История дьявола

Теперь можно понять, почему Дионис, выйдя из себя, указал на Орфея безумным вакханкам. Такой вариант мифа об Орфее, по всей вероятности, появился значительно позднее возникновения орфики и отражает неприязнь греков к легендарному певцу. Откуда же пришел Орфей? На это мы не нашли ответа. Археология — это своего рода неоконченная книга, а великое переселение индоевропейских народов во II и I тысячелетиях весьма слабо изучено. Целомудренный и суровый фракийский бог был вегетарианцем и не походил ни на своего соотечественника Диониса, ни на другого бога. Он не скиф, не фригиец, а по своему характеру больше напоминает перса. Если Орфей пришел из Ирана, то это произошло во времена великих переселений народов из Центральной Азии, Ближнего и Среднего Востока в XV и VIII веках до н.э. Возможно, однажды ученые найдут в Иране или Афганистане изображение бога с лирой в руках, и тогда можно будет с уверенностью сказать: он родился тогда-то и там-то. До той поры мы можем только согласиться с теми исследователями, которые утверждают, что он едва не поднял на Олимп дьявола и не выпустил это чудовище с фальшивым ликом на Гиметт [352] . Такая близкая индоевропейцам и восточным народам, падкая до мифов Греция ловко увернулась от чужака-иностранца.

352

Равнина, покрытая в древности лесом и знаменитая каменоломнями мрамора. — Прим. переводчика.

Остается только обратить внимание читателя на то, что эллинская демократия удерживала дьявола за пределами своих границ. Ибо поверженный ангел — всего лишь стратегическая уловка тоталитарной власти. Никогда греческое духовенство не присвоило бы себе права безапелляционно судить о том, что есть Добро и Зло. Никогда греки не забывали, что придумали себе богов по образу и подобию своему, а значит, никогда не были рабами.

Слишком явный парадокс, чтобы обойти молчанием: цивилизация, придумавшая трагедию, рассказ о рабстве, одержала победу в драме, поведавшей о борьбе с судьбой.

9 РИМ, ИЛИ ИЗГНАНИЕ ДЬЯВОЛА

О влиянии Древнего Рима на все последующие поколения. Об истоках римской религии. О тщетных попытках историков доказать, что с самого начала у римской религии, подготовившей появление христианства, не было будущего. О лживых измышлениях некоторых ученых. О глубокой религиозности римлян. О злых духах в обличье мелких божеств. О том, что подразумевали римляне под словом religio. О запрете индивидуального общения с богами, как давно утерянном ключе к пониманию религии древних римлян или superstitio. О том, как этот запрет сказался на гражданских чувствах римлян, на их понимании свободы и достоинства и на отношении к дьяволу. Отсутствие дьявола, как урок империи, ставшей для потомков истинной моделью демократии.

Как это ни парадоксально, но могущественный Древний Рим, оставивший неизгладимый след в истории человечества, где общественная жизнь впервые начала регламентироваться законами, не воспользовался выпавшим ему историческим шансом. На протяжении многих веков, особенно начиная с эпохи Возрождения, лишь немногие из политиков и идеологов строили свою жизнь, не оглядываясь на Римскую империю, хотя имели о ней, впрочем, самое поверхностное представление, в то время как другие, начиная с Людовика XIV и Наполеона и кончая Муссолини и Гитлером, не считая множества возомнивших себя основателями Нового Рима мелких тиранов, подражали римским властелинам. Взять, например, хотя бы Версаль, всего-навсего похожий на гигантских размеров римский загородный дом, или правительственные здания, построенные в Германии во времена Вильгельма, или Капитолий и Белый Дом в Вашингтоне, ставшие вульгарными копиями величественных римских сооружений. И даже старушка Англия, вспомнив, что в далеком детстве она получила «римское воспитание», скопировала классический римский фронтон и поместила его на радиатор своего знаменитого автомобиля. В христианском прошлом византийские императоры по-прежнему присваивали себе титул «августейших», закрывая глаза на то обстоятельство, что римляне отвергали монотеизм и индивидуальную практику религиозных обрядов. Римское общество состояло преимущественно из торговцев, решавших спорные вопросы в основном политическими средствами. Долгое время ученые выражали недоумение по поводу того, что у Рима как будто бы не было, что называется, «души», ни фашистской, ни нацистской, ни тем более христианской. И что же? Ее срочно выдумали. В самом деле, Рим не признавал ни единого и всемогущего Бога, ни черта, то есть преисподней. Так как же римлянам удалось обходиться без дьявола?

