога».

Когда в 181 году на Яникуле, одном из семи римских холмов, была открыта гробница, надпись на которой гласила, что в ней покоятся останки Нумы Помпилия, второго царя Древнего Рима, в ней находились, по некоторым сведениям, загадочные рукописи, которые сенат во главе с претором города Квинтом Петилием распорядился поскорее предать огню. Так, никогда и никем не увиденные и не прочитанные рукописи, похоже, действительно существовали, так как о них упоминает Плутарх в жизнеописании Нумы [395] . Историки вначале предположили, что римский сенат избавился от книг, содержание которых противоречило первобытной религии [396] . Позднее было высказано мнение, что рукописи были написаны пифагорейцами, которым покровительствовал Нума [397] . Остается узнать, не было ли это делом рук мошенников высокого класса.

395

Plutarque. Vies des hommes illustres. La Pleiade, Gallimard, 1955.

396

Этот тезис был предложен Пьером Боянсе в главе «Fulvius Noblior et le Dieu ineffable» книги «Etudes sur la religion romaine», опубликованной издательством Ecole francaise de Rome в 1972 году.

397

Там же.

С точки зрения хронологии, подобная гипотеза выглядит по меньшей мере абсурдно, ибо Рим был основан в середине VIII века до н.э. Ромулом. Его преемник Нума никак не мог царствовать в конце VIII или в начале VII веков. Как полагают историки, он правил Древним Римом в период между 715 и 672 гг. до н.э., в то время как Пифагор основал свою школу в Кротоне, дорийской колонии в южной Италии, в 530 году до н.э. Разница в пару сотен лет делает бессмысленными всякие споры. Однако ученые постарались не заметить расхождения в датах, ибо горели желанием вдохнуть мистическую душу в римскую религию, что и сделал в свое время, по всей видимости, рационалистически настроенный римский сенат.

Более подробно эта гипотеза была рассмотрена в наши дни историком Армандом Делаттом, который привел веские доводы в пользу того, что легендарные рукописи были созданы Фульвием Нобилиором [398] , жившим во II веке до н.э. Он полагал, что Нума мог быть причислен к пифагорейцам только на том основании, что древний царь хорошо разбирался в небесных светилах. В самом деле, Нума изучал звезды и именно ему принадлежит заслуга в разделении римского года на двенадцать месяцев. Однако он не считался хорошим астрономом, если судить по высказываниям Плутарха [399] . Короче говоря, Фульвий и его сотоварищ Энний Квинт разработали на основании ошибочно истолкованных ими древних текстов, таких, как «Пифагор» Овидия, — повествование, посвященное «ненареченному богу» [400] , — традиционную историю Рима в форме греческого эпоса, в которой действует придуманное ими божество «Геркулес Мусагет», то есть покровительствовавший музам Геркулес. Неудивительно, что сенат распорядился предать огню подобные творения. Несомненно, пифагорейская школа оказала влияние на многих римских мыслителей. Однако утверждать, что Нума почитал «ненареченного бога», как предтечу гностического Всевышнего, а сенат задушил в зародыше нарождавшийся римский монотеизм, было бы с нашей стороны слишком опрометчиво.

398

Armand Delatte. Les Doctrines pythagoriciennes des Livres de Numa. Bulletin de l’Academie royale de Belgique, Bruxelles, 1936.

399

Плутарх в самом деле говорил, что Нума «увлекался изучением звезд без какой бы то ни было системы и лишь исправил грубые ошибки, содержавшиеся в календаре Ромула, разбитого на десять месяцев». «Vies de Numa», XVIII. Plutarque. Vies des hommes illustres. La Pleiade, Gallimard, 1955.

400

Это совсем не так просто, как кажется на первый взгляд, и я рекомендую читателям обратиться к работам Боянсе. В них дается четкий анализ, подкрепленный большой эрудицией автора.