В спорах о происхождении римской религии [353] сломано немало копий. И в наши дни вы не найдете исследователя, который бы не стремился доказать правоту своего мнения. Большинство ученых склонно считать, что религия жителей Вечного города была как бы вовсе не римской. С момента основания Ромулом она только и делала, что подготавливала возникновение христианства. Видные историки отказываются верить, что римляне могли почитать «столь приземленных богов и богинь эпохи расцвета греко-римской культуры, которые только и делали, что возлежали на ложе, словно участвуя в пирушке, как простые смертные» [354] . Такой где-то на грани гротеска ревизионизм продиктован заветным желанием «создать культ» Древнего Рима, остававшегося моделью государственного устройства вначале для Британской империи, а затем, вплоть до середины XX века, для всех поборников идеи монархического государства. Историю Древнего Рима следовало бы изучать в школах, но тогда как объяснить учащимся политеизм римлян, если им уже давно набили оскомину слова о том, что многобожие — удел варваров, язычников и прочих отсталых и слаборазвитых народов? В наши дни ученые превозносят Светония [355] и Тацита [356] , оставивших нам целую галерею портретов коварных, порочных и кровожадных глупцов, которые, слава Богу, не были выразителями духа «настоящего» Рима — родины Вергилия, Цицерона и Марка Аврелия, и не пожалевших нелестных слов, когда давали характеристики императорам, преследовавшим христиан. Пришлось дожидаться конца нашего века, чтобы понять, что Тацит, например, проявил неоправданную недоброжелательность, а Нерон, вопреки измышлениям романистов, вовсе не был виновником поджога Рима, находясь в пятидесяти километрах от города, а на пепелище Вечного города перебирал струны лиры совсем другой человек. Более того, Нерон был весьма удручен пожаром, спалившим, помимо всего прочего, лучший дворец. И, в довершение всего, представленный Сенекой [357] эдаким «истеричным лицедеем», едва ли не приспешником Сатаны, хотя Нерон, поощряя поэзию и изящные искусства, распорядился отстроить заново библиотеку храма Святого Августина [358] . Со временем люди узнали о других весьма существенных поправках к характеристике, данной Сенекой своему воспитаннику.

353

О которых повествуется на первых страницах замечательной работы Пьера Боянсе (Pierre Воуаnсe) «Etudes sur la religion romaine», опубликованной издательством Eсоlе francaise de Rome в 1972 году. Ученые всегда суровы к тем, кто не разделяет их взгляды или же недостаточно почтительно отзывается об их работах.

354

Эти слова принадлежат британскому историку начала нашего века Варду Фоулеру (W. Warde Fowler).

355

Эти слова принадлежат британскому историку начала нашего века Варду Фоулеру (W. Warde Fowler).

356

Публий Корнелий (55—120 гг.) — римский историк, написавший «Историю» и «Анналы». Анналами назывались деревянные доски, выставляемые ежегодно перед резиденцией верховного жреца, на которых записывались важнейшие события, и представлявшие своего рода историческую хронику. — Прим. переводчика.

357

Сенека Луций Анней Младший — воспитатель Нерона и римский писатель (4 г. до н.э. — 65 г. н.э.), сочинивший трагедии «Эдип», «Медея» и др.

358

«В противовес утверждениям историков, пользующихся избитыми доказательствами, избитыми штампами, которые взяты из исторических романов и кино, личность Нерона не столь проста. Он вовсе не презренное чудовище, которое только и заслуживает того, чтобы жариться в аду; на самом деле его весьма почитали в народе. История оставила нам образ истеричного венценосного комедианта, и никто даже не сделал попытки понять ни причин такого поведения flamenco, ни учесть тот факт, что он обладал даром предвидения и находил поддержку в сенате». Lucien Jerphagnon. Vivre et philosopher sous les Cesars, Edouard Privat, Toulouse, 1980.

Короче говоря, историки всячески старались приписать римским божествам мистическую потустороннюю сущность, удивительно похожую на иудейско-христианскую идею, которую они выражали одним термином, тапа, заимствованным в XX веке у этнографов Меланезии и означавшим сверхъестественную тайную силу [359] .

Никто открыто не выражал своего несогласия с тем по меньшей мере странным обстоятельством (если не сказать нелепым), что римская религия обозначалась словом, нет, хуже, характеризовалась понятием, которое было в обиходе у приверженцев противоположного вероисповедания, живших в краях, куда никогда не ступала нога римлянина. Более того, определять сущность явления словом, которого нет в родном языке, это все равно что объяснять буддизм с помощью термина, которым в церковном учении выражают способ пребывания Тела и Крови Иисуса Христа в таинстве причащения [360] . Оставим пока слово тапа и обратимся к другому, питеп, которое по крайней мере имеет римское происхождение. Вергилий [361] приводит его в «Энеиде», и. хотя существуют разные точки зрения, я беру на себя смелость утверждать, что оно означает «божественное присутствие». Как можно догадаться, эта гипотеза имеет право на жизнь: даже первобытные люди верили в сверхъестественные силы. Известно, что древние римляне, отличаясь большим практицизмом, наделили своих богов функциональными именами, то есть назвали в соответствии с тем или иным видом человеческой деятельности, которым они покровительствовали: так, бог озимой вспашки назывался Вервактором, а весенней — Репаратором, бога боронования звали Импорцитором, в то время как бога посевной — Инситором, и так далее. Да простят мне римские боги за дерзость: жертвоприношения, которыми задабривали своих божеств во время жатвы римляне, напоминали дары природы, которыми вначале нашего столетия землевладельцы расплачивались с сезонными рабочими (точно так же, как в наши дни платят членам добровольческих студенческих отрядов, отправляющимся из городов на сбор винограда).

359

H. Wagenwoort. Roman Dynamism — Studies in Ancient Roman Thought. Language and Custom, Blackwell, Oxford, 1947.

360

В православной символической литературе пресуществование подробно сформулировано в «Послании восточных патриархов о православной вере» в 1672 году, в котором церковь видит всемогущество Божие, подобное сотворению Богом мира из ничего. — Прим. переводчика.

361

Публий Вергилий Марон (70—19 гг. до н.э.) — римский поэт. — Прим. переводчика.

Должен заметить, что дьявола в Риме искали и до меня. Однако не нашли. Причина проста: когда у римлян что-то не ладилось и все шло вкривь и вкось, они не винили злого духа, а возлагали ответственность на одного из богов, по имени Обаратор или Оккатор, решившего отомстить за совершенный проступок.

От какой народности римляне унаследовали богов прикладных ремесел? Когда и какими племенами была заселена Италия? И во что они верили? Итак, освоение Италии пришлыми народами началось значительно раньше основания Рима, жителей которого называют италийцами I тысячелетия до н.э.: именно с той поры потомки древних римлян разделялись на тех, кто хоронил умерших в могилах, и тех, кто использовал для захоронения праха урны. К первой группе относятся так называемые пастушеские адриатические, апулийские [362] и другие племена, ко второй же — Golasecca, atestine и latiale. Нам мало что известно, каким богам они поклонялись. Заметим только, что племена различались по отношению к покойникам [363] .

362

Апулия — область на юго-востоке Италии. — Прим. переводчика.

363

Целью нашего исследования не является анализ культурного и этнологического различия, существующего между погребением и кремацией. Для сведения читателя могу сообщить, что обряд погребения был рассчитан на то, чтобы «отторгнуть» умершего, в то время как приверженцы кремации старались победить страх, который им внушал покойник, подвергая его тело очистительному огню.

Мы знаем, что после захвата Трои греками Эней [364] отправился в низовье Тибра. После того как он похоронил в Сицилии отца, буря прибила путешественника к берегам Карфагена, где в него влюбилась царица Дидона. Верный принятому решению, троянец продолжил путь, а царица, не вынеся разлуки с любимым, покончила с собой. Когда же Эней прибыл в Лаций, он познакомился с царем Латином (вот откуда происходит слово «латинский») и попросил руки его дочери, именем которой был назван основанный Энеем город Лавиний после того, как он одержал победу над женихом своей будущей невесты Турном, а затем сочетался браком с дочерью царя и унаследовал трон. Таким образом, еще в XIII веке до н.э. на территории Италии существовала по меньшей мере одна цивилизация, так как именно к этому времени Геродот относит появление Энея. У жителей Лации была своя религия, и именно от нее римляне унаследовали отчасти вышеперечисленных богов. Слово «отчасти» выбрано неслучайно, ибо другие италийские племена, сабины, от которых ведут свой род самниты, заложили первый камень в фундамент Рима и также принесли своих богов на алтарь римской церкви.

364

Эней — сын троянца Анхиса и Афродиты, который покинул горящий город и поехал, повинуясь предсказанию оракула, в Италию. — Прим. переводчика.

По своему происхождению латины и сабины были, по всей вероятности, индоевропейцами, ибо большинство языков древних народов, населявших Италию, на которых говорили оски, фалиски, венеты, включая восточно-италийский диалект, кельтский язык племен, обитавших в долине реки По, в Ломбардии, Пьемонте, Лигурии и частично в Эмилии, а также мессапийский язык, распространенный в Апулии, греческий язык народов прибрежных районов на самом каблучке итальянского «сапога» и в Сицилии, принадлежало к индоевропейской языковой группе [365] .

365

T. Cornell et J. Matthews. Atlas du monde remain. Editions du Fanal, Amsterdam, 1986.

Возможно, вероисповедание латинов и сабинов также имело индоевропейское происхождение, по крайней мере в то время, когда в Италию прибыл Эней. Другими словами, оно было политеистическим. У вышеназванных народов за каждой природной стихией, сферой человеческой деятельности и чувством: солнцем, небом, звездами, плодородием почвы, сбором урожая, военным делом, искусством, торговлей, любовью и т.д. — стоял конкретный бог. Вероятно, влияние индо-иранского пантеона несколько преувеличено, но я умышленно не останавливаюсь на этом вопросе [366] . Как и большинство других вероисповеданий, римская религия, берущая начало от италийской веры и впитавшая в себя местные культы, превозносила небожителей, среди которых особое место занимал Юпитер. Вначале ему воздавали почести как громовержцу (позднее он наказывал людей за невыполнение данного ими слова), а затем как царящему над миром властелину, который не слишком часто снисходил до мирских дел. Позднее к его пантеону присоединились другие боги: Марс, Квирин [367] , Церера, Геркулес, Бахус, Венера...

366

«Использование этимологии, а также основанный на натуралистической гипотезе анализ мифов... не привели к каким-либо положительным результатам», — писал П. Боянсе (Р. Воуаnсe), цитируя предшественников и оппонентов Жоржа Дюмезиля. Однако Дюмезиль так и не смог найти письменные доказательства индоевропейского происхождения. «Первые выводы Жоржа Дюмезиля, изложенные в трудах Festin d’immortalite (1924) и Probleme des centaures (1927), не убеждают», — добавляет в заключение Боянсе. При всем своем уважении к такому известному ученому, как Дюмезиль, некоторые из его умозаключений, касающихся римской мифологии, изложенные, например, в статье «Jupiter et son entourage» в книге Les Dieux souverains des Indo-Europeens, Gallimard, 1977, вызывают некоторое сомнение. Я бы считал рискованным отождествлять такие персонажи римской мифологии, как Ромул и Нума, с индоевропейскими богами Варуной и Митрой. Приверженность к структурализму порой вынуждает самых известных историков пренебрегать такими основополагающими факторами, как время и место. Прошел не один год, пока индоевропейцы обосновались на Апеннинах, да и сама Италия вовсе не напоминает Иран или Индию. С течением времени и в результате перемены мест боги меняются, но и Сатана сменил свою роль за период написания священных книг. Легенда о Ромуле основывалась на более реальном персонаже, чем Варуна; а Нума Помпилий, второй древнеримский царь, вовсе не был вымышленным героем, согласно источникам, которыми мы располагаем, несмотря на то что его имя окутано легендами: сабин по происхождению, женившийся на дочери Тита Тация, занявшего престол после года междуцарствия, учредил жреческие коллегии Юпитера, Марса и Квирина. Гробница Нумы Помпилия, найденная в 181 году на Яникуле, одном из семи холмов, подтвердила, что он не был вымышленным героем. Теперь совершенно ясно, что Дюмезиль не выдвигал концепцию единства индоевропейских народов, что ему пытаются приписать некоторые ученые; он предложил лишь рабочий вариант гипотезы, позволившей сделать некоторые весьма плодотворные обобщения.

367

Не желая пускаться в долгие рассуждения, я хотел бы привести гипотезу Дюмезиля, согласно которой троица Юпитер— Марс—Квирин воспроизводит индоевропейскую триаду: жрец—воин—хлебопашец. Начать следовало бы с того, что триада богов ни в какие времена не почиталась так, как у римлян. Более того, Квирин (покровитель римской мощи) попал в компанию латинов Юпитера и Марса потому, что был богом племени сабинов, с которыми римляне поддерживали самые тесные связи (откуда идет заблуждение о том, что Квирин и Нума одно и то же лицо). Впрочем, что характерно, бог сабинов обитал на холме Квиринал (Manfred Lurker. Lexikon der Gotter und Damonen. Alfred Kramer Verlag, Stuttgart, 1984). По мнению Боянсе, он играл неоднозначную роль, если не сказать, малопонятную: он никак не мог быть покровителем хлебопашцев, будучи вторым богом войны, отличавшимся от Марса более миролюбивым характером, что стало причиной его исчезновения, а его отождествление с Ромулом было таким же заблуждением, как в случае с Нумой. Наконец, три главных божества римского пантеона: Юпитер, его жена Юнона и их дочь Минерва нисколько не напоминают триаду индоевропейцев.

Так случилось, что Италии присуща одна характерная особенность, которая не позволяет, вопреки существующей традиции, отождествлять ее жителей с другими средиземноморскими народами, в том числе греками и далекими индоевропейцами. В самом деле, во времена основания Рима в 753—749 гг. до н.э. легендарными Ромулом и Ремом, которые, согласно греческой легенде [368] , были потомками Энея, в этих краях обитали этрусские племена, также принявшие участие в закладке Рима. Они не были, на первый взгляд, похожи на индоевропейцев. Я сказал «на первый взгляд», ибо раньше считалось, что этруски не входили в число индоевропейских народов; по крайней мере это утверждение было справедливым по отношению к их языку.

368

Первые исторические записи восходят ко II веку до н.э. Согласно греческой легенде, Ромул и Рем были потомками альбанских царей, чью династию основал Эней, когда в XII веке до н.э. прибыл в Лаций и основал город Лавиний. «Альбанскими» цари стали называться после того, как Асканий, сын Энея и Креусы, основал город Альба Лонга. Археологи частично подтверждают эту гипотезу, ибо остатки наиболее древних поселений были найдены в Лавинии и на Альбанской горе. Cornell et Matthews. Atlas du monde remain. Editions du Fanal, Amsterdam, 1986.